"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Геммел Дэвид

Бануин присел на бортик одного из фонтанов, а Маро устроился рядом.

— Зачем императору… убийства? — спросил Бануин.

— Сначала это было ему только на руку, потому что первые арестованные являлись сторонниками республики, его врагами. Но сейчас я не уверен, что это ему на пользу. Как раз наоборот. Власть Наладемуса крепнет с каждым днем.

— Тогда почему Джасарей его не остановит?

Он просто не может. Основная часть армии Пантер участвует в войне на востоке, и в Городе больше Рыцарей Камня, чем солдат Джасарея. Если он выступит против Наладемуса, то наверняка проиграет. Джасарего за шестьдесят, у него нет ни жены, ни наследника, думаю, его свергнут до конца года.

— Тогда императором станет Наладемус?

— Так мне кажется. Но мой отец считает, что Джасарей хитер как лис. И так просто он него не избавиться.

— А твой отец знает, что ты последователь культа?

Я не исповедую культ, хотя слушал их учителей и наставников. Мне очень по душе их философия любви и гармонии, но я не до конца ее приемлю. У меня нет ни малейшего желания лобзать своих врагов и превращать их в друзей. Предпочитаю разбираться с ними при помощи меча, но когда слушаешь Госпожу-в-Маске, то поневоле начинаешь ей верить.

Мимо проехала свободная, запряженная пони двуколка. Бануин окликнул кучера и спросил, не подвезет ли он его, и тот остановился.

— Куда вам? — спросил он.

— В Малиновый храм.

— Садитесь, молодой человек, — ответил кучер.

— Да ты с ума сошел! — прошипел Маро, хватая Бануина за локоть.

— Нужно заступиться за Сенкру, — объяснил Бануин. Маро покачал головой:

— Отец говорил, что риганты храбры до безумия, и я теперь вижу, что он прав.

— Я вовсе не храбр, Маро. Всю жизнь я был трусом, но я должен заступиться за Сенкру.

— Ты, наверное, очень любишь старика.

— Не так чтобы люблю, но мне он нравится.

— Тогда зачем ты едешь? — недоуменно спросил Маро.

— Потому что так нужно, — ответил Бануин, — если они потащат его на костер, а я не вступлюсь, буду казнить себя всю жизнь. Понимаешь?

— Тебе не спасти его, дружище.

— Я спасаю не столько его, сколько себя, — сказал Бануин и уселся на заднее сиденье двуколки.

Кучер щелкнул хлыстом, и повозка покатила по улице.

Бануин откинулся на подушки и стал смотреть на медленно проплывающий мимо Город.

Улицы полны людей, спешащих на ужин перед походом в театр, карет, экипажей, в которых разъезжала в основном богато одетая знать. На центральных улицах горели высокие железные фонари, а в переулках слуги вывешивали фонарики на веревках.

В ночи Город походил на сияющий драгоценный камень, но молодой ригант разочаровался в его красоте.

— К какому вам входу? — спросил кучер.

— Не знаю, а что, вход не один?

— Главный вход расположен со стороны аллеи Львов, но сейчас он уже закрыт. Еще можно войти со стороны административного центра, музея и казарм Рыцарей.

— Сегодня арестовали моего друга.

Кучер помрачнел, и Бануин почувствовал, что он испугался.

— Значит, вам нужно здание тюрьмы.

Повозка покатила дальше к центру, огибая слева Триумфальную арку и Сад Памяти. В этом районе меньше и людей, и горящих фонарей.

У Бануина снова заболела голова, его слегка замутило. Юноша обдумывал, не вызвать ли видение. Он не использовал свой дар с того трагического дня в Ассии, когда увидел Рыцарей Камня, отплывающих за Аппиусом и дочерью, и узнал, что они сделают. Лицо Бануина покрылось потом, в животе образовался комок. Тот, кто не обладает даром, никогда не поймет паники, охватившей его тогда. Видеть живыми людей, которых только что видел мертвыми! Сидеть с ними за столом, смотреть, как они улыбаются и смеются, и знать, что завтра они будут корчиться в смертельной агонии. Обладать такой властью и не иметь возможности что-то изменить. Бануин поддался желанию все бросить и бежать, он хотел спасти себя и Друга.

Но Бэйн был ригант, и даже неотвратимость смерти не удержала его от попытки спасти Аппиуса и Лию.

— Вот этот вход, — объявил кучер, останавливая пони не далеко от ворот.

Бануин расплатился и вышел, а кучер тут же развернул повозку и уехал.

Бануин подошел к зданию. Как и все крупные заведения Города, оно было облицовано белым мрамором и украшено статуями. Тяжелые решетчатые ворота из бронзы были открыты, и их охраняли два рыцаря, вооруженные копьями с железными наконечниками. Белые плащи означали, что это элитная часть, личная охрана Наладемуса.

Молодой ригант приблизился к одному из стражников:

— Могу я видеть кого-нибудь из руководства?

— Желаешь сообщить имена предателей? — спросил стражник.

— Нет, сэр, сегодня арестовали моего учителя, и я хочу за него заступиться.

— Если его арестовали, значит, он предатель, — отрезал стражник. — Хочешь вступиться за предателя?

— Он не предатель, сэр, его арестовали по ошибке.

— Ты думаешь? — насмешливо спросил стражник. — Ну, хорошо, подожди здесь.

Он вошел в ворота и ударил наконечником копья в бронзовый колокол, висящий за дверью караульной. Оттуда появился средних лет слуга, который, поговорив со стражником, побежал к главному зданию. Бануин терпеливо ждал. Чуть позже появились еще два рыцаря с мрачными лицами и пустыми, ничего не выражающими глазами.

Первый страж приблизился к Бануину.

— Они отведут тебя в комнату, где ты сможешь подать жалобу, — сказал он.

— Спасибо, сэр.

Вслед за двумя рыцарями Бануин прошел по усыпанной белым гравием дорожке через сад к задней двери, ведущей в узкий коридор. Шаги эхом разносились по зданию. Они поднялись по лестнице, повернули налево, потом направо, и скоро Бануин потерялся в лабиринте коридоров и комнат. Наконец они остановились перед двойной дверью. Рыцари распахнули ее, и Бануин увидел огромную комнату с высокими сводчатыми окнами. Стены без украшений, но пол выложен причудливой мозаикой в виде пересекающихся линий цвета белого золота на белом поле. В центре стоял полукруглый стол, за которым сидел монах. Голова выбрита, а бородка — кроваво-красного Цвета.

Когда рыцари ввели Бануина, монах поднял глаза, затем откинулся на спинку стула и стал лениво играть серой подвеской, свисающей с шеи.

— Ты пришел, чтобы защитить предателя, насколько я понял? — с присвистом спросил монах.

Бануин ничего не ответил, но внутренним зрением начал рассматривать рыцарей. Их мысли и чувства читались довольно легко — они явно наслаждались происходящим и ждали, когда его, кричащего и упирающегося, можно будет увести в камеру. Бануин потянулся к сознанию монаха и тут же отпрянул — все мысли того были о низости и предстоящих пытках. Бануин уже собирался заговорить, когда ощутил присутствие четвертого, невидимого человека. Бануин напряг все свои силы — номер четыре наблюдал за происходящим из-за бархатной шторы. Бануин чувствовал холодный, расчетливый ум и сильную, харизматическую личность. Скрытый наблюдатель испытывал боль и пытался с ней бороться.

— Ты что, язык проглотил? — прикрикнул монах за столом.

— Нет, сэр, но, признаюсь, я сильно смущен. Насколько я понимаю, арестованный должен предстать перед судом, который определит его виновность. Но вы, еще не зная, за которого из задержанных я пришел просить, уже назвали его виновным. Как такое возможно?

Монах побагровел.

— Ты осмеливаешься задавать мне вопросы?! Назови свое имя!

— Я Бануин-целитель, студент Сенкры, изучаю в университете историю.

— Мне не нравится твое поведение, Бануин, тебе явно не хватает почтительности. Не уважать монаха Города — значит не уважать сам Город, а это уже само по себе измена, Что касается твоего подлого учителя… слушание состоялось два часа назад, он был признан виновным и понесет наказание.

Бархатная штора в дальнем конце комнаты всколыхнулась, и из-за нее вышел крупный мужчина в просторной красной сутане с золотым посохом в руках. Кровавый Монах встал и поклонился, оба рыцаря почтительно склонили головы. Бануин тоже поклонился, но потом взглянул на опухшее лицо пришедшего — оно сильно раздулось, а белые волосы обрамляли его наподобие львиной гривы. Мужчина двигался с трудом, боль отражалась в каждом его движении. Кровавый Монах уступил кресло мужчине в красном, который с облегчением опустил в него тучное тело.