Сергей Вольнов - Звёздный Меч
Номи знала, что нет-нет, да и будет вспоминать это ощущение. Даже многие годы спустя. Как и жуткий вкус ревалверного ствола во рту…
* * *…Таким образом, полностью рассчитавшись по всем взятым (и не взятым, но присовокупившимся) на себя обязательствам, Экипаж в полном составе мог преспокойно возвращаться на свой Вольный Торговец.
Что Экипаж и проделал – в полном составе загрузившись в прибывший с орбиты ТП-модуль и вознёсшись в небо.
Домой…
Правда, степень преспокойствия некоторых членов членов экипажа оставляла желать лучшего. Но это уже входило в прерогативу профессиональных обязанностей целительницы Душечки.
Однако если Перебору, донельзя утомлённому контрреволюционной деятельностью, Тити ещё могла как-то помочь, то Номи – вряд ли.
Попрощавшись со Стюартами и прочими знакомыми экскалибурцами, втайне радуясь тому, что наконец-то «здЫхались» (цитируя Бабушку) чересчур надоедливых клиентов, одиннадцать вольных торговцев, плюс корабельные змеи Зигзаг и её дитё, благополучно прибыли в отправную точку этого сумасшедшего рейса Вольного Торговца «Пожиратель Пространства»: в порт космобазы Танжер-Бета.
По случаю возвращения: сообща было решено устроить вечеринку для товарок и товарищей, буде таковые сыщутся поблизости. Таковые, ясный пень, сыскались – что это за порт хотя бы без одного корыта фри-трейдеров?! Но вечеринка, как ей и положено, намечалась на вечер, а до вечера оставалось несколько часов…
Номи не сошла на «берег». Не имелось ни малейшего желания. Она маялась в своей пустынной каюте и печально вспоминала недавние (и уже такие далёкие-предалёкие…) дни и ночи, когда её апартамент в подземельях Ти Рэкса был средоточием активности, осью вращения жизней вольных торговцев и реставраторов. На недолгое время – так вообще штабом реставрации…
Да, были времена. Были и прошлИ. Стали светлым воспоминаньем. «Как часто мы не удовлетворены сегодняшним днём, забывая, что всё минует, и хорошее и плохое, и в наших светлых воспоминаниях непременно превратится в „старые добрые времена…“»
Маясь, Номи посматривала на сенсорный вирт-кокон. Но не ложилась в постель и не использовала его… Нет. Не сейчас. Позже, быть может, но нескоро.
Чувство, испытываемое к Солу, окончательно оформилось.
В мятущейся душе выкристаллизовалось: ОН. На этот раз Девушка не упустит своего, и будь что будет. [[…let it be, let it be!]]. Любовь ли это?.. Кто знает, кто знает…
Номи ещё сама не понимала, что это за чувство, она ведь, по-сути, ещё никогда не любила. Но страстно надеялась, что это – самая что ни на есть любовь. И страдала, потому что краткие часы полной духовной близости с Боем как-то незаметно рассеялись, стоило лишь враждебности окружающей среды понизиться до нормального, приемлемого уровня.
Сол относится к ней с величайшей симпатией и теплотой, но, похоже, не любит всё же… как выяснилось. Номи умиляло, что он заботится о ней, выслушивает с неподдельным интересом всё, что бы ей ни вздумалось говорить, даёт доверительные советы, отпускает комментарии, предваряющиеся оборотом «как друг подружке говоря»…
Номи чувствовала, что ради неё он искренне готов не то что временем и вниманием жертвовать – даже жизнь отдать, но всё же, всё же… гложет его что-то постоянно. И Номи с горечью думала о том, что Сол в упор не видит в ней свою пресловутую «Ягодку». Не видит, и всё тут. Зато сама она – более всего на свете жаждет, чтобы он разглядел в ней ту самую, Ещё Одну…
«Но всё равно, кем бы я там для него ни была, ОТДАМСЯ только ему!», – бесповоротно решила Девушка, томясь и маясь в своей каюте.
«Вот прямо здесь, в каюте… ЖИВОМУ… Или сдохну, или стану Женщиной. В конце концов, пора избавляться от юношеской иллюзии, что любовь должна быть взаимной. Твоя любовь – твоя драгоценность – береги её. И не претендуй на ответную, ведь любишь ТЫ. Как там у древней поэтэссы о высшем проявлении:
«Тому, кого люблю, желаю быть свободным. Даже от меня.»
Я не хочу быть для Сола тюрмой. НИ ЗА ЧТО. Я слишком хорошо понимаю, чем для моего «клаустрофоба» станут некие, взятые на себя, обязательства…
Но вот чего я хочу, так это чтобы он, он, и только он порвал эту дурацкую плеву, и избавил меня от моей собственной фобии. ИМЕННО ЕМУ отдать «честь и достоинство», так долго сохраняемые. Принцесса – Принцу. Пускай и не Моему Единственному (по его ошибочному мнению), но – настоящему.
Пусть лучше это сделает настоящий друг, а не случайный член, по ошибке принятый за единственного и неповторимого принца… судя по рассказам женщин, обычно так и случается. Берёт мужик своё и просто исчезает в тумане. У меня, по крайней мере, первым будет мужчина не случайный, – утешалась Номи. – Мужчина с большой буквы.»
Так думала Номи, предвкушая, как ЭТО произойдёт. Ещё не разобравшись в собственных чувствах окончательно…
Что да то да. Уж никак не назовёшь случайным и малозначащим всё, что произошло между ними после того, как изнывающая от желания, охотящаяся на своего первого Мужчину, Девушка не выдержала и пригрозила Солнышку: «…если ты меня не возьмёшь, я начну кричать!».
Так полагала Номи, вспоминая позднее, наутро и дальше, всё, что случилось Ночью После Вечеринки.
Судьбоносным – да. Если оно произошло, значит, так тому и быть. Именно Бой оказался ИМ, осечки не вышло. Он оказался даже лучшим, чем можно было ожидать. И новорождённая Женщина останется рядом со своим Солнышком. Подружкою при Друге.
Третьей.
Каждая выбирает под себя: Мужчину, Веру, Дорогу.
И только звучала, звучала, подобно остАточному отзвуку, порождённому реверберационным эффектом, всё та же песня.
Надежда на появление в качестве рефрена жизни новой песни – не сбылась.
«…как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / Разговаривая ни о чём, / На два шага левее чуть-чуть / Отойди, и чужое увидишь плечо. / Прошлой жизни вернуть ворожбу / Никогда никому не дано… / Как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / Всем нам быть суждено, суждено…»
35: «Следует продолжение?..»
На неизмеренных пространствах моей души снова царствовала глухая безнадёжная пустота.
Это происходило от того, что я никогда не любил праздники, и чем грандиозней и величественней они были, тем бОльшую беспроСВЕТную тоску наводили на меня. Когда вокруг безудержно веселились и ликовали, я ни на минуту не позволял себе
усомниться в том, что единственный лишний – я.
Праздник для меня всегда был неким приводящимся в исполнение приговором, горьким итогом, конечной точкой, часом «х», маленькой смертью, что подводила черту под завершившимся хорошим ли, плохим ли, но периодом жизни; периодом, который уже никогда ни при каких условиях не повторится.
И не только праздник с вполне определёнными пространственно-астрономическими и временнЫми координатами, но и победа в чём-либо или над кем-либо, как одно из воплощений торжества.
В Артурвилле, столичном всепланетном монстре-мегаполисе, были устроены массовые народные гулянья. Переходили они зачастую во всеобщее, причём абсолютно естественное, братание между роальдами и человеками… Реставрация победила, и я, воплощённый в руапопоа, Ашлузга Реставрации, сыграл в этом наиважнейшую роль, в связи с чем был удостоен звания Триумфатора Золотой Мантии и награждён чуть ли не полным комплектом орденов и медалей Экскалибурского Королевства, вплоть до таких экзотических регалий, как Орден Его Личного Святейшества Папы Вселенской Церкви Человекоподобных Приматов.
Я провёл умопомрачительную ночь в спальне королевы. Привела меня туда одна из главных движущих сил широкомасштабного, кое-где отвратительного излишним кровопролитием, процесса. Персона наиважнейшая после короля в иерархической табели о рангах возродившегося экскалибурского монархически верноподданного социума… Поющая Жрица с именем, которому суждено быть узнанным лишь особо посвящённым, и я его узнал.
Ойя, что значит «Светящаяся».
Той ночью был зачат будущий мессия, хотя у меня нет уверенности, что не допустил я ошибку при определении гендерного статуса своего пока ещё нерождённого дитяти; по крайней мере, и это я знал точно, родиться суждено будущему властелину и владетелю тел, душ, умов и сердец, какого бы пола дитя ни родилось.
Парадоксально, но всё выше перечисленное вызывало во мне ощущение, что я чуть ли не самый несчастный мыслящий индивид во всех Освоенных Пределах. Причина моих страданий лежала на поверхности, и не разглядеть её мог, наверное, лишь такой пузоголовый и твердолобый типчик, как субкарго Бой.
Попросту – ВСЁ кончилось.
Хотя, по законам всеобщей, абстрактной справедливости, оканчиваться ни в коем случае не должно было! Именно в этой фатальности, предопределённости конца я видел главнейшую
несправедливость, безжалостную трагичность данного мира, «худшего из миров», как сказал бы всё тот же Бой… Вполне возможно, этот степняк выглядит глупым и грубым лишь при поверхностном осмотре. Ведь до сих пор я так и не удосужился хоть раз заглянуть ему в душу, и оправданием мне не послужит даже то, что он тоже не очень-то отягощал себя желанием поглядеть в мою.
