Игорь Недозор - Гарнизон
Ладно. Одно хорошо, что рана не меньше чем суточной давности. Значит, кто бы ни был хозяин когтей, он вряд ли бродит где-то поблизости.
Спустя короткое время рваная рана была промыта водой и замотана сделанной на скорую руку повязкой из собственной нижней рубахи чужака, наложенной поверх кашицы из пережеванной охотницей луковицы горной черемши. Конечно, жаль, что у нее не оказалось живительной пихтовой смолы или что ей в этом походе не попадалось мумие. Но уж что есть, то есть.
И лишь потом девушка занялась вещами гостя.
И вот тут, хорошенько их рассмотрев, оказалась в полной растерянности.
Что чужак не прост, она поняла уже по странной одежде с непонятно ровными стежками из неведомой ткани и с какими-то мешочками и латками, пришитыми столь же отменно аккуратно. И хотя одежда была неновой и не раз чиненной, чувствовалась в ней какая-то особенная добротность.
Точно таким же был и тощий (чудно, с таким запасом воины в поход не ходят) мешок с необычным креплением лямок на необычных застежках. Не без труда с ними справившись, Кири обнаружила внутри связку полос вяленого мяса, какие-то сухари, странный медный кувшинчик с узким горлышком, заткнутый пробкой из коры — в нем оказалась на удивление чистая мелкая соль — господская (такой к ним и не возят, она и видела ее раз — ею приправлял угощение, выставленное сельчанами, купец, привезший железо и ткани пару лет назад).
Нашлись еще ложка из какого-то странного легкого металла и такая же фляга. В ней что-то плескалось, но крышка ее оказалась напрочь закрыта — видать, имелся какой-то секрет. Еще имелась одна нижняя сорочка, несколько кусков ветхого потертого полотна и короткие штаны, не достающие даже до колен — все тоже чиненое и старое.
В душе Кири зашевелились какие-то смутные подозрения.
Вещи эти были какими-то… необычными, неправильными. Что-то в них было… особенное.
Но лишь взглянув на странную железку, все поняла.
То, что это оружие, она догадалась почти сразу. И потому что задняя часть штуки слегка напоминала приклад арбалета, и просто угадав тем самым чутьем, которым чует старый опытный воин себе подобного во встречном, даже не перемолвившись с ним словом.
И вспомнила разговоры, ходившие несколько лет тому назад, когда она была совсем девчонкой и ничего, кроме как обдирать шкуры и варить похлебку на стоянках (ну, еще обходить силки), ей не доверяли. Рассказы смутные и странные. Про людей из чужого мира, ездящих на стальных нетварях и вооруженных дальнобойными луками, стрел которых не видно в полете. Чужаки сокрушили империю темных магов к западу от Черного хребта, а потом так же внезапно, как пришли, убрались прочь.
Выходит, вернулись?
Или просто ушли не все? Кто поймет этих чужаков?
С замиранием сердца она посмотрела на лежащего без сознания парня. Был он совсем не похож на погонщика стальных чудищ. Чем-то напоминал старшего брата ее погибшего жениха, Ролура, хорошего человека и доброго мастера, умевшего выделывать шкуры на зависть прочим.
А пока она думала, парень тяжело застонал. Пробормотав что-то, уставил мутный взор на нее и выдохнул что-то похожее на «пить».
Чертыхнувшись, девушка кинулась к костру за деревянной баклагой.
Вольный город Андрас. Торговый квартал. Харчевня «Свиная ножка»Дверь трактира распахнулась от удара ногой, и сквозняк заколыхал огоньки фитилей, плававших в большой, залитой до краев маслом чаше светильника.
Ноздрей почтенного трактирщика Сутара Хмора коснулись уличные ароматы — навоза, дыма очагов и вечернего тумана.
— Эй, а башкой двери открывать не пробовал?! — угрожающе рявкнул вышибала. — Могу поучить!
И озадаченно умолк, созерцая гостей.
Тех оказалось трое, и, оглядев вошедших, Сутар понял, почему его работник, могучий здоровяк-горец Роун, решил придержать язык. И чем больше он их созерцал, тем больше настораживался. Что-то было не то в этих типах, крепких, похоже одетых и очень уж специфически одинаковых. Одинаковостью каторжников в руднике или солдат в строю.
Невысокие, но приземистые, с непроницаемыми лицами, крепкие фигуры под длинными черными плащами. Чем-то напоминали здоровенных боевых собак, которых караванщики с востока Эктары берут с собой в походы отбиваться от разбойников.
И опасные. Это уж точно. Он чуял это, что называется, нутром, а нутро его никогда не подводило. Потому и дожил до почтенного возраста. Пятьдесят три весны уже. В нынешние времена, да еще при том, как он жил, можно сказать, счастливчик.
Да, ведь сколько раз мог погибнуть. Хоть в дни царствования Сына Ночи — сколько его товарищей погибло от рабских дубин и камней да разбойных ножей? Да и потом. Вот взяли бы его в имперское войско и прибили бы на войне пришельцы своими стальными чудищами, в лепешку навозную бы раздавили. А так прижился при них. уважаемым человеком стал, начальником рудника, золота, подкопил… А уж потом, как убрались чужинцы, так и вообще тьма настала. Но вывернулся и вот живет себе. И не дурно. Кабак даже открыл в этих тихих краях на востоке бывшей империи, где власть крепка, внуков вот дождался. Все потому, что слушался своего чутья и не лез на рожон.
Мысль о внуках вернула Хмора на грешную землю, и он порадовался почему-то, что отправилась вся его большая семья — две жены, пятеро детей от двух весен до пятнадцати, два зятя и три внучки — в купленный недавно за городом, в предместье, дом. Отдохнуть от городской жары и пыли на святые дни богини Рео.
Но с чего это он беспокоится? Андрас город спокойный, лихой люд в нем давно не шалит, и кого-нибудь страшнее базарных воришек да конокрадов сыскать здесь будет непросто.
Бывший приграничный воевода Лор Ноку, ныне государь Лор Твердорукий, воистину в твердую руку взял этот край, мудро не полез в схватку, которая закипела в срединных землях бывшей империи, где теперь пепел да прах.
Странные посетители, ну что с того?
Стража недалеко, не зря же он каждый месяц жертвует десятнику их квартала жбан пива, четверть барана да жменю серебра. Да и служат в трактире не хилые мальчишки, а дюжие парни, на коих заглядываются проезжие купчихи. И сам Сутар хоть и немолод, но силу не растерял — удар его, как говорится, быка-двухлетка с ног сбивает.
Ну, быка не быка, а редкий человек против него устоит, ибо не в кабаках он учился драться, а в схватках с разбойниками да забузившими каторжниками. А уж если на руднике отбиваться не научишься, то считай, покойник. Каторга — это не игрушки, это серьезно.
Да и сами гости не столь уж страшны на вид, если разобраться. Не амбалы, хотя и крепки, что есть, то есть, оружия при них никакого, кроме кинжалов, которые в этих краях и рабу (с позволения господина, само собой) таскать не возбраняется.
И что его в них напугало? Что в них не так?
Приглядевшись, Хмор понял, что такое особенное было в гостях, сейчас вкушающих поданную расторопной девицей-разносчицей кашу со шкварками. Лица.
Лица у них бледноваты. Это видно, хотя и прикрыты они капюшонами, надвинутыми на лоб.
Не вычернены солнцем, не продублены степными и горными ветрами, как обычно бывает у гостей города.
Такие лица были у узников, долго сидевших в подземных темницах, или рабов на каторжных рудниках. Нет, это, конечно, не беглые, уж больно морды у них откормленные, да и стать не каторжная — много и сытно ели они в своей жизни.
К чему бы это? Ну, не носкерату же в самом деле к нему пожаловали?
Поежившись и нервно усмехнувшись от этой мысли, Сутар облокотился о стойку, демонстрируя посетителям гостеприимство.
Гости на него даже не покосились, даже из вежества обычного не желая кивнуть хозяину места, кое дало им пищу и кров.
Зато обратили внимание на другого постояльца — обычного горожанина в серой свитке и рваных сандалиях, сидевшего в уголке за кружкой бражки.
И наметанным глазом бывшего надсмотрщика Хмор увидел, как «серый» еле заметно кивнул им. Ага, вот оно что, дела у него с этой троицей. Ну, раз дела, то, значит, все понятно, и зашли они не случайно. А что до рож их белых и вида подозрительного, так это не его, Сутара Хмора, члена гильдии кабатчиков дело.
Дела постояльцев — это свято. Пусть хоть с демонами якшаются, лишь бы серебро платили. Будь они даже сами носкерату-кровососы, которым к серебру прикасаться нельзя. Так оно ж и не надо им трогать благородный металл. Хмор его и тронет.
Лишь бы не безобразничали в его кабаке, разумеется.
Но все же…
Не так выглядели эти парни, ой, не так. Не захаживали им подобные сюда никогда.
Да и время неподходящее для появления чужаков. Уже протрубили сигнал к вечерней страже, все двенадцать городских ворот закрываются, и, стало быть, чужакам вроде как неоткуда прийти, разве что из другого кабака. Но с чего бы им переходить из заведения в заведение?
