Иван Тропов - Крысолов
Белоснежка чуть отстала, но всего на пару шагов. К цепи прикрытия не присоединилась. Так и семенила рядом.
* * *На дороге было спокойно.
Вообще пусто. Вправо, влево – ни пары фар.
Не самые лучшие ребята у Графа. Могли бы и сообразить, что на своих двоих за окраину Пензы, да еще в распутицу, никто не полезет. И раз уж кто-то проник на ферму, то на ближайшей дороге должна ждать машина. Могли бы и
проехаться по окрестным дорогам, проверить обочины… Но не додумались.
Хотя кое-кто тоже не гений, надо признать…
Из-за чего поднялась тревога на ферме? Ребята Графа явно искали не отбившегося баскера, а человека. Значит, где-то прокололся…
Но где?
Неправильно рассчитал мертвую зону видеокамер на заборе? Но тогда бы тревога поднялась сразу, когда крысы еще только рыли подкоп…
Ладно, это потом. Все потом. Пока – крыс в багажник, ноги в руки, и все вместе – подальше отсюда. Блин, надо же было так засыпаться!
Стас выпрямился. Поднялся по осыпи, скрипя галькой, вышел на дорогу. Еще раз огляделся.
Да, все верно. Вышли прямо к машине. Вон большой куст и жидкая поросль чуть правее. Днем, когда будет много света, будет заметно, что кусты поломаны.
Пожалуй, крыс в багажник потом. В самый последний момент. Сначала вывести машину на дорогу. Теперь придется бороться не только с кустами, но и с осыпью. Вверх всегда сложнее, чем вниз. Пусть крысы пока прикрывают тыл, мало ли…
Белоснежка потерлась о ногу, совсем как кошка или щенок. Не то приободряла, не то ластилась. А может, просто решила хоть так почиститься от облепившей ее грязи.
Стас осторожно отстранил ее носком ботинка, перешел дорогу – Сквозь голые прутья стала виднее машина.
Только Серый почему-то его не приветствует. Не то чтобы очень уж хотелось, но… Немного обидно. Мог бы и порадоваться, что к нему вернулись!
А он не то что к окну не льнет – вообще его не видно. Опять небось дрыхнет без задних ног, сурок. Свернулся калачиком и сопит, забыв обо всем… Интересно, как ему удалось улечься так ловко – с пристегнутой к дверце лапкой?
Стас усмехнулся, продрался через кусты, сбежал с насыпи…
Темнота за машиной шевельнулась – но было уже слишком поздно.
Дурак! Дурак! Дурак!
Надо же было попасться на такой простой трюк! Идиот! Должен же был сообразить, почему началась тревога!
Мысли пронеслись быстро, как порыв ветра. Зрение обострилось, ловя каждую мелочь.
Из-за машины поднимались два темных силуэта, справа и слева от салона. Вскинутые руки, маслянистый отблеск вороненого металла…
Время замерло, остановилось – глаз ловил все вокруг, каждую мелочь, каждое движение, словно все вокруг застыло… Вот только и левая рука, дернувшаяся под полу плаща за “хеком”, двигалась ужасно медленно.
В голове – две мысли. Одна совершенно дурацкая: грамотно сработано, даже в машину не стали забираться. Побоялись сигнализации, которая пошлет тревожный звонок на мобильник хозяина…
А вторая – короткая и резкая, как удар разбившейся вдребезги вазы. Не успеть… Оба уже целились, дула пистолетов смотрели прямо в лицо – а левая рука еще не коснулась рукоятки “хека”, и ноги слишком медленно толкали тело вправо, чтобы уйти от выстрелов…
С задней стороны машины, где из-за кузова вырастал второй силуэт, распахнулась дверца. Задела по руке с пистолетом. Дуло задралось, расцвело ослепительным желто-оранжевым цветком, по ушам ударил выстрел.
А слева, через передний бампер, на ту сторону машины метнулось белое пятно. Но не успело врезаться в руку и сбить оружие с прицела. Пистолет уже выбросил сверкающую пороховую струю и пулю…
Ноги наконец-то отправили тело вбок.
В правую руку, по ребрам ударила земля.
И короткое, тут же испарившееся, как огненный штрих падающей звезды – удивление. Надо же, еще жив. Попали не в голову, не в шею и не в грудь. Странно… Но это сзади, где-то на задворках сознания. А в центре – рефлексы, вытеснив все остальное.
Упал, взгляд под машину, в зазор между днищем и землей. Найти там, где темнее – и нажимать курок. Так быстро, как только можно!
Чувствуя число выстрелов не обычным счетом – а через ритм, который выдают палец, курок и вздрагивающий в руках “Хеклер-Кох”. При такой скорости невозможно считать выстрелы, как обычно, ставя в голове отдельные галочки. Лишь образ ритма, который выдают пальцы, ощущение этого ритма. Надо выстрелить как можно скорее и как можно больше. Пока те, за машиной, не поняли, куда стреляешь, – и не успели поднять ноги…
Как можно больше, но не все. Одиннадцать. Всю обойму – минус две пули. Они еще понадобятся.
Вскрик, еще один…
Не обращать внимания. Вскочить, пока под машиной не прилетели ответные пули.
Рывок на переднее крыло, шаг дальше, нависнув над тем, что внизу. С высоты – найти белые пятна лиц. Вот одно. Нажать курок. Вон второе. Еще один раз нажать курок.
Все. Обойма пуста.
И вместе с ней кончилось что-то внутри, иссяк источник энергии, растянувший миг – в длинную цепочку образов, когда можно что-то сообразить, что-то успеть… Синапсы нейронов, врубленные на максимальную передачу, выработали свое, растратили все ионы проводимости – и отключились. На какой-то миг перестали действовать. Как сливной бачок, из которого спустили всю воду. Все тело стало вялым, медленным, почти чужим…
Стас поскользнулся на мокром железе, слетел с машины. Сзади, по затылку, врезало что-то металлическое. Наверно, крыло переднего колеса.
Но боли почти нет. В голове пусто-пусто, словно череп изнутри выложили ватой, не пропускающей ни мысли…
И – тяжелая волна перегоревшего адреналина, от которой трясет. Руки трясет, ноги, мышцы живота, все внутри…
Несколько ужасных секунд, когда наваливается запоздалый страх. Когда вся выброшенная в кровь химия, которая уже не нужна, – коверкает организм, тормозит все функции и сужает, затягивает сосуды, опасаясь ран и потери крови… И организм беззвучно визжит, – словно шины при экстренном торможении, плавящиеся, дымящие, оставляющие на асфальте жирный резиновый слой…
Потом медленно, медленно, тело отходит.
Синапсы, набравшись ионов, снова могут нормально проводить приказы мозга к мышцам и их отчеты обратно…
И вот теперь чувствуется и боль в правом боку, и опять простреливает правую руку, и тяжело пульсирует в затылке, с каждым ударом сердца…
Прикосновение к плечу.
– Ыпа?.. Ыпа-ыпа-от?..
Еще одно прикосновение, очень робкое. Это Серый. Вылез из машины, и почему-то обе лапы свободны. Должен быть в наручнике, пристегнут к дверце…
Слева выскакивают, одна за одной, крысы. Примчались на выстрелы. Впереди Рыжик, Скалолазка, Ушастик. Лобастый. Взводный сержант. Еще серые морды – всех не запомнишь, попробуй выучи шесть сот крысиных душ за неделю…
Но с ними – потом. Сначала – перевязать рану. Странно, даже не чувствуется… Болевой шок. Сейчас пройдет, и сразу почувствуется.
Стас огляделся – и почувствовал, что губы дернулись в ухмылке.
Нет, это не болевой шок. Совершенно невредим, если не считать тупой боли в ребрах, в правой руке и затылке… Но это от обычных ударов, не страшно.
Двое ребят Графа неподвижны. У одного пробито обе ноги, у второго только одна. Но оба контрольных выстрела легли в цель. Одному в висок, второму точно посередине лба – темнеет там, как третий глаз…
Повезло. Серый молодец, врезал дверцей по руке с пистолетом. Но тот, что вставал из-за мотора – этот должен был попасть. Как пить дать должен был попасть… Даже непонятно, почему не…
Ч-черт…
Нет…
– Белоснежка…
Нет, нет…
Девчонка, только не тебя… Пожалуйста…
– Белоснежка!
Она лежала по ту сторону от машины. Пуля пробила живот снизу и справа.
И под ней кровь. Много крови… У модифицированных крыс реакция организма на ранение многократно усилена, тут же падает давление и снижается температура вокруг раны, сужаются сосуды… А тут…
Крови слишком много… Что-то внутри серьезно задето, очень серьезно…
Но глазки открыты, блестят и двигаются.
И лапка. Поднялась, потянулась…
– Лежи, девчонка, не шевелись…
Стас тихонько нажал на лапку, опустил ее обратно на землю. Коснулся пальцами мордочки. За ушами чесать на стал – надо приподнимать голову, а это значит, потревожить все тельце. Не надо. Лишь по длинному носу, между глаз, ловящих движение, по лбу…
– Сейчас… Не шевелись.
Стас метнулся к машине, включил в салоне свет. На заднем сиденье схватил аптечку. Разодрал хрустящую упаковку бинтов.
– Не шевелись. Расслабься.
Очень плохо, что много крови. И еще хуже, что прямо на земле. Жирной, мокрой земле… Рана сквозная, и снизу есть выходное отверстие.
Стас сложил бинт в несколько слоев, посыпал антисептиком, чуть приподнял Белоснежку и подсунул под нее. Посыпал и ранку на животе, положил тампон, прижал бинтом.
