Василий Горъ - Пророчество
Спуск с перевала занял почти полдня, и, судя по тому, что к вечеру здорово потеплело, пещерный лабиринт Хранителя, как его называли Олег (или Ольгерд?) и Мерион, находился на значительной высоте, довольно близко к уровню вечных снегов…
В ущелье, по которому мы шли, постепенно стала появляться трава, потом я заметила первое кривое деревце, издалека немного похожее на нашу березу…
А перед тем как на горы внезапно рухнула темная летняя ночь, Олег, двигавшийся впереди, вдруг замер и, повернувшись к нам лицом, приложил палец к губам. Я замерла на месте. Дальнейшего мелькания его пальцев я не поняла, но, судя по тому, как задвигались Сема, Володя по кличке Глаз и Алонсо по кличке Гарик, там, впереди, за поворотом ущелья, нас ждало что-то неприятное… Или опасное… Через минуту, оставив меня с Евгенией на Деда, четверка ребят, увешанных оружием, легким, скользящим по камням шагом направились к скалам, чем-то похожим на нижнюю часть Эйфелевой башни, и исчезли… Еще через десять минут я начала нервно кусать губы, но двигаться не пыталась: впереди было тихо, и я боялась чем-нибудь навредить ребятам… Минут через двадцать я поняла, что они никогда больше не вернутся, и, поняв, что вот-вот зарыдаю, повернулась было к Деду, как почувствовала его прикосновение к плечу: наклонив голову поближе ко мне, он спокойным голосом сказал, что у ребят все в порядке и они минуты через две уже будут здесь…
Как ни странно, он оказался прав – Олег возник на повороте тропы именно через две минуты и, улыбнувшись, помахал нам рукой. Судя по его лицу, путь был свободен…
Если бы я знала, что ждет меня впереди, я бы, наверное, закрыла глаза или осталась на месте. В полукилометре около поворота ущелья, где рядом с беснующейся речкой еле-еле протискивалась сужающаяся сантиметров до двадцати тропа, и чуть дальше – возле двух строений, похожих на помесь вигвама и палатки, – я наткнулась на целые озера крови! Именно наткнулась: пытаясь не соскользнуть в воду, я очень внимательно смотрела себе под ноги и шага за два увидела, как в кристально чистую горную реку стекает бурая, почти черная в наступающей темноте кровь…
Меня затрясло от страха, а потом от бешенства! Отцепив от пояса карабин, сквозь который скользила страховочная веревка, я подошла к Олегу и неожиданно для себя самой врезала ему кулаком по груди. Вернее, почти попала – он, по-моему, не задумываясь, как-то сдвинулся корпусом, и моя рука, чуть не сломавшись в локте, пролетела мимо! От обиды я взбесилась еще больше и устроила форменную истерику… Что я там орала, не помню: что-то про то, что лишать жизни людей, ни в чем перед нами не виноватых, могут только такие бездушные убийцы, как он и его друзья…
Колбасило меня долго… По-моему, я даже плакала… Потом, заявив, что никуда больше не пойду и плевать мне на все, ввалилась в ближайшую постройку и, рухнув на местное подобие топчана, затряслась в рыданиях… Страдала я до тех пор, пока, незаметно для себя самой, не провалилась в сон…
А утром, стараясь не смотреть в глаза этому бессердечному болвану, я молча умылась в безумно холодной реке, накинула на плечи маленький рюкзачок, выделенный мне Хранителем, и, дождавшись, пока весь отряд двинется в путь, встала в конце колонны…
Никакое доброе дело никогда не остается безнаказанным: два дня, двигаясь по каким-то заброшенным тропам, я чувствовала себя нереально героической особой, отвергнувшей любовь недостойного мужчины, а наутро третьего дня наступила развязка – мы наконец добрались до небольшой горной деревеньки. Вернее, сначала я увидела шпиль, по форме смахивающий на самый обыкновенный топор, а вскоре после этого, вслед за идущим впереди Мерионом, добралась до вершины небольшого холма и онемела: в небольшой долине, окруженной поросшими лесом склонами гор, догорала маленькая, домов в двадцать, деревушка. Единственным строением, не задетым огнем, оказалось то самое здание со шпилем: при взгляде на него у меня возникла аналогия с нашими церквями…
Быстренько окинув взглядом дымящиеся развалины всех остальных домов, я рванула догонять продолжающих двигаться ребят и настигла их у самой околицы… Вернее, я наткнулась на Евгению, стоящую с бледным лицом возле раздолбанной и порядком закопченной изгороди и пытающуюся сдержать тошноту… Приподнявшись на цыпочки, я заглянула за нее и тут же почувствовала, что меня выворачивает наизнанку: метрах в десяти от меня, около небольшого колодца, насаженная на плохо оструганный кол, висела обнаженная, окровавленная с головы до ног молодая женщина! Зажмурившись, чтобы не видеть ужасного зрелища, я пыталась отогнать картину, стоящую перед глазами, но, как назло, память услужливо подчеркивала запечатленные подробности: торчащие из ствола не до конца отрубленные ветки; запекшиеся потеки крови на ее ногах с плохо обрезанными ногтями; порванный чем-то рот, кривящийся в посмертной судороге; страшное острие кола, торчащее из-за ключицы… Судороги в желудке заставили меня упасть на колени; по моим щекам ручьями текли слезы, а картина на сетчатке, четкая, словно фотография, забываться не собиралась!
– Евгения! Тут нужна ваша помощь! – донесся до меня голос, по-моему, Гарика, и я, на миг отвлекшись от воспоминаний, посмотрела на серую, похожую на зомби Женю, выпрямляющуюся на трясущихся ногах и делающую первые нетвердые шаги в сторону, откуда до меня донесся крик. Испугавшись, что останусь одна в этом безумном царстве смерти, я вскочила и, как сумасшедшая, рванула вслед за ней… Вернее, мне показалось, что побежала: я плелась ничуть не быстрее ее…
Почти зажмуренные, полуприкрытые, чтобы не замечать окружающих меня ужасов, глаза все-таки выхватывали отдельные фрагменты окружающего: лежащий на совершенно целом крыльце мужчина с разрубленным пополам черепом; ребенок лет восьми, пришпиленный к забору вилами; корова с отрезанным выменем и с копьем в горле; валяющаяся в золе куриная голова; девушка с задранным на голову платьем и окровавленными, широко раскинутыми ногами, лежащая поперек выброшенной на улицу кровати… Мне казалось, что я бреду в каком-то кошмаре и не могу проснуться!!!
…Олег, Гарик и Марк Иванович сидели на корточках вокруг молоденького парнишки с перевязанной какой-то дерюгой культей правой руки и окровавленным ртом с потрескавшимися губами… Глядя на нас полубезумным взглядом, умирающий ребенок, хрипя, пытался что-то рассказать… Против своей воли слушая его бессвязный рассказ, я постепенно начала что-то понимать…
Если перевести его рассказ на нормальный русский язык, в деревне произошло следующее: после того, как Орден Алого Топора обосновался на их землях, первое, что потребовали захватчики – это построить в каждом селении храм Алого Топора. Вторым указом было объявлено о необходимости подготовить жилье для того, чтобы расквартировать в каждом населенном пункте отряд Ордена и представителей налоговой службы Империи. Третьим – каждую весну отправлять юношей, достигших пятнадцати лет, на службу в доблестную армию империи, а девушек, достигших тринадцати, – на смотр в крупные города вроде Аниора. Избранные красавицы получали «почетное» право отправиться ко двору Императора… В общем, указам не особенно и сопротивлялись: справиться даже с небольшим отрядом хорошо вооруженных монахов крестьяне были не в состоянии…
В их село обещанный отряд явился два дня назад… Проигнорировав построенные специально для них здания, монахи вселились в дома, пришедшиеся им по душе: туда, где проживали молоденькие девушки или симпатичные женщины. Мужчин, пытавшихся вступиться за честь своих жен и дочерей, либо выбрасывали на улицу, либо калечили… А вчера вечером монахи перепили вина и решили отпраздновать свое назначение… Пили… А в самый разгар «веселья» кто-то из Орденцев вдруг заявил, что храм построен не так, как должен быть, и за это они примерно накажут тех, кто в этом виноват… А то, что мы видим перед собой, – результат этого самого наказания…
…Монахи, проспавшись где-то к полудню, не особенно расстроились: как нам сообщил парнишка, возле которого хлопотала Евгения, пытающаяся хоть как-то облегчить ему боль, поняв, что в деревне в живых почти никого не осталось, они забрали с собой особо приглянувшихся им девушек – человек двадцать – и ушли в направлении села Черного в двух дневных переходах отсюда…
К концу рассказа потерявший много крови парень все чаще терял нить повествования, и, судя по знакам, которые в отчаянии показывала нам за его спиной Евгения, жить ему оставалось совсем недолго… Олег, на чьем лице перекатывались желваки, присел возле в очередной раз «поплывшего» юноши и, горько вздохнув, каким-то резким движением словно бы поправил его голову… Потом встал, тяжело опершись на плечо сидящего рядом Гарика и, хмуро посмотрев на меня, молча ушел куда-то в развалины…
В наступившей тишине я, как дура, попыталась уговорить Женю сделать хоть что-нибудь для того, чтобы мальчику стало легче, но, наткнувшись на ее обалдевший взгляд, вдруг поняла смысл последнего движения Олега. Помочь чем-нибудь ему уже было невозможно…
