Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ
Ньют заржал.
— Томми, я, может, не самый умный в Приюте, но как по мне — ты несёшь околесицу.
Пока он говорил, мозг Томаса работал с бешеной быстротой. Ответ был где-то совсем рядом, юноша чувствовал, что только протяни руку — и... Вот только облечь свои мысли в слова было очень трудно. Пришлось зайти с другого конца.
— О-кей, о-кей. У вас было заведено, что один Бегун отвечал за одну секцию, так?
— Так, — ответил Минхо. Видно было, что он искренне заинтересовался и слушает внимательно.
— И этот Бегун рисует карту каждый день, а потом сравнивает её с предыдущим днём — для этой же секции. А если вместо этого вам надо было сравнивать все восемь секций между собой — за один день? Вдруг там каждый день открывается код или часть кода? Вы когда-нибудь так делали?
Минхо потёр подбородок и кивнул.
— Ну да, что-то вроде того. Клали их рядом и смотрели. А как же. Мы всё перепробовали.
Томас положил обе карты себе на колени и принялся внимательно изучать верхнюю. Сквозь бумагу он различал линии карты, лежащей под ней. В этот момент его осенило. Он вскинул взгляд.
— Нужна калька.
— А? — буркнул Минхо. — Что за чё...
— Доверься мне. Нам нужна калька и ножницы. И все карандаши и чёрные маркеры, которые сможете найти.
Котелок не обрадовался, когда его ограбили, забрав у него всю имеющуюся вощёную бумагу. Тем более, что поставок-то больше не предвиделось. Он ругался нехорошими словами и кричал, что это, мол, единственная вещь, которую он только и просил у Создателей, что без неё он не сможет печь. В конце концов ребятам пришлось рассказать, зачем им нужно его сокровище, и повар сдался.
Ещё минут десять ушло на поиски карандашей и маркеров — ведь большая часть их находилась в Картографической и сгорела при пожаре. И вот, наконец, все четверо: Томас, Ньют, Минхо и Тереза — сидели за столом в Оружейном подвале. Найти ножницы не удалось, так что Томас вооружился самым острым ножом из имеющихся в их распоряжении.
— Ну, — сказал Минхо, — молись, чтобы у тебя всё вышло. — И хотя в его голосе слышалось нешуточное предупреждение, в глазах у Стража был неподдельный интерес.
Ньют облокотился о стол, словно ожидая, что факир Томас сейчас вытащит кролика из шляпы.
— Давай, Чайник, выкладывай.
— О-кей. — У Томаса чесались руки приняться за работу, и одновременно его до смерти пугало, что, возможно, все усилия ни к чему не приведут. Он вручил нож Минхо и указал на вощёную бумагу:
— Вырежь квадраты, примерно по размеру карт. Ньют, Тереза, пошли, поможете мне вытащить первый десяток карт из каждой секции.
— Что это мы, рукоделием занялись? — Минхо скептически воззрился на нож в своей руке. — Почему ты прямо не говоришь, за каким плюком мы должны это делать?
— Я уже всё объяснил! — отрезал Томас, зная: лучше им один раз увидеть, чем сто раз услышать. Он вскочил и зашарил в шкафу. — Лучше покажу. Если ничего не выйдет, то что ж... Тогда опять пойдём бегать по Лабиринту, как подопытные крысы.
Минхо испустил раздражённый вздох и пробормотал нечто нечленораздельное. Тереза молчала, но Томас вдруг расслышал её голос у себя в голове:
«Мне кажется, я поняла, что ты затеял. Молодец!»
Томас вздрогнул, но постарался не выдать внешне своего смятения. Попробуй только покажи, что у тебя в голове звучат голоса — и всё, остальные подумают, что он съехал с катушек.
«Иди... помоги мне... — пытался он ответить, выговаривая в уме каждое слово, пытаясь отчётливо представить себе своё мысленное послание. Но девушка не отвечала.
— Тереза, — сказал он вслух. — Ты не могла бы мне помочь? — И кивнул в сторону шкафа.
Они оба углубились в его пыльную внутренность, открыли все коробки и вынули по небольшой пачке карт из каждой. Вернувшись к столу, Томас увидел, что Минхо нарезал листов двадцать конфискованной у Котелка бумаги и теперь складывал их неровной стопкой справа от себя.
Томас уселся и схватил несколько вощёных листков. Поднял одну бумажку против лампочки — та засияла сквозь кальку слегка рассеянным молочным светом. Как раз то, что нужно.
Томас взял маркер.
— Ну вот, теперь вы все переведёте последний десяток дней на кальку. Не забудьте записать всю инфу на каждом листе, чтобы мы не запутались. Когда закончим с этим делом, думаю, увидим кое-что интересное.
— Да что... — завёлся Минхо, но Ньют оборвал его:
— Ты знай режь свои долбаные листки! — приказал он. — До меня, кажется, дошло, куда он клонит.
Ну, наконец-то, хоть кто-то что-то сообразил.
Они принялись за работу: переводили рисунки с оригинальных карт на вощёную бумагу — одну за другой, стараясь работать быстро, но аккуратно. Томас приспособил прямоугольный кусок доски вместо угольника, и легко чертил теперь ровные, чёткие прямые. Скоро он уже сделал пять карт, потом ещё пять. Другие тоже работали не покладая рук, и дело у всех двигалось так же споро.
Рисуя, Томас начал потихоньку впадать в лёгкую панику: а вдруг то, чем они занимаются — полная бессмыслица и зряшная потеря времени? Но сидящая рядом Тереза вся ушла в работу и даже высунула кончик языка от усердия. По всей видимости, у неё сомнений в целесообразности их действий не возникало.
Так они и трудились: коробка за коробкой, секция за секцией.
— Ну всё, с меня хватит! — заявил наконец Ньют, нарушая царящую в подвале тишину. — Мои грёбаные пальцы уже горят, как чёртова мать. Давайте смотреть, если есть на что.
Томас отложил свой маркер и распрямил затёкшую ладонь. Ему оставалось только надеяться, что все усилия не напрасны.
— О-кей, давайте сюда последние несколько дней из каждой секции. Сложите всё стопками на столе — от Первой до Восьмой. Первую сюда, — похлопал он рукой по одному концу стола, — восьмую туда, — и указал на другой конец.
Все молча выполнили его приказ, разложив на столе листки вощёной бумаги восемью невысокими стопками.
Дрожащими руками Томас собрал по листку, лежащему наверху каждой стопки, убедился, что все они относятся к одному и тому же дню. Затем наложил их друг на друга так, чтобы рисунки Лабиринта, сделанные в один день и принадлежащие разным секциям, совместились. Теперь он мог видеть рисунок всех восьми секций одновременно. И то, что он увидел, потрясло его. Это было как волшебство, как будто из ниоткуда вдруг проявилась картинка, возник новый образ. Тереза тихонько ахнула.
Множество горизонтальных и вертикальных прямых пересекались и образовывали густую сетку. Но в середине линии ложились ещё гуще, и на общем сероватом фоне возник более тёмный рисунок. Едва различимый, но — он там был!
Точно посередине листа красовалась буква П.
ГЛАВА 43
Томаса захлестнул поток самых разных эмоций: облегчение от того, что их усилия не пропали даром, удивление, нетерпение и любопытство — что из всего этого выйдет.
— Мля... — протянул Минхо, одним словом полностью выразив всю гамму чувств, охвативших Томаса.
— Но, может, это только случайность? — вмешалась Тереза. — Давайте проверим другие. Живо!
Томас послушался и сложил вместе следующие восемь карт, потом ещё восемь, и ещё... И каждый раз в центре появлялась очередная буква. За П последовали Л, Ы, Т и Ь. Затем нарисовались Б, Р, А и Т.
— Гляньте! — воскликнул Томас, указывая на стопки вощёной бумаги. Он был одновременно и озадачен увиденным, и счастлив, что буквы проявились так чётко и ясно, не оставляя места сомнениям. — Здесь у нас ПЛЫТЬ, а здесь — БРАТ.
— Плыть брат? — недоумевал Ньют. — Что за галиматья? И это твой код?
— Нам надо работать дальше, — ответил на это Томас.
Перепробовав различные комбинации, они выявили второе слово — БРАТЬ. Итак, ПЛЫТЬ и БРАТЬ.
— Никакая это не случайность, — заявил Минхо.
— Точно, — согласился Томас. Ему не терпелось продолжить работу.
Тереза махнула в сторону шкафа:
— Нам надо проработать абсолютно всё — каждую коробку снизу доверху.
— Да, — кивнул Томас. — Поднажмём!
— Без нас, — сказал вдруг Минхо.
Все воззрились на него, но он твёрдо выдержал их изумлённо-возмущённые взгляды.
— Нам с Томасом надо отправить Бегунов в Лабиринт.
— Спятил? — вскипел Томас. — Здесь у нас дела поважнее!
— Может быть, — невозмутимо парировал Минхо. — Но у нас каждый день наперечёт, и мы не имеем права терять их зря. Не теперь.
Томаса словно ушатом холодной воды окатили. По его мнению, так это как раз беготню в Лабиринте теперь можно было считать напрасной потерей времени, которое так необходимо, чтобы разгадать код.
— Да зачем, Минхо? Ты же говорил: паттерны, в основном, повторяются каждый месяц. Один день ничего не изменит.
