Сэй Алек - Мерзкий старикашка
Я помедлил секунду, — неожиданно появилось желание бросить все и сбежать от грядущих трудностей обратно в монастырь, в тишину, покой, к карпам, форели и отцу Тхритраве, — сделал глубокий вдох и прошел к трону. Встал, повернувшись к нему спиной, обвел взглядом присутствующих, и медленно опустился на сиденье. Примас, с умеренно-торжественным видом возложил на меня царский венец, после чего прошествовал к дверям в зал совета, распахнул их (все посторонние, едва я вошел в помещение, убрались и затворили за собой створки) и провозгласил:
— Радуйтесь люди и жгите огонь на Сигнальной башне! У Ашшории снова есть царь!
За дверями раздался шум и в зал начали проникать разнообразные придворные личности: капитан Латмур, хефе-башкент, министры и замковые распорядители… Тумил, кстати, в их числе.
— Ваше велишество, — вновь поднялся с места Тонай. — Я верно шлушил главным миништром в прошлое шарствие, но нынще я штал штар и немощен. Прошу ваш шнять ш моих плещь эту непощильную ношу.
— Мне очень прискорбно слышать это, князь Дамуриани, но я и сам отнюдь не молод и понимаю, что такое старческие хвори, да как они препятствуют исполнению своего долга, — я склонил голову. Не то чтоб уже проникся своим величием и начал из себя парящего в неких недостижимых высях строить, просто опасался что корона свалится. — С сожалением, но я принимаю вашу отставку. Однако, как человек опытный, не дадите ли вы мне совет, кого назначить на ваше место?
Отставной премьер пожевал губами и мрачно смерил взглядом окружающих. Не хочет власть уступать, старый, ой не хочет…
— Трудно шкашать, — ответил Тонай. — Молодые балбеши они вще, как по мне. Вот рашве што княщь Шулик не совсем бешнадешен.
— Будь по вашему. Зулик, князь Тимариани, встаньте. Я назначаю вас главным министром Ашшории, несите сие бремя с честью… Если, конечно, не откажетесь.
— Нет, государь, не откажусь, — поклонился новый глава правительства. — Это большая честь для меня.
— Тогда принимайте дела у князя Дамуриани и отчеты от прочих министров. Завтра утром жду вас с докладом об общем состоянии дел. Штарпен из Когтистых Свиней, — я повернулся к хефе-башкенту, — все ли у вас готово к празднеству?
— Да, ваше величество, я жду лишь вашего приказа начинать, — ответил столичный градоначальник.
— Тогда я его вам отдаю, и пусть к закату в Аарте не останется ни одного трезвого горожанина. Князья Софенине и Хатикани, вас я, дорогие друзья, вынужден просить взвалить на себя тяжелую ношу. Необходимо сформировать два новых министерства, и только вам я могу доверить их возглавить. Пойдемте сейчас ко мне в кабинет… Главного министра и казначея попрошу следовать за нами. Заседание совета объявляю законченным, всех сегодня ожидаю на пир, он начнется по наступлении заката, — я поднялся с трона. — Капитан Латмур, через полчасика постройте Блистательных на плацу. Я буду держать речь перед своей гвардией. В полный доспех их не запаковывайте, наша встреча много времени не займет.
На выходе из зала я ухватил Тумила за плечи, развернул и чуть подтолкнул в спину, чтобы шел рядом.
— Кто победил? — негромко полюбопытствовал я.
— Сам как думаешь, твое величество? — так же тихо ответил уже полноправный царский стремянной. — Нварда-то прославленный богатырь обучал. Три раза я его достал, семь раз он меня. Правда, я до него дотянулся первым.
— А молодец, совсем неплохо, — похвалил я. — Ничего, подтянешься еще до его уровня. Завтра, кстати, вы с ним и Энгелем… Ты успел познакомиться с сыном морского воеводы?
— Да, — кивнул парень. — Он, кстати, уже младший кормчий на корабле отца.
— Молодец какой… Так вот, вы трое с завтрашнего дня займетесь обучением царевичей владению оружием и мореходству. А чуть позже ты их научишь плясать с быками. Не подведешь?
— Очень постараюсь, — серьезно ответил Тумил.
— Ну вот и славно, — я повернулся к идущему чуть позади, в числе прочих, казначею. — Милейший князь, я задолжал своему стремянному жалование за месяц, да и на обустройство выделить бы надо. Распорядитесь.
— Как прикажет ваше величество, — ответил тот, и сделал знак какому-то ошивающемуся в отдалении типу. — Пусть юноша проследует за моим помощником.
— Понял? — спросил я парня. — Дуй. Да, Тумил, а как та деревня называется, у которой мы пристали и корреру выстроили?
Мальчик ответил. Я прямо там чуть и не сел.
А с другой стороны что-то еще подбирать уже некогда.
— Оформите эту деревню в наследственное владение первому десятнику первой сотни Блистательных, Касцу из Коренных Зубов и принесите мне как только будет готово. Я желаю пожаловать его в князья перед строем.
Хорошо быть царем — никто лишних вопросов не задает. Понесся исполнять так, что только пятки сверкают.
— Кабинет все там же, или Каген его перенес? — негромко поинтересовался я у Зулика, продолжая двигаться по дворцовым коридорам.
— Там же, где и последние сто лет, — ответил князь Тимариани. — Уже традиция, заниматься делами именно там.
Я кивнул.
Очень удачно, что у нас народ им столь привержен. Не опростоволошусь, блуждая по царским покоям в поисках нужного помещения — помню еще, где отцовский кабинет располагался.
Обстановка там, правда, за прошедшие годы сменилась полностью. Лисапетов папаня любил окружать себя вещами изящными, утонченными, гобелены с фривольной вышивкой очень уважал, а после братца мне досталось мрачноватое помещение с тяжелой канцелярской мебелью и картами на стенах — единственной живой вещью, пожалуй, в этом пристанище бюрократа оказалось нефритовое пресс-папье, украшенное резьбой из похождений все того же Громолета Охальника. Последнее напоминание о блистательном царствовании Лендеда, устроившее нового хозяина из-за исключительно удобной ручки, надо полагать.
— Присаживайтесь, князья, — я указал своим спутникам на даже визуально неудобные кресла. Не иначе Каген их заказал такими, чтобы посетителям не пришло в голову подольше задержаться. — Присаживайтесь, у нас есть несколько минут, дабы обсудить некоторые нововведения.
Арцуд, Зулик и Шедад не заставили себя упрашивать, я же усаживаться не спешил — и так уже наприседался да навставался, до ломоты в коленях.
— Я долго думал, какой именно награды достойны вернейшие, те, что поддержали меня с самого начала, — под угрозой потока и разграбления, но к чему вспоминать об этом в столь торжественный день? — Если с досточтимым Зуликом все понятно, и он по праву занял место главного министра, то как использовать таланты остальных, дабы это было выгодно и стране, и вам самим, у меня были сомнения. Однако же я принял решение. Надеюсь оно понравится и вам всем. Князь Хатикани, я уже упоминал, что желал бы видеть вас во главе царского двора.
Тот кивнул с плохо скрываемым разочарованием. Не о должности верховного церемониймейстера он мечтал. Ну что же, подсластим пилюлю до полноценного торта.
— То, как сейчас у нас разделены полномочия меня не устраивает, и потому я решил ввести должность придворного министра, назначить же на нее вас. Это не означает, что я просто переименовываю на новый лад распорядителя-кастеляна Ежиного гнезда, вовсе нет. Круг ваших задач будет гораздо шире, и значительнее. Не только хозяйственное управление дворцом, но и церемониал, включая дипломатические приемы и богослужебные торжества будут отныне на вас. Все, даже самые малые развлечения, включая и ту же царскую охоту, царские выезды, вообще все, что касается быта меня и моей семьи я хочу возложить на ваши плечи. Но не только это. Вам предстоит с нуля создать истинный царский двор.
— Не просветит ли меня ваше величество о том, что он под этим подразумевает? — Шедад уже явно прикидывал на чем он тут сможет нагреть руки, и лицо князя с каждой секундой светлело все больше и больше.
— Как бы это вам объяснить в двух словах?.. Ну вот что сейчас есть царский двор? Сборище чиновников и военных, людей, вне всякого сомнения, очень нужных и полезных, но ведь сие, согласитесь, есть скука смертная. Разговоры если о чем и ведутся, то лишь о делах, а мне бы хотелось некоторого разнообразия, развлечения что ли… Ведь как приятно, если после тяжелого дня можно спуститься в общий зал, сыграть несколько партий в джетан, под легкую музыку и вино обсудить нечто совершенно государственного устройства не касающееся… С женщинами, наконец, пообщаться. Да-да, царицы и царевны ведь тоже безумно скучают, а мы, подобно замшелым парсюкам, запираем их в женской половине, совершенно исключаем их из круга своего общения, хотя среди женщин ничуть не меньше ценительниц того же одеона, и что дурного в том, если они будут обсуждать постановку наравне с мужчинами? В этом ведь ничего предосудительного нет!
— В пьесах-то, конечно, да и их обсуждении… — задумчиво протянул князь Хатикани.
