Михаил Успенский - Остальное - судьба
— Нет, — сказал Майор. — Это на случай. Если кто захочет. Тебя припахать. По артефактам. Он тебе может. Угрожать.
— Дон Педро Зурита тоже собирался припахать Ихтиандра по жемчугу, — сказал Белый. — И ничего у него не вышло. А со мной ещё хуже. Я если и найду артефакт, так тут же его и выведу из строя одним прикосновением… Так что в этом отношении я, скорее, бесполезен и даже вреден…
— Я же вам рассказывал, — возмутился Киндер.
— То ты, — сказал Майор. — А то Белый. Ему веры больше.
— Зря вы мудрите, — сказал Киндер. — Я вот кладу в кармашек рюкзака пару «волчьих слёз», чтобы грыжа не выпала от натуги. Но! Я же не знаю, как именно они работают! Да мне и не важно, лишь бы работали. Так и тут. Белый нам нужен? Да. И Топтыгин нужен. Так вот пусть и продолжают своё дело. Что вы человеку допрос устроили? Один вред от ваших вопросов и головная боль. Это же Зона. Она что хочет, то с людьми и делает.
— Надо Белому прощаться, — напомнил шаман. — Он не будет продолжать здесь. В другом месте будет…
— Мазафака, — сказал Печкин. — А ты-то тут каким боком?
— Нужно так потому что, — сказал Мазафака.
А Белый добавил:
— Он прав. Пусть я и не знаю, кто он такой и зачем. Я многого до сих пор не знаю. Хотя ясно, что такой же человек, как все мы. В отличие, скажем, от Болотного Доктора. Я ведь был в его доме. Никого и ничего я там не увидел — тоска и запустение… Видимо, нам с Доктором встречаться не положено… Извините, я должен проститься с Евдокией…
Он подошёл к Синильге, обнял её и стал что-то шептать ей на ухо. Синильга вздрагивала всем телом, но не рыдала, не голосила…
— Нельзя тебе со мной, милая, — сказал Белый.
— Куда же ты сам-то собрался? — сказал Печкин, и так ему стало муторно, словно подбиралась к дому какая-то чёрная сила.
— Не знаю, — сказал Белый. — Знаю только, что сейчас должна измениться моя судьба. Или ваша. И будет всё по-другому. Не лучше, не хуже — иначе.
Он подошёл к спящему Паше и положил свою ладонь ему на грудь.
Спящий встал, не размыкая глаз. Теперь это снова был двойник Белого.
— Иннокентий, — сказал Белый Сталкер, не оборачиваясь, — прошу вас на этот раз не вмешиваться. Вы остаётесь за меня…
— Сердце не радеет, — сказал Топтыгин. — Но покорюсь. Прощай, дорога душа. Храни тебя Господь.
— Надо разойтись, — сказал Печкин и жестом показал, что надо убрать мебель. В полном молчании растащили столы и стулья, освобождая место для того, что должно было произойти.
Может быть, сейчас и я что-нибудь узнаю, думал журналист. Вот начнётся эта круговерть… Что-то же я видел, что-то мне приоткрывалось…
Повторился давешний безумный танец, только темп его резко ускорился, мерцающий цилиндр возник посередине бара, и по нему снова пробегали тени и знаки, и музыка зазвенела, и кровь прихлынула к лицу, и жарко, до невозможности жарко сделалось…
— Жарко-то как, — сказал кто-то над ухом. — Не надо спать, потом голова будет болеть…
…Дэн Майский открыл глаза.
— А-а, Витя, — сказал он. — Ну как, починили автобус?
— Нет, — сказал невысокий парень в олимпийке. — Накрылся наш ужин в столовой. Но! Марк Давидович предлагает устроить пикник прямо здесь…
— Знаю, как они вторую машину найдут, — сказал высокий седой мужчина в старомодном берете. — До вечера прокукуем. И зачем я только с этой экскурсией связался? Думал — раз уж занесло в Киев, так посмотрю, чего тут мои коллеги наколбасили… Хорошо молодёжи — они пивом затарились…
— А гид наш сбежал, убоявшись ответственности? — сказал журналист.
— Он улетел, но обещал вернуться, — сказал седой. — А шофёр и не обещал: остановил грузовик и умчался. И поп словил попутку, и девчонки… Одни мы, горемычные… Ну что, народ? Не сядем же мы с юностью весёлой под гитару петь? Пошли наружу, устроимся… Да вон! Катушка от кабеля! Лучше не придумаешь!
Автобус был высокий — «мерседес», и даже непонятно было, что в нём могло сломаться столь основательно. Вплоть до кондиционера. Нет, прочь, прочь отсюда…
— А тут не опасно, Марк Давидович? — спросил маленький Витя, когда все экскурсанты постарше расположились вокруг импровизированной столешницы. — В смысле — радиация, нуклиды…
— Так мы их тут же вымоем, — пообещал седой. — У кого что есть?
— Я всегда с собой имею, — сказал Дэн Майский. — Только насчёт закуси — извините. Шоколад «Гвардейский».
— А я привык варёными яйцами закусывать, — сказал Марк Давидович. — Вот дед у нас, возможно, более запасливый…
— 3 мэнэ такий же дид, як с тэбэ, — сказал сухонький мужичок и захихикал. — Не дид, а Степан Олексович…
— Так ты здешний, — сказал седой. — Зачем тебе эта экскурсия?
— Та уси болбочуть — Чорнобыль, Чорнобыль, а я так нэ бачив…
С этими словами Степан Олексович стал доставать из сумки шмат сала, явно домашний хлеб, головки лука, огурцы в полиэтиленовом пакете, и ещё что-то там булькало…
— А ты, сибирака, чому до хлопцев нэ пийшов? С дидамы цыкавее?
Здоровенный парень с пухом на добродушной физиономии сказал:
— Стрикулисты дикошарые. И напевы у них дикие. И девки бесстыжие. Вот у меня тут медвежатина, сохатина, шаньги мамины… Только русская хмель нам не надо, молочко есть…
— Стаканы, — спохватился седой. — Вообще тара…
— Одноразовые у меня, — сказал Дэн Майский. — Зато виски ирландский.
— Лучше с «Хортицы» начнём, — сказал Марк Давидович. — А вискарём заполируем.
Степан Олексович вытащил страшного вида клинок и принялся пластать розовое сало.
— С танкового плунжера перековав, — сказал он. — Ото ж добра сталь!
Разлили. Седой поднял стаканчик:
— Ну, давайте выпьем за эту загубленную землю, — сказал он. — За то, чтобы скорее она забыла свою беду, чтобы никогда больше такое не повторилось — ни здесь, ни где-либо.
Первая прошла как надо.
— Хорошо, что меня тренер не видит, — сказал маленький Витя. — Хоть и закончились соревнования…
— А ты по какому виду спорта? — спросил Майский.
— Жокей, — хохотнул Марк Давидович. — Судя по комплекции.
— Стрелковый спорт, — обиделся Витя. — Я, между прочим, со вчерашнего дня — чемпион Европы по стендовой стрельбе!
— Вот за это стоит выпить, — сказал Майский. — А что же ты со своими не празднуешь, сюда потащился?
— Бабы, — отмахнулся Витя. — Достали они меня…
— Правильно, — сказал седой. — Надо мужикам вот так время от времени, без повода, ради хорошей компании…
— Добре, — сказал Степан Олексович. — Тильки жарко. А ще травень!
Когда всех, кроме сибирского трезвенника, основательно разморило, седой сказал:
— Жуткое зрелище всё-таки — город без людей! Мерещится всякое…
— Не мерещится, — сказал Майский. — Я тоже этого видел, в белом… Аттракцион местный! И гид этот, язык без костей… Вам посчастливилось увидеть Белого Сталкера! Ну да! Штатного, на твёрдом окладе! В Кунгурской пещере — Чёрный Спелеолог, в Чернобыле — Белый Сталкер…
— Я тэж його бачив, — сказал Степан Олексович. — Тильки вин не настоящий. То мара.
— Так мы ж ещё не пили, — сказал Майский. — Но всё равно, когда он в окне показался — впечатляет. Драматургия эпизода.
— А я его двумя персты окстил — он и пропал, — сказал сибиряк.
— А может, сумасшедший какой-нибудь, — сказал стрелок Витя.
— Скаженна земля, — вздохнул Степан Олексович, — и люды скаженны…
— Земля ни при чём, — сказал Марк Давидович. — Это уж мы сами постарались… Как странно мне, что все мы здесь сегодня собрались!
— Каэспэшник бывший? — сказал Дэн.
— Угадал. Бывший, — сказал седой и помахал трёхпалой рукой. — Но зачем-то ведь мы тут совпали! Знать бы, зачем?
— Представляю, — сказал Майский. — Один… Среди пустоты и разрухи… Бегает по крышам, выглядывает в окна… Неплохой символ, надо бы его в дело употребить… Но ты смотри — не отказалась молодёжь от простой гитары! И поют неплохо!
Они поглядели туда, где расположились на яркой апрельской траве парни и девушки в одинаковых чёрных футболках с надписью «s.t.a.l.k.e.r.» на груди, и доносилась песня:
Я долю свою добуду,
Я жизнь свою переиначу
И первым пойду в сраженье,
Когда позовёт труба.
Родился — вот это чудо,
Влюбился — вот это удача,
Стал человеком — везенье,
А всё остальное — судьба…
Эпилог
— Не пойдёт такой финал, — сказал редактор. — Не я, так продюсер зарубит. Это что же получается, Данечка, — ты Зону отменить хочешь? Финал должен быть жизнеутверждающий. Теперь принято позитивное мышление… Ты же столько времени в Зоне провёл, неужели не чувствуешь, что попал не в тему?
— Не чувствую, — сказал Дэн Майский. — А ты что — никогда не слышал про открытый финал?
