Даниэль Дакар - Фабрика героев
— Дети переведены на корабли эскадры. «Сент-Патрику» разнесли маршевые, он ползет к Бельтайну на маневровых под прикрытием русских штурмовиков и наших корветов. На него перегнали команды двух сдавшихся фрегатов…
— А сколько их было? — оживился Фортескью.
— Шесть. Троих мы приголубили, еще один союзники разнесли. Правда, «Дестини» отлетался, но это не главное… — она бодрилась изо всех сил.
— Понятно. Контузия? — кивнул десантник на кресло, в котором сидела Мэри.
— Она самая, — уточнять капитан благоразумно не стала, — да это пустяки, Марк, вот два корвета мы потеряли совсем, вместе с командами.
Полковник склонил голову, его примеру последовал экипаж «Дестини» и несколько секунд в рубке царила скорбная тишина. Потом Мэри встряхнулась:
— Один из крейсеров остается на орбите, два остальных сейчас отправятся в погоню. Вы сможете переправить вниз моих людей, если наши союзники доставят их на «Гринленд»? Им надо отдохнуть, подраться пришлось изрядно.
— Не прямо сейчас, но — да, сможем, — нахмурился Фортескью. — А вы?
— Саммерс уходит к Зоне Сигма. Чтобы его догнать, крейсерам придется пройти по кромке астероидного пояса. Сами понимаете, там без лоцмана не обойтись. Были б это эсминцы… — Мэри слегка развела руками.
Командующий планетарной обороной несколько секунд подумал и решительно кивнул:
— Не смею препятствовать, капитан. Какой из кораблей остается?
— Крейсер «Святой благоверный князь Глеб», — вступил в разговор Корсаков. — В данный момент на него переходят дети, размещенные на «Борисе». На орбите с ними ничего не случится, а вот в бой их тащить не стоит, сами знаете — неизбежные на войне случайности и так далее… Сделаем так, полковник: экипаж «Дестини» мы сейчас также переведем на «Глеба», потом, когда у вас будет время, вы их оттуда заберете. Сейчас я вас переключу на командира корабля, капитана первого ранга Владимира Якубовича, обговорите с ним детали взаимодействия. Вас это устраивает?
— Так точно, сэр! — вытянулся Фортескью. — Удачи вам, сэр, и еще раз спасибо!
Дубинин, успевший уже связаться с «Глебом», повелительно кивнул стоявшему неподалеку связисту, и экран погас. Мэри повернулась к своей команде:
— Давайте, ребята, время дорого. Марш собираться, я пока начну считать курс. И вот что, Джонни, не мог бы ты…
— Даже не мечтайте, капитан! — рявкнул экипаж «Дестини» в один голос и Мэри обиженно скривилась:
— Ну и подчиненные у меня… Совсем я вас распустила. Как вы с другим-то командиром летать станете?
— Там видно будет, — спокойно ответила Элис. — Желаю успеха! — Четыре пары каблуков щелкнули одновременно — сначала перед капитаном, потом перед Корсаковым и Дубининым — и бельтайнцы покинули рубку.
— Вы что-то говорили о закрытой связи, мисс Гамильтон? Можете указать частоту? — над креслом Мэри слегка склонился старший смены связистов. Капитан поджала губы, щелкнула пальцами, и понятливый лейтенант протянул ей небольшой планшет и световое перо, которым она размашисто набросала несколько кодовых групп. Связист кивнул, сунул планшет кому-то из подчиненных, и пару минут спустя на Мэри уже смотрела мать Агнесса.
Такой монахини Корсакову видеть еще не доводилось. Даже если оставить в стороне более чем странное сочетание апостольника с летным комбинезоном. Слишком живым и — слова-то другого не подберешь! — страстным при всей невозмутимости было резко очерченное, какой-то мрачной красотой красивое лицо. Ни следа благостного смирения не было ни в посадке головы, ни в едва заметном прищуре, ни в остром, внимательном взгляде.
— Мэри? Что с тобой, девочка, кто эти люди?! — монахиня говорила на кельтике, но к этому моменту Никита уже успел настроить коммуникатор.
— Это русский Экспедиционный флот, матушка, — на унике ответила Мэри. — Позвольте вам представить: командующий эскадрой контр-адмирал Корсаков. Господин Корсаков — мать Агнесса, настоятельница монастыря Святой Екатерины Тариссийской.
Никита сдержанно поклонился и удостоился ответного кивка. Между тем Мэри продолжала:
— Остатки эскадры Саммерса уходят к Зоне Сигма. Наши русские союзники намерены преследовать их, поэтому мне требуется ваша помощь.
— Схема минных заграждений? — прищурилась аббатиса, также переходя на уник. И, разумеется, данные о текущем состоянии внешней границы пояса? Ты подрядилась лоцманом?
— Ваша проницательность, матушка…
— Мэри, Мэри… Доживи до моих лет, — мать Агнесса сдержанно улыбнулась, — и никакая проницательность тебе не потребуется, достаточно будет жизненного опыта.
— Чем закончился наш рывок к Зоне Тэта, вы тоже знаете? — вскинула подбородок Мэри. Настоятельница слегка пожала плечами:
— Ну, если учесть, что ты на борту русского корабля, раненая, но совершенно спокойная… Либо ты успела пропихнуть транспорт через зону перехода, либо вам удалось отбиться. В любом случае в данную минуту никакая опасность детям не угрожает. Так я отправляю информационный пакет?
Капитан покосилась на старшего связиста, тот утвердительно кивнул.
— Отправляйте. И, матушка… я не знаю, хватит ли у Саммерса наглости попытаться напоследок навредить, но…
— Не волнуйся, дитя. На все Божья воля, и с Его помощью мы сумеем справиться — особенно если я не буду и дальше отвлекать тебя от работы разговорами.
Мягкая улыбка, благословляющий жест — и связь прервалась.
— Я помню ее простой монахиней, — задумчиво произнесла Мэри, уставившись в пространство. — В сущности, если кто-то и может претендовать на звание моей матери, так это сестра Агнесса Макинтош. — Она помолчала и решительно повернулась туда, где, по ее представлениям, находились посты навигаторов: — Вы готовы к работе, господа?
Несколько минут спустя она уже сидела перед пультом старшего навигатора, просматривала данные о габаритах и массе крейсера и строила модели на основе переданных ей характеристик ходовой части. От предложенной помощи по части обращения с незнакомыми панелями приборов она отмахнулась, пояснив, что четыре года летала на «Сапсане», и здесь все то же самое, только масштаб другой.
— И когда же, позвольте полюбопытствовать, вы летали на «Сапсане», капитан? — Савельев терпеть не мог чего-то не знать на подотчетном корабле.
— Четыре года между Корпусом и Академией, — не оборачиваясь, бросила Мэри.
— В монастыре? — старпом, судя по всему, решил, что над ним издеваются.
— В полиции, — коротко ответила капитан, косясь на выведенную на дополнительный экран схему минных заграждений. — Полиция Бельтайна летает на «Сапсанах», полученных при посредстве господина Авдеева, русского консула на Новом Амстердаме. Я отвечу на все ваши вопросы, сэр, но, пожалуйста, не сейчас. Я не знаю, как долго буду в работоспособном состоянии, а сделать предстоит много, крейсер — не истребитель и даже не корвет. — Пальцы порхали по клавиатуре, правили курс с помощью светового пера, обозначали координаты контрольных точек. За ее спиной столпились старший навигатор с помощником и оба штурмана, оттеснившие медтехника и общающиеся между собой в основном знаками. Под их быстрыми, злыми взглядами Савельев неожиданно для себя самого стушевался и решил, что подробные расспросы действительно подождут: побьют ведь, как пить дать побьют, даже на разницу в званиях не посмотрят! Время от времени выражение сосредоточенности на лице того или иного офицера сменялось веселым изумлением или азартом. Чем дальше прокладывала курс бельтайнка, тем чаще уважительно качали головами зрители. Подошел и Дубинин, ему, сгрудившись плотнее, освободили место.
— Ну вот примерно так, господа, — Мэри откинулась на спинку кресла и потерла виски. — Если я правильно представляю себе цель кораблей Саммерса, мы должны перехватить эту, с позволения сказать, эскадру до зоны перехода, причем с изрядным запасом. Вопросы?
Старший навигатор и старший штурман начали по очереди спрашивать, указывая на ту или иную точку светящейся на экране трассы. Она отвечала, попутно обозначая возможные коррекции курса в зависимости от того или иного фактора и уточняя скоростные режимы для каждого отрезка. Офицеры кивали, послышались профессиональные шутки, к собравшимся присоединился вызванный кем-то старший смены двигательного отсека. Мэри улыбалась, но Корсакова положительно не устраивало то, как она выглядит. Лихорадочный блеск глаз, теперь уже непрерывно дергающееся веко и синюшность, снова проступившая в углах рта и у крыльев носа, выходили за все рамки его представлений о нормальном. Да и улыбка была вымученной, напряженной. Ощущая себя чуть ли не предателем, он, отойдя подальше от оживленно общавшейся группы, связался с лазаретом. Буквально через пять минут в рубку ворвался разъяренный Тищенко с изрядных размеров коробом в руках.
