Алексей Калугин - Мечта на поражение
– Гупи, – с тоской посмотрел на сталкера вояка. – Я думал, хотя бы ты понимаешь, что значит быть человеком.
– Может, и понимаю, – слегка пожал плечами Гупи. – Только сейчас мне не до этого.
Он вышел на площадку за дверью и включил мощный ручной фонарь с круглым рефлектором. Широкий луч, почти не рассеиваясь, пробивал темноту на глубину метров в пять. Дойдя до конца площадки, Гупи стал медленно спускаться. Лестница была крутой с очень узкими ступеньками. Того и гляди – оступишься и не покатишься даже, а полетишь вниз. Чтобы не случилось такого конфуза, Гупи зажал автомат под мышкой, взял в ту же руку фонарь, а свободной рукой ухватился за круглый металлический поручень. Наверное, поручень был холодный и грязный, но через перчатку Гупи этого не чувствовал.
Следом за ним спускался Журналист.
Замыкал шествие Шрек.
Лестница трижды, изогнувшись, поменяла направление на противоположное, прежде, чем они спустились до самого дна колодца.
Бетонный пол, бетонные стены, три полукруглые бетонные арки проходов, ведущих в разные стороны. Что может быть скучнее серого бетона, выкрашенного грязно-синей масляной краской, которая местами облупилась, облезла, болталась неопрятными лохмотьями. Будто какому-то огромному зверю вздумалось поточить о стену коготочки. Прямо под лестницей стоял выпотрошенный жестяной шкаф, из которого торчал оборванный жгут разноцветных проводов, тройка шлейфов и черный, извивающийся анакондой силовой кабель. Что это был за прибор, теперь и не угадаешь.
– Туда, – фонарным лучом указал в левый проход Гупи.
– Ты уверен? – Шрек ткнул пальцем на череп с двумя перекрещивающимися костями, намалеванный на стене рядом с проходом, в который собирался войти сталкер.
– Дурак ты, Шрек, – только и сказал на это Гупи.
У него не было ни малейшего желания рассказывать американцу русскую сказку про витязя на распутье и объяснять, что какой выбор ни сделаешь, в какую сторону ни пойдешь, все равно придется чем-то пожертвовать.
Глава 18
– Ты чувствуешь бюреров? – спросил у Излома Гупи.
По дисплею детектора жизненных форм плыли размытые, бесформенные пятна. Должно быть, бетонные стены и низкий, сводчатый потолок смазывали показания датчика.
– Они здесь, – ответил Журналист.
– Где? – нервно оглянулся назад шедший замыкающим Шрек.
Ширина прохода лишь двоим позволяла идти рядом. И этими двумя оказались Гупи и Журналист.
– За стенами. Под полом. Везде.
Гупи готов был поклясться, что услышал, как недовольно засопел американец. Должно быть, решил, что его снова подначивают. А между тем Журналист говорил чистую правду. В Зоне не было такого подземелья, в котором ни обосновалось бы семейство-другое бюреров. А семейка этих тварей, плодящихся, как кошки, могла насчитывать от полутора до трех десятков только взрослых особей. Они были повсюду. Как крысы. И вопрос заключался лишь в том, захотят ли бюреры сами себя показать или предпочтут отсидеться в своих вонючих углах. Поведение бюреров было непредсказуемым. Вернее, никто даже не пытался предугадать их действия. Что же касается Гупи, то он, не колеблясь ни секунды, отдавал предпочтение второму варианту. Ну их на фиг, этих бюреров. Лучше с ними не связываться. Вдруг их местная семейка окажется столь многочисленной, что одного Вервольфа им покажется маловато.
Сталкер на ходу сунул в боковой карман рюкзака бесполезный детектор.
Они уже более двух часов шли по запутанным подземным переходам. Все было одно и то же – неровные, бетонные стены, выкрашенные масляной краской, оплетенные проволочной сеткой, полукруглые плафоны под потолком, прячущие давно и, видимо, навсегда погасшие лампы, ползущие по стенам кабели и трубы. Можно было идти час, год, неделю и вдруг, скользнув случайно лучом света по стене или потолку, испугаться, того что ты так и не сдвинулся с места ни на шаг.
Коридор мог раздвоиться. А то и разделиться на три, четыре совершенно одинаковых прохода. Или просто резко свернуть в сторону. Те, кто пользовался когда-то этой запутанной системой подземных ходов, ставили возле каждой развилки или поворота небольшие пиктограммки. Тот же череп с костями, который путники уже видели при входе. Или – значок биологической опасности. Наиболее часто встречающимся был знак радиационной опасности. Но попадались и совершенно удивительные, ни на что не похожие значки, смысл которых так и остался загадкой. К примеру, что может означать знак в виде гипнотической спирали? Или – вписанный в вертикально вытянутый овал кельтский крест? Или – кружок с палочками, похожий не то на стилизованное изображение шлема астронавта с антеннами, не то, на голову муравья с усиками?
Интерес эти знаки вызывали только у Шрека. Американец внимательно изучал их, а затем, отключив внешнюю связь, что-то наговаривал на встроенный в шлем диктофон.
– Все зло от таких, как он, – кивнул в сторону американца Журналист. – Сначала они что-то придумывают и прячут от других куда подальше. В сейф. Или в подвал. Потом сами пугаются того, что сделали, и прячут еще глубже. Под землю. Или в зараженную радиацией зону. Чтобы никто не узнал, что же они натворили. Но появляются другие, которым непременно нужно выведать чужие секреты. Они начинают совать носы, куда не следуют. Разрывать то, чего вообще трогать не стоит. Ты думаешь, они хотят знать правду? Какое там! Раскопав чужой секрет, они тут же снова похоронят его под спудом. Только теперь это будет уже их тайна. К которой потянутся новые профессиональные ловцы чужих секретов.
– Так ты полагаешь, Шрек работает на спецслужбу? – спросил Гупи, не смущаясь того, что американец тоже его слышит.
А чего, собственно, ему таиться? Он не задал этот вопрос самому Шреку только потому, что был уверен, вояка на него не ответит. Или соврет. Что скорее всего. А на фиг ему нужно чужое вранье?
– Я не полагаю, я знаю это, – усмехнулся Журналист.
– ЦРУ?
– Да какое там!.. Цереушники по сравнению с нашим приятелем – дети малые. Макс Шрек – кстати, это его настоящее имя, – работает на контору так глубоко законспирированную, что они даже название себе придумывать не стали. Чтобы не всплыло невзначай где-нибудь. Они называют себя просто СС – «секретная служба».
– И чего же парню из СС понадобилось в центре Зоны?
– То же, что и всем нам – Монолит.
– Зачем?
– А он и сам не знает. Ему дали задание – он его выполняет. Кроме Монолита его интересует все, что связано с проектом «О-сознание». Дурак – вместо того, чтобы тащиться незнамо куда и главное – зачем? Ну, что он тут увидит? Голые стены? Бюреров? – лучше бы у меня спросил. Я бы ему про этот проект столько рассказал, что ему в родной СС за такую информацию орден бы дали. А может быть, даже позволили президенту ручку пожать. Вот, мол, господин президент, стоит перед вами лейтенант Макс Шрек, оказавший неоценимую услугу родине на поприще борьбы с международным терроризмом!
– А при чем тут терроризм?
– Ну, так, для пущей важности. Для американцев борьба с терроризмом все равно, что для Троцкого революция – смысл не в результате, а в самом процессе.
– И ты бы вот так взял и рассказал? Все о проекте «О-сознание»?
– Не знаю, – Излом подкинул труп Вервольфа на плече и перехватил его поудобнее. – По ситуации.
После того как открылась его истинная сущность, Журналист стал гораздо разговорчивее и общительнее, чем прежде. Возможно, потому что ему больше нечего было скрывать. Шрек же, напротив, сделался угрюмым и молчаливым. Он не знал, как вести себя в новой ситуации. В СС ему на сей счет никаких инструкций не давали. Поскольку не верили в то, что их агент, подготовленный к самым суровым испытаниям и даже пыткам, как физическим так и моральным, может вот так запросто провалиться. Хотя, следует ли считать случившееся провалом? Ведь сейчас он был как никогда близок к выполнению поставленной перед ним задачи.
На очередной развилке Гупи свернул налево. Рядом с проходом, в который они вошли, была изображена стилизованная фигурка бегущего человека. Странно. Куда он бежал? Или, лучше спросить, от кого?
– Откуда ты знаешь про проект «О-сознание»? – спросил Гупи.
– Я – Журналист. Моя работа – собирать информацию.
– Так ты, действительно, тот самый Журналист, о котором все говорят?
– Тот самый, – кивнул Излом.
– А как же тебя угораздило Изломом стать?
– Залез туда, куда не следует.
– И где ж это место такое?
– Да здесь же, неподалеку. В Зоне. Я хотел через саркофаг к Монолиту пролезть.
– Один шел?
– С Семецким.
– И что?
– Не получилось.
– Зачем же снова идешь?
– Ну, ежели Зона меня изуродовала, так, может, она же меня и снова человеком сделает.
– А каково оно?
– Что?
– Быть Изломом?
– Поначалу даже забавно. Наслаждаешься силой, способностями, которых нет у простых смертных. Я вижу то, что не видит обычный человек, чувствую то, что он не сумеет даже вообразить. Не говоря уж о телепатических и психокинетических возможностях. Потом я почувствовал, что следом за физическими во мне начинаются другие перемены. Стала меняться психика, начало трансформироваться сознание. Мое мировосприятие становится другим. По-видимому, если не удастся обратить этот процесс вспять, скоро во мне вообще не останется ничего человеческого. Я окончательно превращусь в одного из монстров Зоны.
