Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Часть 1.
— Манхеттен-банк, добрый день…
Конечно же, это был секретарь. Глупая кукла, которая сидит в присутствии и всем говорит именно это — добрый день. Телефон я нашел в адресной книге, а название конторы — в документах Отдела специальной документации МИД. У нас здесь есть консульство.
— Добрый день, сударыня. Извольте пригласить месье Микеле Альвари к аппарату.
— Не уверена, что он на месте, месье, возможно, вам будет удобнее поговорить с менеджером, он…
— Ничуть не удобнее. Мне нужен именно месье Микеле Альвари.
— Я посмотрю… как вас представить?
— Никак. Напомните ему про случай в Нью Эйдж Арена. Нью-Йорк, год назад.
— Извольте немного подождать, месье.
Микеле этот случай должен был помнить. Тот случай, когда он схватился с тремя совершенно потерявшими страх неграми, а потом — с ними пришлось разбираться уже мне — должен был заметно повысить его самооценку и самоуважение. А для итальянцев — это очень важно, в отличие от русских им очень важно, что о них думают другие люди.
Трубку взяли быстро.
— Слушаю вас… — это был Микеле.
— Это я, Микеле…
— Дон Алессандри…
— Не называй имен. Я в аэропорту, можешь заехать? Есть дело.
— Не вопрос, дон Алессандри. У вас все нормально?
— Да, все в порядке. До встречи.
Я повесил трубку первым.
Работая в Нью-Йорке в такой опасной и скользкой сфере деятельности как оказание частных охранных услуг и торговля оружием — нельзя не иметь дело с сицилийской мафией, которая пустила корни в этом городе еще в конце позапрошлого века. Сицилия — жестокое место, место где смерти больше, чем земли, а умереть в постели в старости — невиданная роскошь. Долгие годы сицилийские крестьяне, спасаясь от кровной мести или просто желая лучшей жизни для себя и своих детей, на последние деньги покупали билет на пароход, и в трюме, в каюте без окон, третьим классом отправлялись через океан. На той стороне океана — их никто не ждал, они встречали чужое, равнодушно или даже враждебно относящееся к ним общество, говорящее на другом языке: наверх надо было пробиваться зубами и когтями. Но им было не привыкать — ни пробиваться, ни голодать, ни работать на работах, которые не будет делать уважающий себя абориген. Как и у себя на родине, на Сицилии — они сбивались в стаи, селились в одних и тех же домах, потому что вместе выживать было легче. Они не спускали никому оскорблений на Сицилии, поддерживали обычай кровной мести — и не видели оснований к тому, чтобы менять свои привычки здесь. Так в Новом свете появились люди, которые «отличались сдержанностью и зловещим спокойствием — эти черты отличали каждого члена организации, от князя и до последнего крестьянина — издольщика». Так говорил о мафии человек, который в тридцатых годах побывал на Сицилии и видел все своими глазами.
Мафия не росла сама по себе — ей дали укрепиться. Вырасти из просто организаций итальянских мигрантов — в параллельную власть, располагающую гигантскими деньгами, иногда сравнимыми с государственным бюджетом. Сначала — мафия поднялась на законе Уолстеда или на сухом законе — его отменили не потому, что он был неправильный, а потому, что у государства не было сил обеспечить его выполнение, потому что Америку наводнили шайки дерзких и жестоких преступников, перемещающихся на быстрых машинах хот-род,[106] вооруженные армейским автоматическим оружием и вступающие в бои не только с полицией — но и с мелкими подразделениями регулярной армии. Основные сливки от сухого закона сняла именно мафия, открывшая по всей стране десятки тысяч подпольных распивочных: мафиози были организованы, жестоки, они охватывали всю страну и имели достаточно денег для того, чтобы закупать крупные оптовые партии спиртного. Потом, годах в пятидесятых — до этого мафия притихла, в основном вкладывая деньги уже в легальный бизнес и продвигая идею центров игровых развлечений — появилось новое Эльдорадо, сулившее прибыли многократно превосходившие те, которые мафия получала от торговли спиртным. Кокаин…
Директором ФБР с 1921 по 1974 годы в САСШ был Джон Эдгар Гувер — но он возвысился еще раньше, когда возглавлял ведомство Генерального инспектора при Министерстве Юстиции США, а это было еще в десятых. Гувер стал родоначальником и архитектором всей классической системы правоохранительных органов САСШ, создателем Федерального бюро расследований и Специальной разведывательной службы, первоначально просто ответвления от ФБР. До Гувера — министерство юстиции даже не могло вести досье на подозрительных граждан, это считалось нарушением прав личности. В стране не было нормальной разведки,[107] не было федерального правоохранительного органа — с преступниками боролись местные шерифы и полицейские управления городов, да сыскное бюро Ната Пинкертона, которые и было настоящим прообразом ФБР. Когда Гувер умер — фактически на своем рабочем месте — в стране сложилась мощнейшая, не уступающая сыскной полиции и гестапо система внутреннего сыска, где хранилось досье на каждого американского гражданина. Именно Гувер в тридцатые и сороковые сыграл поистине выдающуюся роль в предотвращении еврейско-коммунистического мятежа в САСШ и приходе к власти троцкистов-коммунистов. В условиях тяжелейшего экономического кризиса подобный исход событий был вполне возможен, несколько миллионов американских семей голодало, забастовщики вели бои с американской армией и полицией, угрожая самому существованию государства.[108] Но вот мафию — Гувер не видел в упор, ФБР выпускало один меморандум за другим, где утверждала, что численность всех мафиозных группировок в стране не превышает… одной тысячи человек. Только после смерти Гувера, в семьдесят восьмом вышел шокировавший нацию меморандум, в котором численность мафиозных группировок оценивалась в полмиллиона человек, а бюджет мафии — в сто миллиардов долларов в год…
Мафия была частично побеждена в восьмидесятые и начале девяностых, когда президентами были Фолсом и Меллон-старший. Первый удар по мафии был нанесен законом RICO — Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act, закон о коррумпированных и попавших под влияние рэкетиров организациях. Закон не совсем соответствующий Конституции и основополагающим принципам права, он позволял конфисковывать и сами такие организации, и их собственность без прямой связи с криминальным бизнесом.[109] Второй удар, даже двойной был нанесен со стороны криминального мира — были отменены поправки о сегрегации[110] и допущено резкое разрастание мафиозной активности в соседней Мексике. Это привело к быстрому, в течение всего десятилетия появлению и разрастанию до организаций национального масштаба негритянской мафии и скопища латиноамериканских мафий. На место уже остепенившихся итальянцев приходили другие преступники, они были молоды, голодны и злы.
Итальянская мафия мимикрировала. Больше — считалось бесчестием заниматься наркотиками, мафия перешла из откровенно нелегальных сфер бизнеса в полулегальные. Городские подряды, выигрываемые по высоким ценам, вывоз мусора, службы такси, прачечные, ресторанчики. В новом веке — мафия специализировалась уже на исключительно легальных подрядах и делах, просто делаемых за счет коррупции, подкупа и разложения государственного механизма. И за счет того, что бизнес, подконтрольный итальянцам, не платил дань негритянским и латиноамериканским бандформированиям.
Семья Альвари наследовала одной из пяти семей Нью-Йорка — Страччи, и входила в Комиссию — высшее объединение мафиозных главарей страны, где пять семей считались чем-то вроде высшего совета, определяющего мафиозную политику страны. Сама семья Страччи — развалилась под ударами ФБР и «Черных братьев» — в восемьдесят втором несколько негритянских боевиков ворвались на свадьбу и открыли автоматный огонь. Уцелевших — собрал под свое крыло капореджиме семьи, Онофрио Альвари. После того, как он взорвал бомбу в одной из негритянских церквей во время службы и совершил еще несколько жестоких расправ над негритянскими официальными и неофициальными лидерами — его стали звать дон Онофрио Альвари. Он же — унаследовал место Страччи в Комиссии, высшем совещательном органе североамериканской мафии.
В Нью-Йорке я имел деловые отношения практически со всеми семьями, конечно — чисто деловые. Но только с доном Онофрио они переросли еще и в дружеские. Я не был членом одной из семей — для русского это было почти невозможно — но это не мешало регулярно получать мне приглашения на все семейные праздники Альвари и играть с этими людьми в карты и другие игры, в какие умел.
Зачем я был нужен дону Онофрио? По разным причинам. Во-первых — я был опытным разведчиком и специалистом по безопасности — и это значило, что я мог достать самые современные системы противодействия прослушиванию, которые давали возможность спокойно жить и разговаривать. Североамериканцы, даже военные, так и не смогли расшифровать действие нашей системы подавления, основанной на скользящих помехах и нелинейных алгоритмах — а это значило, что бизнес дона Онофрио был хорошо защищен, и судебного преследования бояться не стоило. Для всех своих офисов дон Онофрио приобрел специальные машинки для уничтожения документов, которые их просто дематериализовали, и систему компьютерной безопасности за десяток миллионов долларов. Эта система безопасности включала в себя мощный файерволл, через который не могли пробиться лучшие специалисты ФБР, систему коммерческого шифрования, разработанную для русских банков, которую можно раскалывать до морковкина заговения и систему ключа. Как только человек уходит — он запускает процесс выключения компьютера и система отрезает от базы данных кусок, помещая его во флеш-карту — и теперь, даже если компьютер изымут, если он попадет к расшифровщикам — они ничего не смогут сделать, если у них не будет оригинального ключа и пароля. И, естественно, система электронного противодействия прослушиванию помещений. Думаю, агенты ФБР, занимающиеся прослушиванием социальных клубов в Бруклине — сказали в мой адрес немало ласковых…
