Максим Марух - Люди желтых плащей
– Вроде никого… – говорит Михась, всматриваясь в щель над полом, точно наводчик в смотровую щель танка. – Но я отсюда мало что вижу.
Он прикрывает крышку и спускается с лестницы.
– Может, переждём?
– Ага! – говорит Ваня. – А если ночью снова начнут бомбить?
– Маловероятно, Вано. Тут всё зачистили.
В целом, я согласен с Мишей. Судя по тому, как нас трясло, Промзону сравняли с землёй. Если тут и остались цели, то слишком мелкие и незначительные для повторного рейда.
Но тут из темноты подаёт голос Арт:
– Надо уходить… – стонет он. – Я тут за ночь сдохну.
– Придётся потерпеть, – говорит Ева. – Из-за одного тебя мы не будем рисковать…
– Пр`итихни, – рявкает на неё Витос. – Тебя с нами нет.
– Арт, – говорю я, – безопаснее переждать.
– А если снова будет налёт?
Я знаю, ему просто больно, а мысль о том, что придётся терпеть всю ночь, делает боль ещё невыносимее. Конечно, он понимает, что снаружи его не ждёт доктор с инъекцией морфина, но движение дарит надежду, в то время как бездействие превращается в пытку.
Мне тоже больно, но до утра я вытерплю. Я вытерплю даже до следующего утра, если понадобится. Однако я могу и идти.
– Так болит?
– Ужас…
– «Пенталгин» не снимает?
– Вообще. Распухла – в ботинок не пролазит.
И снова последнее слово за мной. Кажется, я начинаю жалеть, что выиграл в том голосовании…
– Так. Ладно. Давайте сначала проведём разведку.
20:15
Едва приоткрыв крышку, Михась тут же снова захлопывает её. Впрочем, за ту секунду, что она была открыта, до нас успели долететь звуки шагов.
– «Прокажённые»! – шепчет Михась. – Пролезли в ангар!
– Много?
– Человек десять. Может, больше.
– Что они делают?
Михась возвращается к люку, снова приоткрывает его – всего на пару сантиметров.
Мы замираем, боясь шелохнуться. Если нас заметят – конец.
С минуту Михась наблюдает за «прокажёнными». Потом снова закрывает крышку.
– Я насчитал двенадцать. Ещё несколько бродит на улице, не знаю, сколько. Они вроде… ищут трупы.
– Голодные, значит, – говорит Женя. – Рано или поздно нас учуют.
Арт шумно выдыхает.
Саша снова принимается плакать. Вот уж кого бы я с удовольствием оставил в этом подвале навсегда.
– Ты уверен, что пересидеть не получится? – спрашиваю брата.
– Уверен. Они не уйдут, пока не обрыщут каждый угол. Голод обостряет нюх.
Что ж, теперь выбор невелик. Либо держать оборону, либо прорываться с боем.
– Подвал не удержим, стопудово, – говорит Ваня. – Когда откроется люк, они посыплются сюда, как говно.
Он прав. Даже если удастся отстрелять первую волну, нас банально завалят трупами.
– Выскочить разом не получится, придётся вылезать по одному, – я рассуждаю вслух. – С Артом будет много возни. Теряется эффект внезапности.
– Значит, кто-то должен их отвлечь, – говорит Ева то, что я боялся озвучить.
Тишина, в которой отчётливо слышны звуки возни наверху.
– Нам нужен камикадзе, – констатирует Михась. – Ну, и кто это будет?
20:20
– Вы серьёзно? – говорит Арт. – Это вам не кино.
Я тоже не до конца верю в происходящее. Мы не раз попадали в серьёзные передряги, но добровольное самопожертвование с минимальным шансом на спасение – такого ещё не было. И, я надеялся, никогда не будет.
Однако других протестующих нет. Стало быть, всё предельно серьёзно.
– Это капец, – говорит Женя, – но иначе мы отсюда не выберемся. Нужно, чтобы кто-нибудь отвлёк их, пока мы будем вылезать. Потом сможем принять бой.
Я вздыхаю:
– Ладно. Какой план?
20:22
Михась в очередной раз закрывает крышку люка и возвращается к нам:
– Короче, на девять часов отсюда в стене брешь. Оттуда легко выбраться наружу. Наш камикадзе сможет выманить туда часть «прокажённых», а потом, оббежав здание, зайти с главного входа. Там его уже будем ждать мы.
– И что дальше? – спрашивает Ваня.
– Дальше будем смотреть по ситуации, – говорю я. – В идеале – отойдём во двор и займём позицию для боя. Потом отстреляем всех «прокажённых» и свалим из города.
– Как два пальца обоссать! – говорит Женя.
– Обалденный план, – кивает Миша, но я не могу понять, серьёзно он или шутит. – Так, а что, если во дворе будут ещё «прокажённые»?
– Если их и не будет, то на шум пальбы сбегутся твари со всей округи, – говорит Ева.
– Будем отстреливаться, пока не закончатся патроны, – отвечаю я. – Кстати, что у нас с патронами?
Лилит, получившая распоряжение пересчитать коробки, рапортует:
– С десяток пулевых, два десятка дробовых и столько же картечи.
– Полсотни на четыре ружья, – констатирую я. – Чуть больше десятка на стрелка.
– Есть ещё арбалет и три пригодные стрелы, – говорит Михась.
– Плюс колюще-режущее, – прибавляет Ева.
– Камикадзе в любом случае пойдёт с ружьём, – замечает Михась. – Так что я бы рассчитывал на три ствола.
– Решил погибнуть смертью храбрых? – усмехаюсь я.
Михась в ответ пожимает плечами.
Судя по тому, как все притихли, пришло время определиться с добровольцем.
Я с трудом встаю на ноги:
– Ладно. Кто хочет…
– Я хочу! – звенящим голосом перебивает Лилит. – Ев, я юркая! Мне даже ружья не надо!
– Никуда не пойдёшь! – рявкает на девчонку Ева.
– Полегче с командами, – осекаю я, а потом добавляю в сторону Лилит: – Ты не идёшь. Слишком мелкая.
– В штанах у тебя мелкий! – огрызается девчонка, за что тут же получает от Евы подзатыльник.
– Сначала откинем негодных, – говорю я. – Арт, ты остаёшься, калека долбаный.
– Макс, я бы пошёл… – с истеричными нотками в голосе отвечает тот. – Ты же знаешь.
– Знаю. В другой раз.
Я перевожу взгляд на Сашу – жалкий хныкающий комочек в самом дальнем и тёмном углу кладовой.
– Саша тоже.
Услышав мои слова, девушка принимается плакать навзрыд.
– Все остальные…
Михась кладёт руку мне на плечо:
– Воу-воу, старичок. Ты сам-то сильно не разгоняйся.
По моему телу словно пропустили электрический ток.
– Не понял…
– А ты подумай. Из твоей тушки полчаса назад вытащили три осколка. Башка перебинтована. Еле ноги волочишь. Далеко отманить собрался?
Он прав. К величайшему своему стыду, я испытываю огромное облегчение. Но пытаюсь сопротивляться.
– Да-да-да, – осаживает Михась, – ты Рэмбо, мы знаем. В другой раз, сам сказал.
– Серьёзно, Максим, – говорит Женя. – Не выпендривайся.
– Ладно, – я сдаюсь. – Хорошо. Остаётся пять человек.
– Тянем жребий? – предлагает Ваня.
Витос, с самого начала хранивший собранное молчание, порывисто встаёт:
– Не надо жр`ебий. Я пойду.
20:25
Мы хором протестуем против такой несправедливости, но Виталик непреклонен:
– Это мой бр`ат нас тор`мозит, значит и пойти должен я. Вы вообще булки, я из вас самый быстр`ый.
Громче всех возмущается Арт – он уже согласен никуда не идти, согласен терпеть боль всю ночь. Но грохот наверху усиливается: «прокажённые» ворошат завалы мусора в поисках съестного и скоро доберутся до нашего подземного убежища.
– Всё! Р`ешено!
Виталик шумно выдыхает через ноздри и ставит ногу на первую ступень лестницы, демонстрируя тем самым, что дальнейшие споры бесполезны.
– Виталик! Виталик! – неустанно повторяет Артём почти в полный голос. – Дебил! Стой…
Ева опускается рядом с Артом на колени, одну руку кладёт ему на грудь, вторую на плечо и быстро шепчет что-то на ухо. Она пытается утихомирить его и, кажется, ей удаётся. Тепло женских рук и мягкий голос успокаивают Арта, и он, наконец, замолкает.
Михась вешает Виталику на плечо карабин. Лилит сыплет запасные патроны в карманы плаща. Остальные спешно собираются. Стрелками назначаем Женю, Вано, Михася и Еву.
Несколько секунд молчания растягиваются в моём сознании на целую минуту. Минуту молчания. Я вдруг совершенно ясно понимаю, что больше никогда не увижу своего друга. Если он поднимется по этой лестнице и выйдет наружу, живым он к нам не вернётся.
В неконтролируемом порыве хлопаю Витоса по плечу и протягиваю ладонь. Тот крепко пожимает её. Ритуал повторяют все оставшиеся из присутствующих. Кроме одного.
Арт, поддерживаемый под руки Сашей и Лилит, стоит неподвижно. Он не собирается прощаться.
– Увидимся через пять минут, придурок.
– Да, – Витос кивает и снова ставит ногу на ступень лестницы.
Потом делает шаг.
20:28
Дальше всё происходит так быстро, что я лишь успеваю наблюдать.
Кто-то толкает Виталика в плечо, и тот кувырком летит с лестницы, не успев подняться и на две ступеньки. В следующее мгновение я вижу на верху лестницы, уже под самым люком, Женю.
Кто-то что-то выкрикивает. У меня же язык прирос к небу.
Женя упирается спиной в крышку люка и на секунду я вижу его лицо, подсвеченное снизу чьим-то фонариком.
