Анна Тьма - Клинок белого пламени
-- Повеселимся... -- усмехнулся Великий Вожак, легко уходя от горючего снаряда, брошенного каким-то отчаянным недоумком, вздумавшим драться против того, кого с некоторых пор считали непобедимым.
В доме со второго этажа послышался крик. Невозможно было спутать этот вопль ни с чем другим -- так кричат сгорающие заживо. Это Алина вступила в игру...
Сжав зубы, Стримбор не смог подавить короткий стон. И когда перепачканная в крови ладонь Ирихора легла на лоб и боль начала затихать, это показалось просто блаженством. Ястреб помог Стриму приподнять голову и поднёс кружку с водой. Хотя оказалась там отнюдь не вода, Ветер припал к этой "не воде" как к живительному источнику.
-- Не получилось... -- отрешённо признал Ирихор, вытирая перепачканные по самые локти кровью руки.
-- Что "не получилось"?.. -- хрипло поинтересовался обессиленный Ветер, пытаясь вернуть себе способность мыслить. -- Меня как будто Кошмар пожевал...
Целитель, заметив наконец, что в клочья искромсал кусок ткани, которым пытался стереть кровь, убрал свои лезвия, сформировав их обратно в пальцы. Опустил руки, сказал:
-- Я никогда с таким не сталкивался. Эта Печать стала частью тебя, Стрим. Я не могу её снять.
Ветер несколько томительных минут пытался осознать сказанное. Братья молчали. Альтис устало сел на пол, привалившись к дивану спиной и, не обращая внимания на лужу крови, согнул ногу, упёр локоть в колено и обхватил свой высокий лоб ладонью. Не скрипнула дверь, когда королева сочла, что уже можно зайти и всё же поинтересоваться, что ещё от неё срочно требуется. И заодно посмотреть, что с богом, в сторону которого, как метко выразился демон, она уже обратила свои прекрасные глазки... Но поняв, что сунулась не вовремя, Сильтарина осталась за дверью. Непривычное для королевы, не знавшей ограничений и отказов, поведение. Эльфийка вдруг почувствовала себя глупой, юной, влюблённой в принца служанкой.
-- Я теперь что... смертен? -- преувеличенно спокойно поинтересовался Ветер. Никто не ответил и Стрим снова спросил, пытаясь приподняться: -- Я теперь смертен, Ирихор? Я, твоего Творца в душу, сдохну здесь?!
-- Не дождёшься! -- злобно прорычал демон, тяжело поднимаясь на ноги. С последней фразой друга ему пришла в голову неожиданная, совершенно дикая мысль. И он не был уверен, что задумка сработает.
Отойдя к стеллажу, доверху забитому книгами (на вторых рядах, гораздо более зачитанные чем что-либо другое, таились множество развлекательных романов), он стянул перчатку, достал поясной нож и безжалостно воткнул себе в ладонь.
-- Какого нежитя ты творишь?! -- заорал Коган, вскочив на ноги.
Ирихор оглянулся, философски пожал плечами и ничего не стал делать. Не ответив другу, Альтис провернул нож в ране, протыкая ладонь насквозь и страшно калеча руку. Яркая звезда вспышки в пяти шагах от него послужила ответом. Высокий, убелённый сединами, но статный как воин старик в белых одеждах грозно взглянул на демона. Подойдя, своими руками вынул нож из его раны и залечил потоком света. Аккуратно поводил пальцами по ладони, восстанавливая рисунок руны.
-- Какого Кошмара ты отрываешь меня от важных дел, демон? -- сведя брови к переносице, поинтересовался Создатель громовым голосом.
Стоя лицом к Альтису, Творец не видел происходившего за спиной. Никто не смел вмешаться. Ирихор бесшумно отошёл подальше, попытавшись слиться со стеной. Он хорошо помнил, что пошёл поперёк воли Создателя, и чем ему это грозило... только Создатель и знает.
-- А как же, "здравствуй, Альтис, поганец, сейчас по шее получишь"?! -- дерзко оскалился Пламенный. -- Или "Пламенный, ты опять последнюю совесть потерял"?
-- Не раздражай меня, Альтис, это тебе не игрушки, -- Творец скрестил на груди руки. -- Что случилось такого кошмарно срочного, что ты уничтожил руну?
-- Стримбор -- твой сотворённый? -- отбросив язвительный тон, спросил Альтис.
-- Допустим, -- ответил Создатель.
-- Тогда обернись же. -- Ал устало опёрся спиной о стеллаж.
Творец обернулся...
-- Малыш!..
Старик таял с каждым шагом, являя миру истинный облик испуганного, растерявшегося Творца. Зелёная майка и неопределённо-пятнистого цвета штаны с большим количеством карманов, почерневшие глаза и неизменные две короткие русые косички. Девочка светилась изнутри и даже несколько... просвечивала. Она не могла явиться сюда во плоти. Детская ладошка ласково провела по лицу с трудом улыбнувшегося Ветра. Побелевшие губы неуверенно шевельнулись, неслышно шепнув короткое слово...
-- Кто это с тобой сделал, мальчик мой? -- спросила Творец, водя ладошками по изуродованной плоти. Истерзанные плечо, грудь, шея и рука заживали на глазах. Переставали появляться новые раны, замирали чёрные полосы.
-- Я не видел их лиц, -- ответил Стримбор, с обожанием глядя на своего Создателя. -- И они не в меня метили, а в Ала.
-- Это я вижу... Тебе нужно на Велимор, малыш. Даже я не могу снять Печать... Трэн, Ког, поднимите-ка брата.
Траэллита и Коган без вопросов подчинились, и обессиленный Ветер практически повис у них на плечах. Творец провела ладошками по изрезанной спине. Боль уходила с каждым движением маленьких детских рук, оставляя только лёгкий холодок.
-- Что нам теперь делать?.. -- спросил Траэллита, не надеясь на ответ.
Девочка закончила лечить своего сотворённого. Того, кто был ей всё равно что сыном. На месте ран широкими полосами легла татуировка Печати. Бледная и неровная, но от того не менее сильная в своём действии.
-- Справимся, Трэн. А если не справимся, то умрём все без исключения. Даже я, -- ответила она, обходя побратимов, чтобы взглянуть в их лица. С неудовольствием глянув на перепачканный в крови диван, кивнула на кресло. -- Брату сесть помогите.
Боги снова подчинились. Смычок подошла поближе и вдруг улыбнулась им ласково, так... как мать улыбается любимым сыновьям. Взглянула снизу вверх на высокого ламия и сказала немного ворчливо, хотя в тёмно-синих глазах светились любовь и гордость:
-- Сядь, мальчик мой, мне до тебя тянуться высоко.
Змей опустился перед Творцом на колени и только тогда оказался с маленьким, худеньким подростком на одном уровне.
-- Так лучше?
-- Сойдёт, -- усмехнулась девочка. Провела ладошками по его лицу, поцеловала в лоб. -- Вот так-то лучше... -- она улыбнулась, чувствуя, как часть доступной ей в материи силы перетекает в ламия.
Коган сидел на подлокотнике кресла и держал руку на плече друга, вычерпывая из себя силы.
Подойдя, Творец коснулась его лба рукой, отдав и Ястребу часть сил. Бог-ястреб старался не поднимать глаз. С ним всё было не просто. Траэллита, Стримбор и Арох с рождения знали, кто они. Коган -- не знал. Его смертные родители, выбранные Творцом, ушли с Велимора и забрали с собой маленького бога. Какую цель они преследовали и что заставило их так поступить -- теперь уже не узнать. А мальчик рос... не имея крыльев, любил высоту и ни капли её не боялся. Когда ему было десять, он упал со скалы и сломал позвоночник. Да так сломал, что лучшие целители оказались бессильны, сумев спасти ребёнку жизнь, но не вернув радость движения. Только тогда родители решились вернуться на Велимор. И увидев своего покалеченного сына, Смычок пришла в ярость. Она изгнала их обратно в земли смертных, а Когана долго лечила и выхаживала сама. Трансформации, которым другие подвергались с рождения, Ястребу пришлось пройти позже положенного срока.
Тогда же он и со всеми своими нынешними побратимами крепко сдружился. Им было глубоко плевать, что Ястреб неполноценный. Десять лет понадобилось богу, чтобы стать тем, кем он по сей день являлся. И когда Смычок всё же позволила ему повидать родителей... они были уже больны. Он не успел вернуться с ними в Колыбель Богов -- смертные мать и отец умерли у бессмертного сына на руках.
Тогда юный, очень вспыльчивый и своенравный бог крупно поссорился с Создателем, обвинив её в гибели своих родителей. Смычок, конечно, очень разозлилась... И так бог и его Творец ругались несколько раз, после чего Коган пинком вылетал в материальный мир с запретом на возвращение домой пока не остынет. А остывал Таран долго.
-- Эх, дети мои непутёвые... -- вздохнула Смычок, потрепав Когана по голове как ребёнка. -- Хватит уже дуться как десятилетний, Ястреб. Оставь всё на потом. Подумай о брате.
Он впервые за долгое время взглянул в меняющиеся, бесконечно мудрые и в то же время живые, юные глаза своего Создателя. Слова вырвались сами:
