Игорь Денисенко - Завершение проекта Повелитель
Он бежал без оглядки, полз в полной темноте, цепляясь руками, за что придется. Пару раз чуть не рухнул вниз поскольку то, что он принимал за надежные скобы и крючья, на проверку оказывались сгнившими кусочками арматуры не обрезанными при монтаже сварщиками. Находясь в шахте на высоте примерно первого этажа, Сивуч испытал еще один шок, когда скобы стали таять в его руках, и воздуха резко кончился, грудь сдавило тоннами земли.
– Нет! Только не так! Я не хочу так умирать! – закричал Сивуч, обезумев от намека смерти. И эхо разнесло его крик по шахте.
– Нет..нет..нет…не так..так..ак…,- отозвалось оно из глубины бездонного колодца.
Когда из последних сил он подтянул свое тело к открытым настежь дверям лифта первого этажа то так устал, что не обратил внимание на тот погром, что устроила эта странная тварь. Дверей не было, не потому, что они были открыты обычным образом. Они были выгнуты внутрь, словно гигантский кулак врезался и вышиб их внутрь. Остатки вмятых створок повисли по краям проема внутри шахты. Листы нержавеющей стали выглядели как обрывки воздушного шарика с бахромой резиновых уплотнителей. Серый рассвет пробивался через окна большого холла. В десяти шагах перед выходом из здания лежало какое-то тело. Андрей почти прошел мимо, приняв тело за одного из местных приконченных тварью. Но что-то показалось ему в этом теле знакомым. Может, выцветшая военная форма, что лишь угадывалась в предрассветной темноте? Сивуч нагнулся и обомлел. В распухшем от жары трупе, изъеденном личинками, он узнал своего отца – полковника Виктора Андреевича Сивуча. *** Я не знаю, сколько прошло времени, сбои программы случались все продолжительней и продолжительней. Сначала, вышел на связь замогильный голос ИР, предложивший Хаймовичу все исправить, мол: вернись, я все прощу. Мы его дружно послали на хер. И он пообещал нам радужные перспективы, что сдохнем мы вместе. Но как говорится, вместе и помирать веселей. Хаймович прочитал мне проповедь, что зря я его не послушал и вернулся. Потом мы немного помолчали, сидя прямо здесь у лестницы. Потому, что бесцельно бродить по уровню смысла не видели.
– Жалко, – обронил Хаймович, нарушая гулкую тишину подземелья.
– Угу.
– Душмана жалко, – пояснил он.
Мне тоже было до слез жалко кота, с которым в обнимку я засыпал в детстве, который мурлыкал и просился на руки и терся об мои ноги, когда я был в сильном гневе и раздражении, успокаивал. А бабского сюсюканья и розовых соплей не признавал на дух. Настоящий мужик, наш человек, если можно так сказать. Фигурально выражаясь. И была у меня маленькая надежда, что в трудный момент из него как из меня медведь выходит, выйдет 'Ангел ночи'. И если я вполне материальный медведь, то призрак с когтями существо бесплотное, и не известно, кто кого в конечном итоге..
– Знаешь, Хаймович, мне тоже жалко Душмана, – ответил я, подумав, – А тебя, старого пердуна жальче… мне надо было как-то отвлечь эту тварь. Ты ведь мне как отец.. Хаймович промолчал. А я поднял глаза и к своему удивлению увидел, как слезы текут с его глаз. Больше всего меня поразило, что слеза текла из под повязки на глазу, где глаза давно не было. И я почувствовал, как по моим щекам тоже что-то потекло. Мы, молча в порыве чувств, крепко стиснули друг друга в объятиях не в силах сказать ни слова.
– Ну, вот! Так и знал! Если мужики без баб, то начинают тискать друг-друга, – произнес насмешливый и такой знакомый голос за моей спиной.
– Федор! – Хаймович, отпустил меня, удивленно выпучив свой единственный глаз, – Ты как здесь оказался?
– Стреляли, – улыбнулся Косой, – Как дым над городом пошел, сразу понял, что тут без меня шашлык жарите, вот и решил поторопиться… А то знаю вас, схряпаете все…А тут пожарище такой.
– Какой пожар? – удивился я, растягивая рот до ушей от улыбки, и стукая кулаком в плечо Косого. Федор был весь какой-то грязный, вонючий, пахло от него незнамо чем. Комья рыжей глины свисали с его головы, словно кто-то пытался вылепить с него статую в месте с автоматом, висящим на шее, а потом передумал. Но выглядел Федя очень довольным, что нас нашел. А как мы были рады, словами не описать! Только, что не повизгивали от радости. И набросились на Федю с расспросами.
– Как? Как ты сюда пробрался?
– Каком, через нору торка, это же четвертый этаж? Забыли, как мы отсюда выбирались?
– Едрит, Мадрид! Как мы могли забыть?!
– Вот и я о том, же… Пару раз чуть не умер в этой норе. Думал, задохнусь на фиг, когда и спереди и сзади вдруг проход пропадал, и в глазах всякое мерещилось. Вы чего тут наворотили? Там наверху трупов как мух в сортире. Тут есть еще кого убить, или может пойдем отсюда?
– Да-да! Конечно!
– Нужно поторопиться!
– Пошли!
– Тут скоро все рухнет.
И мы побежали за Федором, ведущим нас к норе торка. Замелькали бесконечные повороты, и бесчисленные двери комнат и кабинетов.
– Сюда! – покрикивал Косой, сворачивая. И мы как нитка за иголкой, поворачивали следом.Так и добежали.
***
Маленькое существо, вцепившееся мне конечностями в морду, я проглотил на раз, выпивая все жизненные соки, и энергию. Питательности в нем было до обидного мало, что никакой сытости я не ощутил. Зато ощутил нечто другое, и очень этому удивился. Некая незримая сила, но большая и могучая попыталась завладеть моим телом. Я не понял, откуда она взялась, но каким-то непонятным образом, она оказалась внутри меня. И я впал в ступор. Состояние близкое тому, в котором я пребывал, уходя в спячку до лета. Мне одновременно хотелось бежать за двуногими, и в тоже самое время я чувствовал острый крысиный запах, и меня тянуло проверить, что это там так аппетитно пахнет. И конечности, не зная какой выполнять приказ, сковала судорога. В то же время, чувство опасности исходящее от этого места, заставляло меня бежать от сюда как можно скорее. Оно буквально воняло опасностью, кричало во всю глотку, что скоро произойдет нечто, уничтожающее все и всех… *** Андрей вынес тела отца на улицу, долго искал взглядом чем копать, пока не подобрал кусок шифера, и стал скрести им сухую, сцементированную жарой землю. И пока копал, пытался мысленно поговорить с отцом. Он рассказывал ему все, что случилось за его отсутствие, как посылал разведчиков, как искал воду и все-таки нашел. Как его предали, как ему пришлось воспользоваться своим правом полковника и убить ослушавшихся приказа. Как вышел на этот дом, и что там внутри, и какие они – эти мутанты. И что все написанное дедом Сивучем, оказалось, правда. Нет, он конечно, никогда и не сомневался…но все же. И о том, как познакомился с древним мутантом, настолько древним, что, наверное, самым первым мутантом, свидетелем катаклизма. И он неплохой человек, хоть и мутант, не то, что этот выскочка и дебил Максим. А тварь из пустыни самое ужасное, что он видел в жизни. Он рассказал, что ему повезло, и он попал туда, куда надо. И скоро возможно все это рухнет, как ты отец хотел. Он говорил, а разговор не клеился. Отец не хотел с ним разговаривать, а лишь осуждающе молчал. И все сказанное Андреем тонуло в этой холодной, суровой тишине.
Так было и раньше. Виктор Андреевич редко обращал внимание на детский лепет сына, отвечая на его слова стеной молчания. И лишь однажды, когда еще маленький Андрей прибежал с очередной жалобой отцу и рассказал, что Петька ему глаз подбил, за то, что он Аньке язык показал, потому что она дура. Отец его как будто не слышал, занимался своими делами. Карту какую-то рисовал. Но вдруг отвлекся на миг от карты и сказал: 'Ты уже взрослый и должен сам решать свои проблемы. Если получил за дело – не плачь, если бьют – давай сдачи. Если обижаешь кого-то, то будь готов к тому, что и тебя обидят. И самое главное ты должен понять, что жаловаться самое последнее дело. Это признак слабости и бессилия. Ты вырастешь и станешь полковником, и тебе будут жаловаться, и ты будешь определять правого и виноватого. И тогда поймешь, что не всегда тот, кто жалуется – прав, а на кого жалуются – виноват. Заруби это себе на носу, и больше мне не жалуйся'. И Андрей обиделся, замкнулся в себе, и больше никогда к отцу не обращался, и с отцом о своих делах не разговаривал. Они общались во время службы, поскольку он как сын полковника и его негласный первый заместитель был всегда рядом. Чтобы Андрей видел, как нужно воевать, как думать, как решать стратегические, тактические и бытовые проблемы. Но по душам, как отец с сыном или сын с отцом, они не говорили никогда. Даже когда Андрей со своим взводом попал в засаду, и лишь на третий день выйдя из окружения, отбившись от неприятеля, они вернулись домой. Сивуч старший набросился на сына с руганью, отчитал его перед всем подразделением как мальчишку, под конец, успокоившись, буркнул: Хорошо, что выбрались. И все…Андрею было обидно до слез. Он видел, как встречали его бойцов родители. Отцы их крепко обнимали, подбадривающее похлопывали по плечам, матери – так те в слезах висли у солдат на шеях. Только у него было все не как у людей. И в то же время Андрей гордился своим отцом, самым лучшим, умным и справедливым на свете. Ни у кого не было такого отца. Только вот почему-то, ему иногда хотелось, чтобы отец был отцом, а не полковником…
