Алексей Левицкий - Пароль: «Вечность»
Чак повернулся к нам, свесив с пульта ножки, привалился спиной к лобовому стеклу.
— Ветка почти доходит до холма, где лежит излучатель, — принялся я рассуждать вслух. — Но в том месте сейчас люди кланов. Единственное, что мы можем сделать: остановить тепловоз раньше, на другом берегу русла. Ночью я проберусь на холм. Спущусь туда, где стоит излучатель, подниму его и вместе с ним вернусь. За это время вам надо раздобыть машину… Не знаю, как. Может, какая-то осталась на том месте, где диверсанты, которые переоделись монахами, напали на кетчеров? С машиной вы ждете меня возле тепловоза, и мы едем к Арзамасу.
Чак покачал головой. Юна, поставив локти на колени, закрыла руками лицо.
— Некроз, наверное, уже накрыл пограничные кварталы города, — глухо сказала она. — Если ждать ночи, потом ехать… От Арзамаса ничего не останется. И отец…
— Да что там некроз! — перебил Чак. — Это и без того все бред сплошной! Человече, там, в салоне, зеркало висит, видел? Иди и глянь на себя. Ты ж на ногах еле стоишь. Рожа помятая, как… как моя портянка вон. Кривишься от боли. Рана у тебя не то чтобы очень уж страшная, но там же ожог еще! С такой раной лежать надо и чтоб бабы тебе жрачку в постель носили.
— Я не так плохо себя чувствую… — начал я, но Чак не слушал:
— Хотя главное и не это даже! Если вокруг холма того отряды кланов стоят — а они там стоят, раз уж топливные про излучатель прознали, — то как ты мимо проберешься? Там дозорные со всех сторон. И они нападения монахов ждут. Неизвестно ведь, как в Москве между Храмом и Цитаделью дело обернется, сомнут топливные оборону или нет. Раз кланы вынуждены людей своих вокруг холма держать, значит, у них в центре сейчас не так уж и много людей. Стало быть, монахи могут отбиться, и тогда Гест сразу пошлет всех, кого сможет, к этому холму. А это что значит? Что дозорные вокруг него настороже будут. Ну и как ты туда?… Ты вон какой здоровенный, да еще и ранен. Это я бы пролезть сумел, да без толку, раз уж я в некроз войти не могу.
— Небоходы, — сказала Юна, привстав.
Карлик живо развернулся на пульте, я наклонился, заглядывая в крестообразную прореху между листами железа. Развалины закончились, по левую руку тянулся пустырь с одинокими постройками вдалеке, справа — поля люберецких кормильцев. Далеко в небе летели два дирижабля.
— Это могут быть те, которые небоходы послали в Арзамас? — спросил я.
— Не знаю, — покачала головой Юна. — Если так, то почему только два? На двух дирижаблях можно увезти совсем немного людей… Нам бы как-то позвать их! Сигнал подать по кодексу…
— Что еще за кодекс? — проворчал Чак.
— О нем знают немногие, только такие люди, как мой отец, я или Лука Стидич. Надо зажечь три костра так, чтобы они образовали правильный треугольник, встать рядом и подавать определенные сигналы — «опасность» или «нужна помощь». Если навигатор с дирижабля заметит костры, сразу возьмется за бинокль или подзорную трубу…
— Дирижабли далеко за Разломом летят, а мы только к нему подъезжаем. — Чак слез с пульта и повесил на плечо карабин. — И что-то не нравится мне там справа, че это там такое катит через поля? Человече, а ну давай наверх вылезем, оглядимся.
* * *
Выхлопная труба изрыгала клубы дыма, ветер рвал их, и они темными клочьями пролетали над нашими головами.
— Это «тевтонцы»! — По пояс высунувшись из люка, Чак стукнул кулаком по ладони. — Четыре штуки! Откуда они здесь?
— В тепловозе нет бинокля? — спросил я.
Он покачал головой, глядя на машины, которые приближались к каналу по земляной дороге на краю широкого поля. Между берегами канала протянулся бревенчатый мост без ограды, рядом медленно вращалось колесо водяной мельницы.
Я отодвинулся от люка, упираясь ладонями в железо. Свистел ветер, тепловоз приближался к Разлому. Далеко в стороне виднелась переправа, которую мы пересекли, направляясь к Балашихе, но сейчас нам предстояло проехать по решетчатой конструкции с тремя полукруглыми пролетами опорных ферм.
— Гест их послал, точно. — Чак уселся на краю люка. — Раз они уже сюда доехали, значит, монахи ночью нападение кланов отбили.
Машины одна за другой преодолели мост. Дальше дорога, огибая поле, сворачивала под прямым углом и впереди пересекала невысокую насыпь, по которой тянулись рельсы. Между перекрестком и Разломом было с полкилометра, не больше.
— Увеличь скорость, — сказал я. — Мы должны проехать то место, прежде чем эти тачки там окажутся.
— Не могу я сильнее гнать, движок в разнос пойдет.
Я толкнул его в плечо.
— Увеличь насколько сможешь! Посмотри на этот мост — «тевтонцы» по нему не проедут. Там же балки сплошные и дыры между ними, только по рельсам можно. Надо проскользнуть перед машинами. Они свернут за нами, но ехать дальше им придется по траве вдоль этой насыпи. Мне отсюда по ним легче стрелять будет, чем им вверх. А как въедем на мост — все, считай, мы от них оторвались. Давай!
Он полез вниз, и я крикнул:
— И принеси мне еще патроны! Все, что есть!
Я сел посреди крыши, широко расставив согнутые в коленях ноги, лицом к «тевтонцам». Поднял автомат. Монахи уже сворачивали на ту часть дороги, которая шла прямиком к насыпи и взбиралась по ее склону. Между шпалами там лежал щебень, с другой стороны дорога продолжалась — спускаясь с насыпи, уходила в глубь пустыря. «Тевтонцы» ехали быстрее тепловоза, но мы были ближе к перекрестку.
Железная крыша дрожала и дергалась подо мной. Я попытался лечь, и бок прострелила боль. На глазах выступили слезы; смахнув их рукавом, я осторожно выпрямил ноги. Растянулся на животе поперек крыши, уперся в нее локтями и приставил приклад к плечу.
Уже видны были бородатые лица пассажиров в «тевтонцах». Вдруг я понял, что на первой машине стоит пулемет. На багажнике высилась тренога, над нею торчал ствольный блок, за гашеткой ссутулился пристегнутый ремнями монах. Надо же — натуральный многоствольный «гатлинг»!
Машины приближались быстро, и стало ясно, что к перекрестку они успеют раньше нас. Я попробовал прицелиться, но ствол все время дергался и уходил в сторону. Монах, сидящий рядом с водителем первой тачки, вскинул руку, и ствольный блок «гатлинга» над его головой завращался. Пулеметчик отклонился назад, поворачиваясь, оружие обратилось к тепловозу. Из стволов ударили короткие языки пламени, дробный грохот донесся сквозь стук колес и гудение, но тут тепловоз ускорил ход. Крыша подо мной сильно дернулась, локти поехали по ней, и палец сам собой вдавил спусковой крючок. Очередь ушла далеко в сторону от машины, я сразу прекратил стрелять. Пули «гатлинга» полоснули по борту, со звоном ударяя в железо, а потом тепловоз пронесся мимо перекрестка.
Я забросил автомат за спину и на четвереньках пополз к люку. Два «тевтонца» перелетели через насыпь и только тогда повернули, один сразу понесся вдоль нее. Водитель головной машины попытался ехать прямо по рельсам, но быстро отказался от этой мысли и скатился на траву. Земля там была неровная, я видел, как трясет тачки. Все они немного снизили скорость и ехали позади тепловоза, не отставая, но и не догоняя его.
Пулемет опять стал плеваться языками огня, пули ударили в подножку, щелкнули по ограде, по двери в салон. Монах отклонился назад, задирая стволы. Я улегся на крыше, но теперь не стал упираться в нее локтями — пристроил автомат на скате, слегка подняв приклад, и вдавил спусковой крючок.
Очередь прошла наискось, взрыла землю перед «тевтонцем». Я качнул приклад вниз. Пули продырявили капот, разорвали одежду на плече монаха, сидящего рядом с водителем, и врезались в треногу под пулеметом, высекая искры.
А потом автомат смолк — у меня кончились патроны.
Но и «гатлинг» замолчал, когда пулеметчик обвис на ремнях.
Я обернулся. Из люка по пояс высунулась Юна с магазинами в руках. От машин сквозь свист ветра донеслись несколько одиночных выстрелов, и тепловоз вылетел на мост через Разлом.
Сразу изменились все звуки: гудение дизеля стало выше, стук колес — более звонким и частым, свист ветра — пронзительнее, теперь он тонко зудел в ушах. С двух сторон открылся глубокий темный провал, от высоты захватило дух. За мостом, на другом краю Разлома, рельсы изгибались, исчезая за холмом с рощицей на вершине. Я подполз к Юне, так и не рискнувшей выбраться из люка, схватил ее за шею и притянул к себе, краем глаза заметив татуировку над воротником. Пальцы, скользнув по этому месту, нащупали под кожей твердый бугорок. Это что еще такое? Будто что-то вшито под кожу, размером с горошину, но не круглое, скорее продолговатое… Ладно, сейчас не до того.
Я прокричал ей в ухо:
— Спустись и скажи ему, чтобы не тормозил!
— Но они не смогут проехать здесь! — крикнула она в ответ.
— Могут перебежать! Залезут на этот холм и станут стрелять по нам сверху, если мы будем медленно объезжать его!
