Николай Полунин - Харон
— Отчего же? Имеет. Просто дама забыла, а может, не знала или автоматически изложила наиболее совпадающую со следствием причину. Абсолютно ту же картину внутренних нарушений и смерти наряду с поражениями током дает очень мощное, резко переменное магнитное поле. Конечно, предположить, что на подмосковной рыбалке можно повстречать источник такого поля, — это еще более невероятно, чем схватиться за киловольтный провод. Если только…
— Если только, — повторил, как эхо, Игнат и покивал. — Я понимаю. — И Игнат начал пересказывать, как он, получив указания Михаила, запустил сегодня поиск по базам данных крупнейших московских клиник (тем, которые имели соответствующий уровень компьютерного обеспечения) на определенные случаи умертвий. Найдя — поиск оказался совсем непродолжительным, — стал искать выходы на кого-либо из занимающихся заведенными по данному поводу делами. На счастье, там оказались знакомые, которые устроили сегодняшнюю экскурсию.
— МВД не любит Контору, никогда не любило, но я действовал неофициально…
Михаил почти не слушал его детективную чушь. Полуприкрыв глаза, он ждал, пока новая информация усвоится. Теперь шло «усвоение наоборот»: не он что-то узнавал для себя, а увиденная и полученная им информация уходила… куда?
«С помощью меня проверяют. Мне, значит, доверия мало. Но пыхтеть все равно должен я».
Михаил знал, какое задание давать Игнату. Не без помощи «записной книжки», разумеется. Это только действительно чужаки в этом Мире после встречи со Стражем уходят по обыденным причинам. Они не тревожат Мировых линий, не нарушают законов Мира, освобождая место тем, кто и должен здесь быть.
Не нарушают равновесия, а своим исчезновением отсюда лишь укрепляют его, поколебленное их присутствием. В неких пределах равновесие Миров может проявлять гибкость. Чужие сущности, переселяясь, не все абсолютно будут попадать по назначению, исключения есть в любых правилах. На то и выбирается из живущих в Мире Страж.
Но если и он начинает действовать только по собственному желанию, а быть может, и капризу, начинает преступать границы, играть не по правилам, — тогда Миру его грозит крах.
Особенно, если Мир сам готов к этому.
Бедняга рыбак не должен был уходить из этого
Мира. И все те, про кого судмедэксперт Стасова сказала: «подобные случаи», должны были дождаться своего часа, далекого ли, близкого ли, но своего. Им ничем не могла грозить встреча со Стражем, поскольку они были отсюда, и только отсюда. Их судьбы в иной компетенции. Страж присвоил себе слишком большие права.
«Записная книжка» назвала Михаилу, как это должно выглядеть, и сообщила, что он непременно обязан увидеть сам, своими глазами. Он выполнил. Что делать дальше, ему тоже было известно.
— По номеру «Вольво» есть что-нибудь? — спросил Михаил.
— Ну, это-то проще простого. По-моему, даже в киосках дискета с этой гаишной программой теперь продается. Сейфулин Тахир Рустамович, пятьдесят седьмой год рождения, директор АОЗТ, производство животного масла и скорее всего «паленой» водки.
Но, по-моему, это пусто. Квартира Инны снята на его имя.
— Чукча, — пробормотал Михаил сквозь зубы. Игнат оттирал ладони снегом.
— Черт, вымыться хочется целиком. С вами ищут встречи, — не меняя тона, сообщил он.
— С этого и надо было начинать, Штирлиц. Это ваш сугубо информированный знакомый? Специалист по связям с внеземными сферами? Так вы сообщите ему, что я согласен. Пусть приходят хоть все пятеро. Да-да, так и скажите — хоть все пятеро. Для вас это новость? Как же вы у Андрея Львовича работали, если не в курсе? Вот уж кто никуда не попал. Я его, во всяком случае, не встречал после смерти. На том свете.
Вернувшиеся было краски вновь стали сбегать с лица Игната. Михаил насмешливо наблюдал этот процесс.
— Затребуйте с них полную информацию о том, кого мы с вами разыскиваем. Это мое условие встречи. Предварительное. Я знаю, они там его отслеживают на всякий случай. Его они не так боятся, как меня. Можете передать, что напрасно. Что бояться надо. Его. Меня — не стоит. Я ожидал, что как только мы с вами пересечемся, они моментально объявятся. Не в силах они больше мучиться неизвестностью по поводу моей загадочной фигуры. Через них и клиента выудим, так-то надежнее, чем шерлокхолмсовско-компьютерными методами.
Игнат упрямо поджал бледные тонкие губы, а Михаил, продолжая говорить, думал: «Что же, что я в нем вижу, что меня так настораживает, так тревожит? Почему меня все время тянет давить на него, внушает не страх — какой у меня может быть страх? — но желание держаться подальше. Почти отвращение. По логике вещей, по всему, как говорят — «по жизни», это ему следует питать ко мне нечто подобное, а не мне. Непонятно».
— Мы с Инной сейчас отправимся кое-куда. Следовать за нами не надо. Просто прогулка по знакомым местам. А вас, Игнат, я попрошу как можно скорее связаться и передать мое согласие.
— Я могу это сделать прямо сейчас.
— Прямо сейчас не стоит. Сегодня все равно ничего не будет. Там так спешат?
— Нет, но…
— А, я понял. Вам тоже не стоит волноваться. Хотел бы я знать, что такого говорилось вам на роковой встрече, что вы оказались настолько… обеспокоены. Или она была обставлена с этаким антуражем?
— Этого я вам никогда не скажу.
— Позиция. Не лучше и не хуже любой другой.
А про Инку? — Михаил пригнулся, чтобы рассмотреть, что Инка делает в «Чероки». Она опять курила.
— Ничего особенного. Просто — что она следующий кандидат.
— «Говорят, что у Ангела Смерти сотни глаз, — прочитал Михаил наставительно, — и если после его посещения человек остается жить, то душа этого человека получает всевидение». — Улыбнулся со всем возможным дружелюбием. — Живите надеждой, Игнат. Я со своей стороны приложу максимум усилий.
— Примерно такие, как сегодня в пять пятьдесят возле «Фрегата»?
— Вот как он, оказывается, называется? Приятно узнать. Но все же ваша хватка, хватка! Что значит школа. Зачем вам следить за мной, Игнат?
— Никто за вами не следил. Просто у меня есть выход на городское Управление, их ежечасные сводки. Я не мог не обратить внимания. А следят за вашими появлениями и перемещениями те, кто хочет с вами встречи. Они сводками московского УВД не пользуются.
— Расстанемся теперь. До вечера я найду вас, и обговорим дальнейшее. Совет: никогда не будьте подставным, Игнат. Ваш информированный друг хотел вас подставить. Они проверяли, что я с вами сотворю, будучи «расшифрованным». Как видите, ничего. А вот окажись на моем месте кто-нибудь вроде нашего клиента, не поручусь, что вы не заняли бы место рядом с тем, как его, Розиным.
Воздух потеплел, с веток закапало, зазвенело с крыш. Михаил объехал вставшего столбом Игната, выехал за ворота и повернул направо, вниз, к Котельнической. Инка скомкала пустую пачку и кинула в окно. Высотное здание шпилем царапало низкие серые облака.
И был день.
По Москве-реке плыли грязные льдины. С Крымского моста сквозь решетку его спиц виднелись аттракционы луна-парка, американские горки и белые фантастические пузыри круглых залов, маленький «Буран» и решетчатая джамп-вышка. Бронзовела гигантская кубическая конструкция на белом здании Академии наук вдалеке, и Михаил подумал, что так никогда и не узнает, что, собственно, это такое. «Даже обидно, — подумал он, — все знают, а я нет».
И тут это случилось.
Сначала все, что он видел, превратилось в негатив. Небо из светло-серого стало черным, темнеющий высокий поворот берега к Воробьевым горам, наоборот, высветлился. Ярко-белыми стали фермы железнодорожного моста. Дома почернели, а окна в них слепо зажглись. Машины рядом в потоке мгновенно сделались такими же. «Девятка» с наглухо затененными стеклами и прибамбасами вроде антикрыльев и понавешенными где можно и нельзя дополнительными фонарями, которая все порывалась Михаила «сделать», сама только что бывшая черной, как катафалк, вдруг обратилась в едущий бок о бок холодильник. Такая же снежно-белая. Светящаяся асфальтом, зданиями, машинами, фигурами людей, скрещивающимися огненными на черном проводами, спицами арки моста, которые продолжали плыть назад, ночь обрушилась на зрение.
Потом… или — одновременно, в тот же самый миг, который все тянулся и тянулся, бесконечный, Михаил увидел, как Фрунзенский железнодорожный мост — ведь Михаил бросил свой мимолетный взгляд туда, налево, — просел, растягиваясь, как резиновый, до самой воды. Четыре башенки моста нелепо задрались, а облицованные гранитом берега гуттаперчево раздвинулись. Словно срикошетировав, отдавая набранную упругость, мост подскочил, башни кивнули в обратную сторону, и — по всему полю, по охватываемому взглядом горизонту побежали расходящиеся концентрические волны, как будто видимая панорама была фотографией под тонким слоем прозрачной жидкости, куда влетела, расколов недвижимую поверхность, шальная капля… И успокоилось. Негатив исчез. Голова Михаила еще была повернута влево. Десятка метров проехать не успел. Руки на руле лежали спокойно. Нога на газу не шевельнулась.
