Раиса Полицеймако - Метро 2033: Сумрак в конце туннеля (сборник)
– На ней была форма армии Ганзы.
Смерч не шевельнул ни единым мускулом, не показал, что услышал что-то важное для себя, но Константин заметил, что он перестал даже дышать. Полминуты прошло, прежде чем его легкие выпустили воздух, но выражение лица не изменилось. Услышал! Парень забыл свой прежний страх – если человек вспомнил женщину, может, он не так уж плох? С другой стороны, эта женщина в свою очередь Константина чуть не придушила. Он принялся расписывать подробности:
– На нее командир ругался, а она только разозлилась, сказала, что не его это дело. И ничего он не понимает.
О том, что женщина споткнулась на марше, приняв Потапыча со спины за этого типа, и что ошибиться было немудрено, Константин решил умолчать – Потапыч целее будет.
У Смерча чуть вздрогнул уголок губ, изобразив нечто похожее на ироничную усмешку. Заливаешь, мол, кому она это говорила, тебе что ли, сопляку? И Константин, уже не таясь, выложил:
– Она увидела, что я смотрю, за шею встряхнула, сказала, что я ничего не слышал и чтобы все забыл. Я забыл, а вас увидел – и вспомнил…
У этого типа слезы из глаз не потекут, но взгляд слегка затуманился, будто он вспомнил что-то приятное. Неужели не напарники? Константин почувствовал, что на душе стало легче, казалось, эта информация имела вес в килограммах, а он ее сбросил. И нести ее теперь будет тот, кому она действительно нужна. Словно в ответ на его мысли, раздался низкий голос:
– Я понял.
Смерч закрыл глаза, оберегая свои тайны, теперь не подглядишь. Константин устроился на фанерке поближе к горячим уголькам и заснул. Больше ему не было страшно.
Разбудил его Потапыч:
– Возвращаемся. Я договорился, они сделали еще заказ, через месяц опять на Новокузнецкую пойдем…
Константин хотел поправить, что он-то на этой станции еще не был, да и если никогда не будет – не сильно пожалеет… Но не поправил. От загадочного мужика и следа не осталось, как не было. Константин проснулся в полном одиночестве в туннеле у остывшего за несколько часов костра. И почему-то не почувствовал опасности, будто бы все это время Смерч охранял его.
* * *Всю дорогу Константин размышлял о Смерче, абсолютно уверенный в том, что встретил того самого легендарного командира, которого теперь почему-то называли иудой. И пытался представить себе, каково это: потерять сразу и свой взвод, и любимую девушку?.. Почему же отставник не нашел себе места в Ганзе, а предпочел затеряться в бесконечных туннелях? И почему он увел отряд, отказавшись принять бой? Или он не отказался и принял? Только не справился почему-то. Трудно рассуждать о том, чего не знаешь наверняка. Лишь об одном Константин мог догадываться: если и тогда в отряде была эта девушка, он прекрасно понимал командира по прозвищу Смерч.
Выходы со станции уже были перекрыты. Ночь на Павелецкой – этого Константин врагу не пожелал бы, но сейчас там присутствовали «миротворцы», как обозвал их Потапыч, и никакие твари, которые могли прийти сверху, не пугали. Местные жители переносили мешки с песком на новые места – армия Ганзы решила организовать оборону по-своему. Работы начались уже давно, и все спешили их закончить к ночи. Пришлось присоединиться к ним и помочь. Мешок с песком был тяжел, но не тяжелее железок. Полезное дело, наверное, опытному командиру маленького отряда ганзейцев можно доверять. Если бы Константина спросили, он предпочел бы, чтобы и Смерч сейчас был где-то неподалеку. Кто бы ни считал его трусом – это было неправдой.
Потапыч о чем-то коротко спросил у командира, тот ответил, а Константин, не отрываясь, смотрел на военных. Солдаты Ганзы рассредоточились у эскалатора, стояли неподвижно, как статуи, даже не переминаясь с ноги на ногу и, казалось, не чувствуя усталости. Константин быстро вычислил среди них ту женщину – она подпирала спиной стенку, расслабленно положив руки на автомат на шее. Ноги на ширине плеч, голова повернута ко входу.
Прошла минута, другая… Парень уже устал наблюдать за ней. Чего они ждут сейчас? Это и называется: состояние боевой готовности? Тогда он ни при каких обстоятельствах не хочет быть военным, слишком непоседлив. И тут женщина вздрогнула, неожиданно повернула голову в обратную сторону. Константин, который не слышал ни единого нового звука, проследил за ее взглядом.
У колонны стоял Смерч. Как он мог появиться здесь? Ведь все входы перекрыты. Кто же его пропустил? Загадка… А может, и нет никакой загадки. Наверное, он просто пришел раньше, а на глаза показался только теперь.
Женщина тряхнула головой, как будто отгоняя видение, сделала к нему шаг, еще один… И тут командир обратил внимание на нарушение дисциплины.
– Лемешева! На позицию! Танюха, что за черт… На позицию! Смирнов… Ты как здесь?.. – Но удивление быстро прошло, и приклад командирского автомата взлетел к плечу. – Что ты здесь забыл? Хотя, где ж тебя встретить, как не в этом бомжатнике?
Смерч молчал, будто и не видел ни командира, ни автомата. Константину теперь стало ясно, почему он не остался в Ганзе – ему больше не было там места. Неужели никто не смог понять? Или не захотел? Не свою жизнь хотел сохранить отступивший не вовремя Смирнов, а чужую. Ее.
– Жаль патроны тратить, новых-то никто не поднесет. – Командир кивнул на крепко запертые двери в переходе на Кольцо и опустил оружие. – Нам отступать некуда, знали, куда пришли. Есть такая работа – умирать за других. А ты, гнида, и не знаешь про такое.
Потапыч, замерший около заградительного барьера с мешком, делал знаки Константину отойти и не лезть не в свои дела. Но теперь молодой человек уже считал это дело и своим.
– Чего тебе надо, Смирнов? Что ты тут забыл?
Ответ был очевиден, да и сама Татьяна сделала шаг вперед. Командир хотел ее остановить, но, оглянувшись на пустые эскалаторы, махнул рукой.
– Не твое дело, – наконец-то раздался голос Смерча.
Девушка говорила негромко, не было слышно ее слов, а Смерч и вовсе молчал. Только раз протянул к ней руку, а Татьяна отстранилась. Почему же он не скажет ничего?! Ничего не объяснит ей? Может, будь у них больше времени…
– На позиции!
На всей станции погас свет, а когда глаза привыкли, показалось, что снаружи не так уж и темно, потому что твари, которые ползли вниз по эскалаторам, отбрасывали длинные тени. Шорох чешуи по стенам, грохот провалившейся ступеньки и скрип когтей заставили Константина пожалеть, что он не спрятался понадежнее. Барьер из мешков слишком низкая преграда! Надеяться осталось лишь на бойцов вокруг, местных и ганзейцев. Брешь в гермозатворе больше не просматривалась, чернота закрыла все. Значит, кто-то уже там, вплотную у дверей! Но командир додумался до этого раньше, потому что включился прожектор, на время ослепив тварей и заставив их взвыть от боли.
Что-то большое и темное промелькнуло рядом с Константином, но оказалось не мутантом, а человеком.
– Что ты тут делаешь? – Этот голос со злыми нотками Константин неплохо запомнил, и когда он вдруг послышался из-под шлема бойца, уже легко опознал Татьяну.
Смерч не ответил, просто занял привычное место на боевой позиции. Бросив взгляд в сторону ярко освещенного гермозатвора, за которым слышалисьскрежет когтей и шорох, повернулся к бывшей подчиненной, поправил на ней шлем-сферу и по-хозяйски передвинул цинк с патронами поближе к себе.
Неизвестно почему, но Константину стало намного спокойнее. И он снова вжался в пол не оттого, что боялся монстров, а чтобы не мешать. Смерч не отступит. И девушке ничего больше не нужно объяснять. Щиток ее шлема лишь отражал свет прожектора, но рука в перчатке слегка коснулась плеча командира, мгновенно вернувшись на спусковой крючок при первых выстрелах. Помощь в бою скажет обо всем лучше любых слов.
Андрей Гребенщиков
Квартира № 41
Чирк… пшш-ш… огонь.
Чирк… пшш-ш…
Я завороженно смотрел на вспыхнувшую спичку. Огонь жадно пожирал крошечный, ограненный кусочек дерева, умирающий в жутких судорогах. Идеальный, чистый ствол обугливался, скручиваясь спиралью и превращаясь в согбенный труп-огарок. Весело бегущий, беззаботный огонек оставлял за собой только пепел…
Так всегда случается – за красоту нужно платить. Неземное великолепие пламени сполна оплачено муками дерева. Человек же рассчитывается за божественную, но столь мимолетную красоту ядерного Апокалипсиса… Это было незабываемо – прошло двадцать лет, но я помню всё, в малейших деталях – огненные столпы до неба, белые, безумно белые вспышки, заслоняющие солнце, конвульсии раненой, встающей на дыбы земли и невидимая ударная волна, адским тараном сносящая такие смешные и нелепые в отблеске атомного зарева небоскребы.
Ненавижу огонь… Провожу по кромке коробка обнаженной спичкой – чирк! – мгновение полнейшей, благословенной тишины, затем шипение – вот мой любимый момент. Через долю секунды родится пламя, но кульминация наступает чуть раньше – пшш-ш – курок взведен, дерево еще живо, но сера уже заходится в родовых судорогах, готовая вот-вот освободиться от бремени. Стрелка часов дрогнет, и все закончится – цикл бытия, исполнив акт творения, создаст красоту, извлечет ее из такой простой и невинной спички, и она испепелит все вокруг, не пожалев и самое себя. Огонь – символ и орудие небытия, отрицающего жизнь и ее порождения… Ненавижу…
