Александр Золотько - Пехота Апокалипсиса
Наказать... Старший хмыкнул.
Его невозможно наказать. Он даже представить себе не может, какое наказание предусмотрено Богом за его преступления.
Или он на самом деле не преступник?
И правда то, что они говорили с Младшим друг другу,– они не принимали участия в убийстве миллионов, а спасали жизни миллиардам?
Гриф это поймет... Он тоже выбирал меньшее из зол. И Ильин.
Они оба поймут. Должны понять.
– Готовишься? – тихо спросил Младший.
– К чему?
– К встрече с Грифом... Подмылся уже? – На лице Младшего появилось подобие улыбки.– Они тебе вставят... Я просто... подохну... Гриф, если захочет, сможет полакомиться мертвечиной, а с тобой у них будет очень серьезный разговор...
– Поговорим,– кивнул Старший.– Мне есть что сказать...
– И предложить,– прошептал Младший.– Что ты предложишь им взамен? Место на станции?
Младший смотрел, как из стены появилось новое щупальце, замерло, словно осматриваясь, готовясь к броску, но Старший успел раньше.
Щупальце отломилось с легким мелодичным звоном.
– Ты помнишь, что сказал Клеев о последних словах того китайца, который оказался не китайцем? – спросил Старший, отбрасывая обломанное щупальце к стене.
– Не... не помню... имя, кажется...
– Имя,– кивнул Старший.– Именно – имя, извини за тавтологию. Алексей Горенко.
– И что?
– А это – военная хитрость. С одной стороны – имя, которое ты слышал неоднократно. Оно могло вызвать страх или злость, но никак не подозрение. А для меня это имя обозначало, что операция подготовлена, что все фигуры расставлены, что можно начинать... Что сделано все, что планировалось до Завершающей Стадии. Даже в Сеть человек отправлен. Тот самый лжекитаец. И заодно назвали человека, на которого можно все валить. Которого можно даже схватить, и он ничего важного не скажет. Его используют. И у него нет выбора.
Он пытается вести свою игру... Кстати, вместе с Брюссельской Сукой. В общем, это неважно.
– Ты, наверное, чувствуешь себя очень умным и предусмотрительным? – спросил Младший.– Чувствуешь?
Старший не ответил. Он вслушивался в то, что говорил Гриф Ильину. А потом – вошедшему в комнату мальчишке.
– Простите,– сказал Петруха, входя в комнату.
– Что?
– Как там... Маша? – Петруха переступил с ноги на ногу.
Пол в гостиной был застлан ковром, снег с Петрухиных сапог таял, оставляя темные пятна. Вся предыдущая жизнь Петрухи, все воспитание требовали разуться, но выглядело бы сейчас это нелепо. Просто глупо.
– Как там Маша?
– Спит Маша,– ответил Гриф.– Она сейчас много спит.
– А можно...– Петруха прикусил губу.– Посмотреть можно?
Гриф пожал плечами.
– Нет, правда, просто глянуть.– Петруха стащил с головы шапку и прижал ее к груди.– Одним глазком...
Ильин отвернулся и отошел к бару, чтобы не видеть лиц. Гриф в двух словах успел объяснить ему, что происходит с Машей сейчас и что ждет ее впереди.
Теперь предстояло это же объяснить мальчишке, для которого Маша, похоже, не чужая.
– Понимаешь, Петруха...– Гриф посмотрел на свои ладони, потер их и спрятал за спину.
Петрухе показалось, что странные, перламутровые глаза Грифа отсвечивают багровым.
– Понимаешь...– повторил Гриф.– Маше сейчас очень плохо... Она не спящая красавица, которую можно оживить поцелуем.
Оживить, подумал Ильин. Напрасно он сказал это слово. Если хочет успокоить, конечно. Если хочет сказать все сразу – зачем тянет?
Ильин достал из бара бутылку, отвинтил пробку. Потом закрутил.
Он слишком много пьет в последнее время. Так нельзя.
Он еще должен кое-что рассказать Стервятнику... И, не исключено, куда-нибудь с ним сходить.
Закрыл бар, отошел к окну.
Черные, тяжелые клубы дыма стекали с холма, от догорающего автобуса.
Кто-то бежал к дому. Кто-то из мальчишек, присмотревшись, понял Ильин.
Это за Петрухой. Или за Грифом. Бойцы Ильина сейчас, скорее всего, двигаются в направлении города на одном из длинномеров.
Уходя к Грифу, Ильин отдал приказ... Разрешил уходить.
Спасайся, кто может, приказал Ильин. Объяснил, что теперь он вроде как и сам преступник... и приказы выполняет неизвестно чьи... и вообще, извините, ребята.
Трошин с тремя бойцами пошел за Ильиным, когда тот двинулся на перехват Грифа, но, увидев, что все нормально, что Гриф воспринял появление Ильина спокойно, махнул рукой и отвалил назад, в лес.
Связь прервалась несколько минут назад. Ильин проверил свой инфоблок – не работало ничего. Кроме сетевого приемника.
Там что-то происходило, в Америке, но Ильина это не интересовало.
Здесь и сейчас, подумал Ильин. Все остальное – фигня.
Здесь и сейчас.
И выключил инфоблок.
– Ты, конечно же, можешь остаться здесь,– сказал Гриф.– Она никуда не денется отсюда... к сожалению.
И тут Маша закричала.
Петруха бросился на второй этаж, Гриф двинулся было следом, остановился, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Недоверчивая улыбка появилась на его лице.
Он подошел к дивану и сел.
Маша продолжала кричать, но это не был крик страха или боли... Так кричат, катаясь на карусели, прыгая в воду, от неожиданной радости...
– Мне нужно тебе сказать...– Ильин сел на диван рядом с Грифом, секунду помедлил и отодвинулся к самому краю.– Меня за тобой послали...
– Уж послали так послали...– сказал Гриф бесцветным голосом.
– Я должен тебе сказать... Там...– Ильин ткнул указательным пальцем куда-то вверх,– там есть космическая станция... Последняя. Или единственная. Двое... Они меня посылали за тобой. Еще когда ты в Клинике был. Я чуть-чуть опоздал... Потом, через месяц, они попытались меня убить, что ли... А потом голос... Ну, человек один, сказал, чтобы я сказал... передал тебе... Они в космосе. Такой круглый зал...
Ильин попытался изобразить двумя руками шар в воздухе.
– Там кольца. Много. И ты туда можешь попасть... если захочешь... Эти двое – они всем командуют... Но они не Братья – люди. И это они все...
– Ну,– нервно улыбнулся Старший.– Все сказано. Давай!
Гриф закрыл глаза, потер переносицу.
Интересно получается, подумал он. Меня пинками гнали сюда, заставляли нести сюда девочку, а теперь, когда она закричала, ничего не произошло. Никто меня не подтолкнул, не отправил наверх, чтобы посмотреть, просто посидеть рядом. Словно свою задачу он уже выполнил... Или что от него теперь ничего не зависит.
То, что пыталось навязывать ему свою волю, вдруг исчезло. Голова легкая, до звона.
Гриф попытался представить себе то, что происходит сейчас на холме возле деревни.
Пустота.
Не появилось ничего. Он может фантазировать сколько угодно, но никто ему не собирается помогать информацией.
Наверное, этому можно радоваться.
Маша замолчала. Потом закричала снова.
Бедный Петруха!
Но он сам это выбрал. Если умный – просто уйдет, оставит Машу умирать. А если умный и добрый – убьет ее еще до того, как все станет совсем плохо.
Открылась дверь, вбежал Самый Младший Жмыхин.
– Петруха...– только и смог он сказать.
– Наверху.
– Это...– Жмыхин закашлялся.– Бинт нужен, аптечка...
– Что там?
– Лукич умирает.– Жмыхин вдруг всхлипнул и вытер глаза.– Я его... случайно... не хотел, честное слово... а он уже сознание потерял... мы рану зажали, его жена перевязала на скорую руку, но говорит, что нужно в больницу... или, на крайний случай, медблок военный.
– Я схожу,– предложил Ильин, вставая с кресла.
– Я с тобой.– Гриф тоже поднялся, оглянулся на лестницу и вышел из дома.
– Что, не рвется сюда Стервятник? – спросил Младший.– Уже и Корабли набрали высоту, уже даже маневрировать начинают...
Одна из кадропроекций показывала, как выглядят Корабли сверху, с орбиты.
Серо-зеленое облако, покрывшее целый континент, замерло, а потом начало медленно расплываться, как капля краски в воде.
Корабли, выглядящие с такого расстояния как мельчайшие пылинки, расползались в стороны, накрыли уже Канаду и Мексику, двигались над океанами. Не торопясь, но с каждой секундой все быстрее.
– Скоро Грифу станет не до того.– Младший даже позволил себе засмеяться, тихо-тихо, осторожно, чтобы не потревожить пустоту, поселившуюся у него внутри.– И не только Грифу.
– Он придет,– сказал Старший, но в голосе его было больше надежды, чем уверенности.
– А если он не придет, а я умру...– Младший снова засмеялся, на этот раз увереннее.– Нет, я могу, пожалуй, тебя простить. Если ты попросишь у меня прощения, поцелуешь меня в задницу... Хотя, пожалуй, не все так плохо. Будешь называть меня на «вы», приносить мне кофе в постель...
Не целясь, Старший полоснул кинжалом Младшему по лицу. Потекла кровь, но больно не было.
Было даже смешно.
– Ты же кишки мне располосовал, думаешь испугать меня шрамом на лице? Я теперь ничего не боюсь,– сказал Младший.– Раньше – боялся. Все десять лет боялся. Когда нас через испытания гнали – тоже было страшно, но с этими десятью годами не сравнить. Даже когда ждал атомных взрывов – было жутковато. Все-таки миллионы жизней, то, се... даже думал выключить изображение, когда начнется...
