Владислав Выставной - Кремль 2222. Кенигсберг
А может, дело в том странном Равновесии, к которому они так привыкли. Равновесию, в котором каждому была уготована своя установленная роль: кому как жить, кому кого грабить, кому быть жертвой, а кому – просто отсиживаться в сторонке. Как так случилось – только предстояло выяснить, а пока ясно было одно: Равновесие кончилось.
Со стены над известной в узких кругах «камерой испытаний» открывался вид на расчищенную, покрытую лужами площадку перед воротами. Сквозь узкую бойницу в бледном утреннем свете, затушеванном дождевыми струями, маячили не скрываясь темные силуэты рядом с дальними руинами. Бандиты и не думали скрываться, вроде даже бравировали перед укреплением. То ли знали о слабости Логова, то ли…
То ли тоже были жертвой этого странного Равновесия и пока не рассматривали всерьез настоящего штурма. Впрочем, все были прилично вооружены и вид имели куда более грозный, чем амберы, – пусть даже в своих костюмах химзащиты. Даже досюда доносились их хриплые голоса и мерзкий смех. Идти на встречу с ними не хотелось категорически.
Но по центру чистого пространства между стеной и развалинами одиноко сидел какой-то тип. Именно сидел, с удобством положив ногу на ногу, – шут его знает на чем, на складном стульчике, что ли? В этом самодовольном типе нетрудно было узнать старого знакомца.
– Точно – Балабол! – удивленно проговорил Книжник.
Странное дело – он чуть ли не радость испытал, как от встречи с добрым приятелем. Сам себя одернул: этот гад тем и берет, что его принимают за эдакого забавного «обаяшку». Самому же ничего не стоит всадить нож в спину тому, кто еще пять минут назад считал его своим лучшим другом.
– Ну, я пошел, – решительно сказал Книжник.
Зигфрид чуть хлопнул его по плечу:
– Только осторожно там с ним. Смотри в оба. И не дерзи почем зря. Выясни, чего хотят, – и назад. Мы у ворот будем. Если что не так пойдет – падай на землю ничком и не дрыгайся. Отобьем.
Книжник улыбнулся в ответ. Друзья молча пожали друг другу руки.
Уже услышав за спиной треск закрывающихся ворот, Книжник ощутил робость. Чуть позади, за спиной, стояли Зиг и Три-Три, но он даже не стал оборачиваться – чтобы не спугнуть собственную решимость. Он просто выдохнул – и пошел вперед, под этим бесконечным дождем навстречу собственному страху.
Развалившаяся на стуле фигура в лоснящемся влажном плаще выглядела отсюда вполне безобидно. Вскоре удалось разглядеть и лицо переговорщика. Балабол вовсю скалился, глядя на приближавшегося семинариста, и выглядел вполне довольным жизнью. Даже дождевые капли, струившиеся по лицу, ничуть ему не мешали.
– Кого я вижу! – радушно воскликнул Балабол, всплескивая руками. Со стула он, впрочем, не поднялся.
Это был ловкий ход: Книжник был вынужден стоять навытяжку перед противной стороной переговоров, отчего Балабол получал явное психологическое преимущество. И тогда семинарист сделал то, чего не ожидал от себя самого. Он сел – прямо посреди огромной лужи, сложив ноги наподобие «позы лотоса» и вытянув спину прямо, как учили в Семинарии на занятиях практической гимнастики. Странное дело, но этот ход несколько сбил спесь с надменного переговорщика. Даже в луже Книжник выглядел теперь со стороны эффектнее и солиднее этого фигляра со складной табуреткой.
Балабол заерзал на месте – и вдруг расхохотался:
– Ну и ну! Чего в лужу сел? Чувствуешь, как зад горит уже?
– А тебе доктор прописал беречь седалище-то? – спокойно отозвался Книжник. – Это правильно – неровен час геморрой застудишь.
Балабол осекся – и рассмеялся снова. Покачал головой, спросил совсем по-приятельски:
– Ну, как сам?
– Да ничего, спасибо, – нетерпеливо отозвался Книжник. – Скажи лучше, зачем вы схватили Пророчицу?
– Кто ее схватил? – Балабол довольно натурально изобразил удивление. – Никто ее не хватал.
– Как это – никто? Она у вас?
– У нас. Только никакого насилия! – Балабол шутливо поднял руки. – Она сама к нам пришла. Точнее – к ребятам из Семи Ворот.
Балабол кивнул в сторону фигур в тени руин.
– Как – сама? – упавшим голосом проговорил Книжник. – Зачем?
– Хочешь – у нее спроси, – криво усмехнулся Балабол. – Да только она не просто так пришла. Она сказала, что сюда, в Логово это самое, пришли три чудика и принесли кое-что, что им не принадлежит. Но очень нужно хозяевам. Смекаешь? В общем, она сказала им, а они – мне. И вот мы все здесь, чтобы решить это дело ко всеобщему взаимному удовольствию.
Естественно, семинарист понял, о чем речь. Затянувшаяся охота за содержимым железного ящика достала их из здесь. Сбивало с толку другое.
Пророчица. Зачем она сделала это?
Изумляло даже не то, что она сама пошла в плен к этим отморозкам. В самое сердце поразило то, что эта особа, в которой он увидел саму душу странного клана обитателей Логова, предала их.
Что ее заставило? Что они здесь сделали не так? Может, сказали не то?
Или ею движет какая-то выгода? Нет, Пророчица и выгода – как-то это не вяжется. Хотя, почем ему знать?
В любом случае, она сама, по своей воле устроила серьезную проблем не только чужакам, но собственным сородичам.
– Не понимаю, о чем ты… – пробормотал Книжник.
Но Балабол как будто не обратил внимания на его слова. Он покивал и продолжил в своей развязной манере:
– Помнится, у меня чемоданчик был, железный такой. Вы меня еще вместе с ним подвезли в свое время. На паровозе. За что я по сей день благодарен – тяжелый он был, зараза…
– Что-то не чувствуется она, твоя благодарность.
– Так благодарность моя в том и состоит, что ты до сих пор что-то чувствовать можешь! – Балабол захихикал. Но вдруг погрустнел. – А вот вы мне чем ответили?
– Чем?
– Умыкнули чемоданчик-то.
– Как это – умыкнули? – Книжник сделал удивленное лицо. – Мы его с брошенного корабля забрали. Знаешь морское право? Бесхозное судно, обнаруженное в море, принадлежит нашедшему. А заодно – и все его содержимое…
– Ты умника-то из себя не строй. Не любят здесь умников.
– Разве? – легкомысленно отозвался Книжник. – А как же Алхимик? Тоже, вроде, как умник. И при этом пользуется повышенной популярностью в кое-каких кругах, а?
Балабол как-то резко напрягся и уставился на парня, насупившись, исподлобья:
– А кто тебе сказал про Алхимика?
Книжник продолжал скалиться, не понимая причины такой реакции:
– Да говорят, умники-то у вас, у Вольных, как раз в почете. Особенно если дело касается личной выгоды, верно?
Но Балабол был уже полностью на своей волне – мрачной и совершенно какой-то не Балабольской:
