Сьюзен Коллинз - Воспламенение
— Не чешитесь, — говорю я, сама ужасно желая это сделать. Но я знаю, что такой совет дала бы моя мама. — Вы только занесете инфекцию. Как думаете, безопасно опять попробовать добыть воду?
Мы снова идем к дереву, которое прокалывал Пит. Я и Финник стоим с поднятым оружием, пока он работает, всовывая втулку, но не появляется никакой угрозы. Пит выбрал хорошую прожилку, вода из втулки начинает течь, как из крана. Мы утоляем свою жажду, позволяя теплому водяному потоку течь по нашим зудящим телам. Мы заполняем несколько раковин питьевой водой и возвращаемся к берегу.
Вокруг по-прежнему ночь, хотя рассвет не может быть позднее, чем через несколько часов. Если, конечно, распорядители Игр не захотят, чтобы было иначе. Я говорю:
— Я покараулю некоторое время.
— Нет, Китнисс, лучше я, — произносит Финник. Я смотрю в его глаза, на его лицо и понимаю, что он изо всех сил сдерживает слезы. Мэг. Наименьшее, что я могу сделать для него сейчас, это дать ему возможность побыть наедине с самим собой, чтобы оплакать ее.
— Хорошо, Финник, спасибо, — говорю я.
Я ложусь на песок рядом с Питом, который мгновенно засыпает. Я смотрю в темноту, размышляя над тем, как все изменилось всего за день. Еще вчера утром Финник был в моем списке убийств, а теперь я готова спать, пока он охраняет меня. Он спас Пита и позволил Мэг умереть, не знаю почему. Но я точно знаю, что никогда не смогу сравнять уровень наших долгов друг другу. Все, что я могу сделать сейчас, это уснуть, позволив ему горевать в тишине. Что я и делаю.
Когда я снова открываю глаза, уже утро. Пит по-прежнему рядом со мной. Мы накрыты ковром из травы, защищающим наши лица от солнечного света. Я сажусь и вижу, что руки Финника не остались без работы. Две сотканные миски заполнены водой. В третьей месиво из моллюсков.
Финник сидит на песке и открывает раковины камнем.
— Они лучше, когда свежие, — говорит он, доставая тельце из раковины и засовывая его в рот. Его глаза все еще опухшие, но я делаю вид, что не замечаю этого.
Мой желудок начинает урчать от запаха еды, и я тянусь за одним моллюском. Но вид моих ногтей, под которыми находится запекшаяся кровь, останавливает меня. Я чесала свою израненную кожу во сне.
— Знаешь, если ты будешь чесаться, то занесешь инфекцию, — произносит Финник.
— Это то, что я слышала, — говорю я.
Я вхожу в море и отмываюсь от крови, пытаясь понять, что я ненавижу больше, боль или зуд. Надоело! Я топаю обратно на берег, поднимаю лицо вверх и рычу:
— Эй, Хеймитч, если ты не слишком пьян, ты бы мог прислать нам что-нибудь для нашей кожи.
Это почти забавно, как быстро надо мной возникает парашют. Я протягиваю руку, и тюбик приземляется прямо на нее.
— Как раз вовремя, — говорю я, но не могу удержаться от угрюмого выражения на своем лице. Хеймитч. Что бы только я ни отдала за пять минут разговора с ним.
Я плюхаюсь на песок рядом с Финником и отворачиваю крышку от тюбика. Внутри густая темная мазь с резким запахом смеси сосновых игл и смолы. Я морщу нос, пока выжимаю небольшой шарик лечебного крема и начинаю втирать его в свою ногу. Звук удовольствия вырывается из моих губ, когда эта вещь избавляет меня от зуда. А еще она окрашивает мою поврежденную кожу в кошмарный серо-зеленый цвет. Когда я перехожу ко второй ноге, я бросаю тюбик Финнику, который следит за мной с сомнением.
— Это выглядит так, будто ты разлагаешься, — говорит он. Но я полагаю, зуд побеждает, потому что спустя минуту Финник тоже начинает намазывать свою кожу. Действительно, сочетание струпьев и мази выглядит отвратительно. Я не могу сдержать веселья из-за его страданий.
— Бедный Финник. Это на самом деле первый раз в твоей жизни, когда ты не выглядишь хорошеньким? — говорю я.
— Должно быть. Совершенно новые ощущения. Как ты справляешься с ними все эти годы? — спрашивает он.
— Просто избегай зеркал. Ты забудешь об этом, — отвечаю я.
— Нет, если буду продолжать смотреть на тебя, — говорит он.
Мы самостоятельно намазываем нижние части наших тел и даже по очереди втираем мазь в спины друг друга, где майки не защитили нашу кожу.
— Я собираюсь разбудить Пита, — сообщаю я.
— Нет, подожди, — говорит Финник. — Давай сделаем это вместе. Поместим наши лица прямо перед его.
Ну, в моей жизни осталось так мало места для развлечений, что я соглашаюсь. Мы садимся с обеих сторон от Пита и наклоняемся, пока наши лица не оказываются в дюймах от его носа, и трясем его.
— Пит, Пит, проснись, — говорю я мягким, монотонным голосом.
Его веки трепещут, открываясь, а потом он подпрыгивает так, будто мы нанесли ему удар ножом.
— А-а-а!
Мы с Финником откидываемся на песок, дико смеясь. Каждый раз, когда мы пытаемся остановиться, мы смотрим на попытки Пита поддерживать презрительное выражение лица, и это происходит с новой силой. К тому времени, когда мы берем себя в руки, я начинают думать, что Финник Одейр оказался вполне нормальным. По крайней мере, не таким пустым и важничающим, как я думала. Не все так плохо, на самом деле. И как только я прихожу к этому выводу, на землю прилетает новый парашют с ломтем хлеба. Вспоминая, как в прошлом году подарки Хеймитча часто присылались в качестве сообщений, я делаю для себя пометку. Дружи с Финником. Будешь получать еду.
Финник вертит хлеб в своих руках, исследуя корку. Немного собственнически. В этом нет ничего удивительного. У ломтя зеленый оттенок, который обычно имеет хлеб из Дистрикта-4 из-за водорослей. Мы все знаем, что это его. Возможно, он понимает, какой драгоценностью является этот подарок, или думает о том, что, возможно, больше никогда не увидит другого хлеба. Может быть, с этой корочкой связаны какие-то воспоминания о Мэг. Но все, что он говорит:
— Он подойдет к моллюскам.
В то время, как я помогаю Питу втирать в кожу мазь, Финник ловко очищает мясо моллюсков. Мы все собираемся и едим восхитительно сладкие тельца с соленым хлебом из Дистрикта-4.
Мы выглядим просто чудовищно — мазь, кажется, заставляет струпья шелушиться — но я рада лекарству. Не только потому, что оно помогает от зуда, но и потому, что оно защищает от этого палящего белого солнца в розовом небе. По его положению я вычисляю, что сейчас примерно десять утра, то есть мы на арене уже сутки. Одиннадцать из нас мертвы. Тринадцать живы. Десять скрываются где-то в джунглях. Три или четыре профи. Я действительно не испытываю желания вспоминать, кто остальные.
Для меня джунгли быстро превратились из места защиты в зловещую ловушку. Я знаю, что когда-нибудь мы будем вынуждены вернуться туда, охотясь или будучи добычей, но прямо сейчас я планирую держаться нашего небольшого бережка. И я не слышу предложений от Пита или Финника поступить иначе. Какое-то время джунгли кажутся почти неизменными, гудящими, мерцающими, но не выставляющими напоказ свои опасности. А затем где-то на расстоянии раздается крик. Недалеко от нас деревья в джунглях начинают вибрировать. Огромная волна поднимается на вершине холма, над деревьями, и, ревя, спускается по склону. Она ударяет в морскую воду с такой силой, что, даже несмотря на то, что мы стоим далеко от края берега, прилив затопляет нас по колено, захватывая некоторые из наших вещей. Мы трое успеваем собрать все, прежде чем их унесет в море, кроме разъеденных химикатами комбинезонов, но они настолько испорчены, что нас не волнует, потеряем мы их или нет.
Стреляет пушка. Мы видим, как планолет появляется над тем местом, где началась волна, и поднимает тело между деревьями. Двенадцать, думаю я.
Водяной круг постепенно успокаивается, поглотив гигантскую волну. Мы кладем свои вещи назад, на влажный песок, и собираемся вновь усесться, когда я замечаю их. Три фигуры, примерно в двух спицах от нас, идут, спотыкаясь, по берегу.
— Там, — говорю я спокойно, кивая в сторону новоприбывших. Пит и Финник следуют за моим пристальным взглядом. Как будто по команде, все мы отходим в тень джунглей.
Трио в плохой форме, это сразу видно. Один фактически тащит другого, а третий как-то странно идет, кружа и петляя. Они полностью кирпично-красного цвета, словно их окунули в краску и оставили сушиться.
— Кто это? — спрашивает Пит. — Или что? Переродки?
Я вытаскиваю стрелу, готовясь к нападению. Но все, что происходит, — тот, которого тянули, обрушивается на берег. Тянувший в расстройстве топает ногой по земле, очевидно, теряя самообладание, поворачивается и толкает кружащего.
Лицо Финника сияет:
— Джоанна! — зовет он и бежит к красным фигурам.
— Финник! — Слышу я в ответ голос Джоанны.
Мы с Питом обмениваемся взглядами.
— Ну, и что теперь? — спрашиваю я.
— Мы не можем оставить Финника, — отвечает он.
— Полагаю, нет. Тогда идем, — говорю я недовольно, потому что, даже если бы у меня был список союзников, Джоанны Мейсон в нем, определенно, не было бы. Мы двое топаем по берегу туда, где Финник и Джоанна только что встретились. Когда мы подходим ближе, я вижу ее товарищей и застываю в замешательстве. На земле на спине лежит Бити, а ноги Вайрис снова начали заплетаться.
