James Swallow - Немезида
Гарпун кивнул:
– Это некая разновидность фундаменталистского культа, если я правильно понимаю. Похоже, Дэйг Сиган был посредником Теога, и, в свою очередь, убийства, совершённые Сабратом с его помощью, скорее всего были мотивированы неким извращённым набором верований.
– Человеческие жертвоприношения? – произнёс Лэймнер. – В цивилизованном мире, таком как этот? Сейчас тридцать первое тысячелетие, а не примитивная доисторическая эпоха!
Телемах откликнулась незамедлительно:
– Религия похожа на рак. Она может возникнуть без предупреждения.
Гарпун на секунду задумался о том, что за огромную боль причинили этой женщине в прошлом чьи-то верования – явно оставив шрамы, которые заставляли её ненавидеть любую мысль о подобных вещах с такой лютой злобой.
– Я бы посоветовал вам начать действовать против этой группировки как можно скорее, – продолжил он, поднимаясь на ноги. – Ваши службы массовой информации уже узнали о некоторых деталях этого дела. В моём представлении те, кто вовлечён в Теог, скоро станут мишенями для самосудов.
Лэймнер кивнул:
– Жена и ребёнок Сабрата уже подверглись нападению. Я послал в их дом Скельту... Тот сказал, что их выследили и забили камнями.
– Разузнай, были ли они соучастниками, – настойчиво сказала Телемах. – И я хочу, чтобы к закату каждый подозреваемый в связях с Теогом из наших списков был арестован для допроса.
Гарпун выпрямился, разглаживая переднюю часть кителя Хиссоса автоматическим жестом, скопированным из мышечной памяти оперативника:
– Я вижу, у вас всё под контролем. У вас есть мой рапорт. Теперь, когда с этим делом покончено, я вас покидаю.
Лэймнер затряс головой:
– Но погодите. Есть же судебное разбирательство... Допросы свидетелей, которые нужно произвести, суд. Вам необходимо остаться на Исте, чтобы дать показания.
– Пустотный барон не желает, чтобы я здесь задерживался.
Понадобился всего один взгляд, брошенный им на главного префекта из глаз Хиссоса, и та немедленно уступила.
– Ну конечно же, оперативный уполномоченный, – произнесла она, и в мыслях не держа воспротивиться Евроту или одному из его оперативников. – Если возникнут какие-либо вопросы, всегда можно будет послать официальный запрос через Консорциум. Мы поймали убийцу. Это всё, что имеет значение.
Он кивнул и направился к двери. Он услышал, что за его спиной снова заговорил Лэймнер.
– Люди почувствуют себя в большей безопасности, – сказал тот. Это казалось не столько констатацией факта, сколько попыткой убедить самого себя.
На изменённом лице Гарпуна мелькнула улыбка. Страх, который он выпустил гулять по улицам Исты Веракруз, не изгнать так просто.
4
Геда Руфин наслаждался изменившимся положением дел.
Раньше, когда губернатор ещё расшибал лоб об землю перед Террой, а знать лишь брюзжала и ничего более, судьба уготовила Руфину оставаться в низком звании унтер-офицера дагонетских СПО. По большей части, его жизнь заключалась в увиливании от своих обязанностей – если их можно было назвать этим словом – и в перекладывании рабочей нагрузки на людей более низкого звания, которых угораздило служить под его началом в машинном парке. С того самого мига, как судебный чиновник предложил ему выбор между службой и колонией для несовершеннолетних, и он записался в армию, Руфин никогда не хотел вернуться к жизни гражданского, но за всё это время он так и не сумел избавиться от страстной мечты о том дне, когда он сможет носить вожделённые офицерские галуны. Ему не приходило в голову, что общий уровень его некомпетентности оставлял далеко позади ту малую толику способностей, что у него были. Руффин просто-напросто был не в состоянии осознать тот факт, что его не повышали из-за того, что он был плохим солдатом. Его держали в городском гарнизоне из-за нехватки кадров, и об этом знали все, кроме него самого. Послушать Руфина, так могло показаться, что вышестоящие офицеры организовали грандиозный заговор, чтобы не дать ему подняться по карьерной лестнице, в то время как по ней продвигали других – людей, которых он считал менее заслуживающими этого, несмотря на многочисленные доказательства противного. Но Руфин был не из тех, кто позволял фактам встать на пути своих убеждений.
Он злобствовал и подрывал авторитет любого, кто носил галуны, за его спиной. Он развлекался, размалёвывая стены казарменных душевых анонимными непристойностями об этих людях, вытирая ноги о каждый приказ, который они ему отдавали, отыгрываясь на них этими и ещё дюжиной других смехотворных способов.
Именно по этой причине Геда Руфин находился в кабинете своего командира, когда случилось "освобождение". "Освобождение", так это теперь называлось – кровавый день переворота, после которого Дагонет заявил о свободе от власти Империума и верности знамёнам Воителя Хоруса.
Позабытый Руфин сидел в ожидании. Его вызвали для дисциплинарной проверки: кто-то услышал, как он очернял своих командиров, слишком многих за один приём. Если бы такое случилось в любой другой день, то, скорее всего, для него бы всё закончилось отставкой из СПО из-за причиняемых им хлопот.
Но тут началась стрельба, и он увидел, что во внутреннем дворе солдаты сражаются с солдатами. Бойцы из дворцового гарнизона, чьи униформы уродовали перечёркнутые символы аквилы, убивали всех тех людей, которых он отродясь не любил. Он прятался в кабинете своего командира, когда туда вбежал офицер, выкрикивая ему приказы. В затылок тому дышала пара дворцовых, и, увидев их, Руфин наконец-то сообразил, что происходит. Когда командир крикнул, чтобы он пришёл к нему на помощь, Руфин взял декоративный кинжал, которым мужчина вскрывал письма, и всадил в него. Позднее, предводитель вторгшихся войск пожал ему руку и предложил маркер, чтобы зачеркнуть его собственную эмблему Империума.
Благодаря этому Руфин получил галуны своего офицера, как и все те, кто сдался вместе с ним – это, или гудение лазерного выстрела в затылок. После того, как всё улеглось, новый режим испытывал нужду в офицерах, чтобы восполнить прореженные им ряды. Руфин был счастлив согласиться – Император или Воитель, его не волновало, чьему имени он должен отдавать салют. Он не испытывал почтения ни к одному из них.
Машинный парк остался в прошлом. Теперь он командовал "охраняемым лагерем при чрезвычайных обстоятельствах", который был организован на территории конечной станции столичного монорельса. С того момента, как знать остановила железнодорожное сообщение, пассажирские поезда простаивали. Теперь на них была возложена новая задача: служить в качестве тюремных пристанищ тем сотням граждан и глупцов-повстанцев, которые посмели не принять новый порядок.
Руфин помыкал ими, прогуливаясь туда и обратно по высоким мостикам над забитыми битком платформами. Избиения и казни случайно выбранных людей гарантировали, что каждый заключённый знал, кто держит в своих руках власть над его жизнью и смертью. Когда Руфин не срывал на пленных тупое зверство и скуку, он бродил по оружейным складам нижних уровней, организованных в шахтах для профилактики двигателей. Ему нравилось бывать здесь, среди запахов кордита и оружейной бронзы. В окружении всей этой огневой мощи он ощущал себя настоящим солдатом.
Войдя в обзорный купол над бывшей центральной площадью станции, он застал дежурного офицера прихлёбывавшим из кружки с чёрным чаем, и сверкнул на него глазами.
– Статус? – рявкнул он.
Офицер посмотрел на свой хронограф:
– Перекличка в начале каждого часа, сэр. Это ещё через четверть оборота, – он едва кончил говорить, как сетка интеркома над их головами с треском пробудилась к жизни.
– Досрочно? – произнёс Руфин.
– Диспетчерская! – зазвучал по воксу панический голос. – Я думаю... думаю, могла возникнуть проблема.
– Пост Два, повторите? – начал дежурный офицер, но Руфин выхватил у него трубку и зарычал в неё.
– Это командующий базой! Объяснись!
– Рекрут Зейджа только что... Ну, он только что свалился с южной стены. И Тормоль не отвечает по рации.
После этого открытый канал вокса очень отчётливо уловил короткий звук, похожий на низкий гул, через мгновение сменившийся влажным хлопком и затем отзвуком падения тела.
Руфин сунул трубку обратно дежурному офицеру, пребывая в неуверенности, как поступить дальше.
– Следует ли мне сейчас поднять по тревоге другие посты, сэр? – спросил второй мужчина, подавляя кашель.
– Да, – кивнул он. Это звучало, как правильная вещь. – Сделай это.
Старое контрольное табло, сохранившееся в неприкосновенности с тех времён, когда станция выполняла свои первоначальные функции, неожиданно вернулось к жизни. Цветные линии, обозначавшие рельсы, светящиеся формы, символизировавшие отдельные вагоны – по мере активации, всё начинало щёлкать и стрекотать.
