Иван Белов - Ненависть
Планы Стрелок обрисовал крайне обтекаемо: находим ублюдков, маним за собой, и сматываемся во все лопатки. Проще некуда. А на деле легче уж застрелиться, ну или попросить товарища оказать тебе эту крохотную услугу, если ты ревностный католик и хочешь застолбить местечко в раю.
Город замер в зыбкой пелене тишины. Пружина капкана сжалась. Один неосторожный шаг и стальные клыки сомкнутся на шее. Чувство постоянной опасности угнетало больше всего. Ты на взводе, напряжен, ожидаешь подвоха, это превращает душу в высушенный лист, лишает воли и сил. Явь и фантазии переплетаются, становишься дерганный, злой. Паранойя берет верх и ты незаметно скатываешься в бездну безумия.
Солнце робко показалось над горизонтом. Мягкий, теплый свет упал на руины, любопытно заглядывая в окна, в каждую трещину и малейшую щель. Величавое зрелище. Тянет на философию. Осознаешь, как все тщетно, все проходяще, сколько не рвись и не пыжься. Конец один – смерть и забвение, и солнышко, ласкающее твою одинокую, забытую всеми могилу. Ну разве ворона сверху нагадит.
Разрушенные кварталы тянулись бесконечно. Час бесцельного блуждания ничего хорошего не принес. Вчерашние преследователи растворились в ночи. Может Дирлевангер перестраховывается? Вдруг никто нас не ищет? Вокруг десятки километров руин, болот, буреломов и скал. Это даже не банальная иголка в стоге сена, это капелька дождя в бушующий шторм, вша-альбинос, прячущаяся среди миллиардов сородичей кишащих на нищих в трущобах Бомбея.
Руди, погруженный в раздумья, совсем расслабился. Зуля метнулся змеей, сгреб в охапку и утащил в сторону. Рудольф даже пикнуть не успел. На то место где он бы оказался через мгновение, с грохотом обрушился кусок кирпичной кладки размером с колесо от бронетранспортера. Осколки брызнули, как от ручной гранаты, поднялось облачко красноватой пыли. Ничего себе.
– Мала-мала осторожней нада быть, – укорил азиат. – Камень-голова, совсем плохой смерть.
– С-спасибо, – выдавил Руди. Надо быть осторожней, накрыть может в любую минуту, легко отделался.
– Я кого-то видел, – Стрелок тенью скользнул в подъезд.
Вот так новости. Стена, значит, не сама обрушилась?
Изнутри домик похож на карточный: громные дыры, хлипкие перекрытия, ковер битого кирпича на полу. Подуй и разлетится на сотни частей. Шаткая лестница вывела на второй этаж. Пустые клетки квартир, в стенах сквозные проломы. Тишина. Затаился падла. Руди, горящий жаждой мести, закрутил головой.
– Тут сторожи, – приказал Стрелок, исчезая за поворотом. Зуля ушел на лево, оттуда послышался грохот, нарочито громкие шаги и сдавленные проклятия. Вроде терры рядом, а страшновато.
Руди напрягся, уловив шуршание за стеной. Стрелок? На всякий случай приставил «гевер» к окну и достал пистолет. С короткостволом в здании сподручнее, чем с длиннющим веслом. Запах пришел быстрее смазанного движения. Повеяло немытым телом, из ближайшей дыры выскочила настоящая образина и одним махом сбила Рудольфа с ног. Две фигуры покатились по полу с надсадным сопением. В живот, несколько раз, сильно ударили. Резкая боль обожгла правое плечо, укусил сука! Руди изловчился, отбросил чудовище прочь, наставил «Вальтер» и заорал:
– Назад сука, не двигайся, пристрелю нахер! – лишь бы по человечески понимал!
Злоумышленник приложился спиной так, что посыпалась труха и куски штукатурки. Бородатое, лохматое существо неопределенного пола. Засаленные, нечесаные патлы закрывали мурло. Глазищи зыркали с ненавистью. Одето в невообразимые лохмотья. Воняет жутко: дымом, мочой и тухлятиной. В руке огромный, зазубренный нож. Так вот чем тыкал, мразина. Руди скосил глаза на живот. Кишки вроде не выпущены. Подсумки пострадали.
– Ножик брось, падла!
Ржавый клинок послушно отлетел прочь. Ненависть в глазах чупакабры исчезла, сменившись страхом.
– Поймал? – из коридора появился Стрелок. – Знатная добыча. Какой красавчик.
Руди поднялся и отвесил чудищу пинка. Тот заскулил, съежившись еще больше. Злоумышленник оказался тощим и жалким, а со страху казался огромным и страшным.
– Он меня чуть не прирезал, – наябедничал Руди, в доказательство продемонстрировав разорванные подсумки.
– Зверушка просто оборонялась, – умилился Стрелок. – Правда зверушка?
Чудовище яростно закивало.
– Разговаривать умеешь?
– Умею, – изрекла непонятная тварь на вполне сносном немецком.
– Надо же, разумный, – порадовался Стрелок.
Едва слышно зашелестело кирпичное крошево, подошел Зульфат, осмотрел добычу и заохал:
– Очень плоха, шайтана поймали, быть беда. Сжечь нада шайтана.
– Понадобиться бензин, – задумчиво протянул Стрелок. Шутки у них такие или серьезно?
– Я не шайтан, – чудовище забилось в пыли. – Пожалуйста не надо, я человек!
– Не верить шайтан, – предостерег Зуля. – Шайтан много врать, шайтан грязный рот.
– Умоляю не надо!– зверушка зарыдала навзрыд, подергивая худенькими плечами. Похож на мокрого воробья. Руди стало его немножечко жаль, несмотря на испорченную снарягу, пережитый страх и едва не обгаженные штаны.
– Да нет, не шайтан это, – сообщил скептически настроенный Стрелок. – Правда чудовище?
– Правда, мамой клянусь, детишками малыми клянусь, Христом богом клянусь!
– Ну вот, разве шайтан может богом поклясться? – расцвел лучезарной улыбкой Стрелок.
– Это хитрый шайтан, – сплюнул Зуля, оставшись при своем мнении.
– Имя у тебя есть?
– Е-есть, Фомой кличут.
– Редкое имя.
– У шайтан всегда имя редкий, – авторитетно заявил Зульфат. – Нада проверка.
– Каким, интересно, образом?
– Горло ножем ткнуть, если человек – умрет, жалко будет, а если нет, шайтан значит, нада мал-мала жечь.
– Пощадите!– образина на коленях поползла к Стрелку.
– Ты зачем убить нас хотел, Фома?
– Я не хотел, – бедолага истово перекрестился, – Вот те крест начальник. Вижу, люди чужие идут, я и спрятался, а стена на соплях, оперся, оне и рухнула. Я не виноват!
– Ну хорошо, – Стрелок легонько пихнул носком обуви устрашающего вида тесак. – А железкой зачем в живого человека тыкал?
– Испужался я,– не моргнув глазом соврал Фома. – Думал люди плохие.
– А мы, значит, хорошие?
– Очень, очень хорошие, – последовала обаятельная, гнилозубая улыбка.
– Чем промышляешь Фома?
– Живу я тута.
– Коренной мертвоземчанин?
– Нет, из Первоуральска я, беглый, восьмой год тута скрываюсь. Подвальчик неподалеку оборудовал.
– Веди в гости, – принял решение Стрелок.
Гостям Фома явно не обрадовался, деваться некуда было. Тем более Зуля не на шутку озаботился идеей провести обряд экзорцизма.
Патлатый абориген заковылял под неусыпным контролем Стрелка. Прошли двор заросший крапивой и чертополохом. Едва заметная тропка нырнула в густые кусты, облепившие трехэтажное здание. На торце обнаружилась лестница сбегающая вниз и дверь занавешенная грязной рогожей.
– Добро пожаловать, – пискнул хозяин.
На самом деле не подвал, а цокольный этаж, измызганные оконца под потолком пропускали обманчивый, колыхающийся свет. Обстановка в стиле минимализма. Скособоченный стол с изрезанной крышкой, пара мисок с потрескавшейся эмалью, покрытые слоем жира, низкий топчан с кучей тряпья. Пара неожиданно добротных стульев с резными спинками. В углу железная печь обложенная кирпичом, на ней закопченный чайник, с длинным, изогнутым носиком и чугунная сковородка. Воняло тухлячком с легкими нотками протекшей канализации. Жилище типичного холостяка.
– Садитесь, – Фома скинул со стула облезлую шкуру. – Чаю будете? Отличный чай, из шиповника и смородового листа.
– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – поблагодарил Стрелок. – Рассказывай чем живешь.
– Ну это, – забегал глазенками абориген. – Огородик у меня, картоха, огурчики, капустка, мне хватает.
– Веган?
– Ммм, не совсем. Самоловы ставлю, на зайцев, на крыс. Добрые люди мяском, иногда, помогают. Без хлебушка плохо. Хлебушка у вас нет?
– Найдем, – посулил Стрелок, запуская руку в рюкзак. – Сначала расскажи про добрых людей.
Фома замялся, явно сболтнул лишнего. Пошамкал губами и осторожно сказал:
– Ну это, я ж тута не один живу, много нас. Заходят изредка, новости рассказывают, едой помогают. Добрые люди.
– Давно были? – Стрелок извлек половину краюхи черного хлеба.
– Вчера, – глаза Фомы вспыхнули нездоровым огнем. Надо же, хлебный наркоман. – Искали чужаков, вроде как немцев. А откуда немцы в наших краях? Непонятно.
Стрелок отломил кусочек хрустящей горбушки. Фома поймал на лету, собаки бы обзавидовалсь, запихал в рот, заурчал и зачавкал.
– Поподробней о добрых людях ,если хочешь еще.
– Это люди Хозяина, – с придыханием вымолвил Фома, не сводя с буханки завороженного взгляда.
