Михаил Белозеров - Дорога мертвецов
– Вот тебе, падла! Вот тебе, падла! Столько продуктов сожрала!
– Смотрите, смотрите! – вдруг закричал Гайдабуров.
Дорога спускалась в долину, слева голубело озеро, а между ним и правым склоном долину перегораживало горизонт что-то черное.
Березин долго разглядывал в бинокль.
– Не соображу… – с удивлением пробормотал он, – какая-то стена черного цвета.
Бараско все сразу понял.
– Дай бинокль. Слава богу, – обрадовался он, – дошли!
– Куда? – спросил Гайдабуров.
– До 'шара желаний'!
– А я думал, что это все абстрактное понятие.
– Какое абстрактное! – радовался Бараско. – Это Сердце Дыры. Там находится 'шар желаний'. Вы с Костей вылечитесь, я свою Мартышку вылечу. Федор напишет замечательный роман и прославится.
– Какой, на фиг, роман, – заметил между тем Федор Березин. – Насколько я слышал у 'шара' всего три желания.
– Ну я же и говорю, – согласился, не слушая его, Бараско и вдруг до него дошло: – Да, действительно три… Хм… Так во всех сказках говорится.
– Ну вот видишь, – сказал Костя. – Я не пойду. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Не верю я в 'шары желаний'.
– Что значит, не верю?! – удивился Бараско. – Тебе как раз больше всех нужно!
– Я не пойду! – заявил Березин. – Роман я и так напишу. Ну не стану всемирно знаменитым. Ну и что? Подумаешь! Таких писателей пруд пруди. На свой кусок хлеба с маслом я заработаю.
– Нет, так не пойдет! – закричал всегда спокойный Бараско. – Надо что-то придумать. Например, одно желание на двоих. Закажем одно желание на тридцать три миллиона рублей и поделим поровну. Никто не хочет стать миллионером? Ах, да, никто… – стушевался он. – Черт! Почему так всегда сложно?!
– Я лишний, – смело заявил Березин. – Я ухожу домой!
– Стойте! – закричал Гайдабуров. – Мы делим шкуру неубитого медведя. Кто вам вообще сказал, что там есть 'шар'? Даже если он есть, вдруг нас опередили? Желающих целая Зона!
– Едрить твою налево! – воскликнул изумленный Бараско. – Точно! Надо вначале пойти посмотреть, а на месте решим.
– Кинем жребий, – придумал Березин.
– Естественно! – согласился Бараско.
– Так чего мы тогда стоим? – спросил Костя. – Разбираем вещички, и вперед.
Ему досталось тащить любимый автомат АК-74М с магазинами и гранатами. Рука у него так разболелась, что он даже не дал ее перебинтовать.
На подходе к стене стали попадаться приметы боя: гильзы, обгорелая трава и деревья, использованные трубы от 'мух' и даже от 'корнета' – оружия более чем серьезного. Первый труп они увидели, как только дорога вильнула вниз к озеру. Он лежал головой в сторону стены. Вернее, голова у человека отсутствовала, а все вокруг было залито кровью. Человек попал в засаду, с него сняли разгрузку и забрали автомат. С других убитых уже ничего не забирали, из чего Бараско сделал вывод о том, что бой принял ожесточенный характер. А потом они вообще увидели то, что предпочти бы не видеть: мертвого спецназовца, и тоже без головы, упакованного по всем правилам, даже с автоматом 'вал', который никто не подобрал.
– Это значит, – сказал Бараско, – что спецслужбы пронюхало о 'шаре желаний' и нам мало что светит.
– А автомат-то дрянцо, поэтому и не взяли, – со знанием дела заметил Березин, пригибаясь.
– Почему? – спросил Костя.
– Предназначен для специальных операций. Для реального боя не годится. Патроны для него дефицитные, затвор лязгает, как грузовик на колдобинах, и дальность стрельбы маленькая, хотя пуля тяжелая и убоистая.
Тогда Костя сказал фразу, на которую никто не обратил внимания:
– Не зря они без голов…
Бараско двигался на правом фланге. Он полагал, что правшам несподручно стрелять влево, а значит, есть шанс уцелеть даже после первого выстрела. Эта спасало его не раз. Плохо, что Костя неопытен, а Березин и Гайдабуров не служили ни в спецназе, ни в пехоте. Хорошо уже то, что никто из них не лезет куда не надо. Оробели, что ли? Приходилось всю работу выполнять за них. А это не дело командиру находиться впереди группы. Он мог их бросить и уйти один. У него все чаще возникало это желание. Но вряд ли это было бы честно. Что-то его удерживало. Возможно, 'анцитаур' по старой памяти через Костю предупреждал не спешить. А возможно, чувствовал, что здесь что-то не так, как надо. И на этот раз все было сделано правильно, и не потому что так хотел Бараско, а потому что повезло. Сильно повезло. Впрочем, черному сталкеру всегда везло, хотя Бараско сам себя так никогда не называл.
Они уже прошли половину долины, которая постепенно перешла в ущелье. Миновали шлагбаум и будку, разбитую вдребезги. За будкой были наспех вырыты окопы. Валялся брошенный ПКМ с пустыми магазинами, и трубы от использованных 'мух'. Бинты со следами крови. Фляжка. А Бараско все никак не мог понять, что же находится в горловине, перед самой стеной, потому что все: бункеры, ДОТы были словно то ли в дымке, то ли в паутине. Не удавалось разглядеть ни в бинокль, ни через оптический прицел 'американца'. Это 'оно' не излучало тепла и не двигалось. 'Оно' просто затаилось. Нет, не затаилось, понял Бараско, 'оно' здесь жило, было частью местности, отлучилось, а потом вернулось и застало людей. Бараско будто разговаривал с ним. Нет, 'оно' не охотилось, может быть, дремало, а тут приперлись мы и нарушили его одиночество. Стоп! Он вдруг понял, что с ним общаются. Ненавязчиво, но уверенно. Не на языке, а на уровне чувств 'Великой тени'.
– Костя! – почему-то позвал он, и сам удивился, зачем он ему?
Костя, который давно сообразил, что они вляпались, скромно держался в арьергарде, к мертвецам не подходил и вообще, смотрел больше под ноги, но и не забывал склоны горы и горловину ущелья, которую он боялся. Боль в левой руке дергала так сильно, что Костя порой терял ощущение реальности. Даже спирт помогал на короткие пять-десять минут.
Он тут же, придерживая руку, которая дергала, не хуже зубной боли, пересек дорогу и подбежал к Бараско.
– Слушай, – попытался объяснить Бараско так, чтобы это не выглядело бредом сумасшедшего. – Мне показалось, что кто-то назвал твое имя…
– Конечно, – сказал Костя, вперившись взглядом в дорогу, которая терялась между кустами и каким-то укреплениями. – Я знаю…
– Что ты знаешь?
– Не знаю, но я знаю… – Костя с трудом оторвался от горловины ущелья, словно она его завораживала. – Как тебе объяснить. Это такое чувство, словно ты разговариваешь сам с собой.
– Точно! – подтвердил Бараско. – Со мной то же самое. А я думал, что схожу с ума.
– А у тебя нет такого ощущения, что ты завел подружку?
– Скорее, друга, – сказал Бараско.
– Я имею в виду 'Великую тень'.
– 'Великую тень'?! – очень сильно удивился Бараско. – Ты что, спятил?
Костя поморщился: рука болела так, что порой он терял нить разговора.
– Если бы, – сказал Костя. – Я ее один раз видел.
– Видел? – изумлению Бараско не было предела.
Вот почему я его выбрал, понял он. Он не просто везунчик, он избранный.
Конечно, Бараско знал, что такое 'Великая тень'. Это был ночной хищник, поэтому ночью он старался не ходить. Но почему она появилась здесь, в Дыре, где, по идее, и не должна была появляться? Одним она отрывала голову, других изымала из этого пространства, и они никогда не возвращались, некоторых сводила с ума, и они становились животными, но он не знал никого, с кем бы она снизошла до разговора.
– Привет… – вдруг неуверенно заговорил Костя отрешенно, обращаясь к тому, что он считал 'Великой тенью'. – Ты помнишь меня там, на мосту?
В ответ ветер прошуршал в кустах, и у Бараско кожа покрылась мурашками. Не зря, не зря, я подарил ему 'анцитаур', понял он, забыв, что 'анцитаур' сам выбрал Костю. Очень удачное вложение капитала.
– Нам нужно попасть в Сердце Дыры. Ты нам поможешь? – спросил Костя и оглянулся на Бараско за поддержкой.
Бараско закивал:
– Да, да, да!
– Мы не сделаем ничего плохого, мы только посмотрим и уйдем.
Костя еще хотел добавить, что ему надо вылечиться, но постеснялся говорить об этом, потому что это уже выглядело нескромно как личная просьба, а личных просьб никто не любит, даже на 'Рен-тиви'.
Бараско поразило, что Костя умеет уговаривать ловушки. Ни у кого из сталкеров не было этого дара, и дело даже не в 'анцитауре'. Дело в самом Косте. Он прирожденный сталкер. Кому-то же должно подфартить в этом мире, подумал он, а 'анцитаур' всего лишь помогает.
Наступила тишина. Казалось, 'Великая тень' думает.
Потом раздался угрожающий шорох, словно миллионы тонн песка пришли в движение. На этот раз Костю не ударили в грудь, только ласково погладили по щеке.
Бараско не мог шевельнуться, словно аршин проглотил: по дороге в голубом сиянии двигалась женщина. Очень красивая женщина. Небесная женщина. Бараско в жизни таких не видел. Она была выше его ростом, хотя Бараско считал себя высоким мужчиной. К тому же у нее были такие длинные и густые волосы темно-медного цвета, которых у земных женщин не бывают. Глаза! Глаза же, темные, как вишни, были настолько пронзительными, что заглядывали в самую глубь души. От этого взгляда Бараско захотелось упасть и свернуться с клубочек.
