Руслан Мельников - Охотники на людей
— Но ведь мелочь тоже могла стать рыбешкой покрупнее, — заметил Борис. — Если имела к тому способности и предпринимательский талант.
Георгий скривился:
— Брось! При чем тут способности и талант? Дорога в более или менее крупный бизнес была открыта только тем, кто имел солидный стартовый капитал, влиятельных родителей и был накоротке с властью. То есть тем, кто сам изначально уже принадлежал к прослойке хозяев. Других туда попросту не пускали. Зачем плодить конкуренцию? Если и имелись исключения, то они лишь подтверждали правило. Успех зависел не от таланта, а от точки старта. А равные шансы, особенно в нашей стране, — это лапша, накрученная на развесистые уши.
Гладиатор отвернулся. Уставился остекленевшими глазами в запертую дверь камеры. Задумался о чем-то своем.
— Георгий, кем ты был раньше? — спросил Борис. — До кризисов?
— Свободным… — невесело усмехнулся он. — Свободным рабом. Как и все прочие. Почти все. Теперь вот стал рабом несвободным. Но скоро кончится и это.
Глава 34
На следующий день камера опустела. Клетки-прицепы увезли добрую половину узников. В вывезенной партии оказались все сослуживцы Бориса, кроме Щербы.
— Куда это их? — спросил Борис у Георгия. — В другую камеру?
Рыжий гладиатор покачал головой.
— Слышишь шум?
В самом деле… Борис тоже обратил внимание на непонятный гул. Странный звук, похожий на усиливающийся прибой, казалось, шел отовсюду. Звук нарастал, становился все отчетливее, громче.
— Над нами — трибуны. — Георгий указал взглядом на потолок.
— Так значит…
— Их повезли на арену, — кивнул рыжий. — Скоро начнутся бои.
И бои начались. Хотя они и не могли ничего видеть из своего узилища, это стало понятно сразу.
Сначала загромыхала музыка, усиленная мощными динамиками. Впрочем, однообразный, накручивающий нервы и бьющий по ушам «бум-бум-бум!» трудно было назвать музыкой. Глухие удары басов и барабанов разогревали публику, готовили ее к чему-то.
Ага, подготовили…
Наверху словно взорвалась многотонная бомба. Потом — взорвалось опять. И — снова.
Рев беснующегося колизея был хорошо слышен в их камере, расположенной на нижнем ярусе. Звуковые волны накатывали раз за разом. Рокот тысяч, десятков тысяч человеческих глоток пробивался сквозь толстые стены и массивную стальную дверь. Непостижимо было, как люди вообще могут так кричать.
Продолжалось все на удивление долго. Потом громовые раскаты начали стихать. Гулкое эхо, носившееся по пустым коридорам под трибунами, утрачивало былую силу.
Некоторое время возбужденный колизей еще гудел, словно растревоженный гигантский улей. Но и этот остаточный гул постепенно рассеивался. Публика, насытившаяся кровавым зрелищем, расходилась.
Потом стало совсем тихо.
Борис, прильнув к смотровому окошку двери, видел, как электрокар с цепным тресом за рулем потянул в соседний коридор колизейскую клетку. За решеткой прицепа вповалку лежали окровавленные тела. Мертвые. Знакомые и незнакомые.
Клетка поравнялась с камерой. Взгляд Бориса выцепил чью-то голову, прижатую к железным прутьям.
Болтающееся на клочке кожи ухо. Вытекший глаз. Разбитое в кровавую кашу лицо. Борис так и не смог определить — чье. В глаза бросился ошейник, буквально влекшийся в обожженную потемневшую шею. Так здесь проверяют, мертв гладиатор или притворяется.
Только теперь Борис в полной мере осознал, что именно пришлось выдержать чернявой.
— Куда их? — Он повернулся к Георгию. — Теперь куда?
— В печку, — невозмутимо отозвался тот. — В крематорий при мусоросжигалке.
Клетку с трупами увезли. В камеру не вернулся никто.
— Сегодня наши проиграли, — сказал Георгий.
Сказал отстранение и просто, как о незначительном футбольном матче. Он был совершенно спокоен, этот рыжий пофигист. По крайней мере, внешне. Удивительное хладнокровие, если учесть, что в следующий раз в числе проигравших могут оказаться и они сами.
— Их что же, всех? — угрюмо спросил Борис.
— А иначе здесь не бывает, — пожал плечами Георгий. — Нельзя выиграть, не перебив всех противников и не добив раненых. Таковы правила.
— Разве не публика решает, кому жить, а кому умирать?
Георгий пожал плечами.
— Теоретически — она. Вернее, VIPы из первых рядов, потому что задних никто ни о чем спрашивать не будет. Впрочем, мнение VIРов редко отличается от мнения прочих зрителей. Ну, ты знаешь, как это делается: во всех колизеях сейчас косят под Древний Рим.
Борис кивнул. Это он, конечно, знал. Сжатый кулак. Большой палец вверх — жизнь, большой палец вниз — смерть.
— И как думаешь, часто ли толпа, жаждущая крови и уже разгоряченная ее видом, проявляет милосердие?
Борис еще раз понимающе кивнул. Все ясно. Проигравших и раненых тут не милуют.
— Если кто-то из зрителей и поднимает палец вверх, то разве что так, — Георгий изобразил неприличный жест. — На моей памяти публика еще никому не подарила жизнь.
— Значит, если хочешь выжить… — начал Борис.
— Нельзя проигрывать, — закончил за него Георгий. — Ну и следует всячески избегать тяжелых ранений, конечно. С калеками, не способными быстро подняться на ноги и снова участвовать в боях, возиться никто не станет. Покалеченный гладиатор, пусть даже и из команды победителей, уже не принесет денег. Такие бойцы колизею не нужны. Их добивают на арене. В качестве бесплатного бонуса для зрителей, так сказать.
Борис невесело усмехнулся. Правила выживания здесь — как в хэдхантерской группе.
— Короче, если не хочешь попасть в клетку с трупаками — хватай оружие и дерись. Оружие будет разбросано по арене. И чтобы взять его, придется туда войти. А обратно выпускают только победителей. Живых и здоровых.
Ну это понятно. А вот…
— Какое оружие обычно используется? — поинтересовался Борис.
По губам Георгия скользнула снисходительная усмешка.
— Спроси чего-нибудь полегче, парень. Никто из гладиаторов не знает, чем ему придется драться. Угадать это заранее невозможно. Бывают тесаки и мечи. Бывают кастеты и палки. Бывают ножи и заточки. Бывают цепи и нунчаки. Бывают топоры и копья.
— Копья? Даже так?
— Ага. И алебарды бывают. А бывают просто камни. Бывает и так, что выходишь на арену, а там — пусто. Тогда приходится мочить друг друга голыми руками. Ну и ногами тоже. Зубами… Лишь бы кровищи побольше. Чем больше крови, тем больше зрелищности. Чем больше зрелищности, тем больше бабок. Но обычно у нас тут в плане оружия микс: всякого разного набросано понемногу. Кто что успевает цапнуть — тот тем и отмахивается. Ну что тебе еще сказать…
Георгий ненадолго задумался.
— Перед боем, как правило, каждому выдают кое-какую защиту. Но она, как ты понимаешь, спасает не всех.
Понятное дело. Если бы гладиаторские доспехи спасали всех, в боях не было бы смысла.
— Единственное, чего ты никогда не найдешь на арене, — так это стволы, — хмыкнул Георгий. — А жаль…
Это точно. Из огнестрельного оружия можно было бы достать и колизейскую охрану, и зрителей.
— В общем, как только тебя выпустят на арену — цапай, что лежит поближе и выглядит посолиднее, — резюмировал рыжий. — Запомни: оружие выкладывается с таким расчетом, чтобы хватило не всем. Кто остается с пустыми руками — умирает первым. Каким бы ты ни был крутым бойцом, против ножа или топора безоружным не попрешь.
— Странно вообще-то, — задумчиво пробормотал Борис.
— Что?
— Когда я проходил отборочные бои, гладиаторского оружия нам не давали.
— Когда тебя отбирали, смотрели не на твое умение обращаться с дубинкой или мечом. Смотрели на то, что ты есть, на что ты способен, на твою волю и на твой бойцовский дух. Если ты боец — значит, будешь драться любым оружием. Если нет — для колизея не годишься. И в хэдхантеры бы тебя не взяли. А то, чем ты будешь сражаться на арене, — вопрос десятый. Публика хочет видеть не мастерство бойцов, а их ярость, их кровь и их смерть. В этом смысл современных гладиаторских боев.
— А если я не буду драться? — нахмурился Борис. — Вот просто не захочу, и все! Положу на все и…
— Заставят, — махнул рукой Георгий. — Думаешь, для чего на тебя навесили гладиаторский ошейник?
— Проверять, сдох я или нет, — угрюмо ответил Борис.
— Это, конечно, тоже, — оскалился Георгий. — Но еще и для того, чтобы тебя контролировать. У охраны есть дистанционный пульт. Нажимаешь нужную кнопочку — и ошейник превращается в раскаленное кольцо. Уверяю тебя, это очень, очень больно. Я видел, как это больно. Это подхлестывает самых пассивных бойцов так, что потом их не остановишь. Один раз шею сожгут, больше упрямиться не захочешь — сам в драку полезешь. Да и потом… Ты учти: если будешь тормозить — тебя же первого и завалят, когда начнется всеобщее месилово.
