Николай Бахрошин - Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн
Война кончается? Как для кого…
По сводкам из штаба командир батареи знал, что на этот раз 5–й Ударный космофлот Штатов обложил Казачок плотно, как бдительные наследники — богатого дедушку — маразматика, неугомонного, несмотря на беззубость. Так обложил, что контролирует каждый чих на поверхности. Не зря же Зимин боится прибавить скорость и высоту. Хорошо, что в степях у подножья гор всегда гуляют ветра, и пепельные завихрения здесь совсем не редкость. Иначе хоть пересаживайся на тихоходный колесный транспорт, для маскировки…
Впрочем, не надо о маскировке, наслушался уже до оскомины!
Всю эту чепуху — секретность, маскировку, режим охраны, общее усиление бдительности — только что пережевывал на плановом совещании в штабе укрепрайона войсковой старшина Дегтярь. После всяких хозяйственных мелочей (о которых тоже не было особой нужды совещаться!) комендант–4 еще битый час молол воду в ступе, с удовольствием вслушиваясь в свой рокочущий баритон с богатыми оперными интонациями. Усилить, ужесточить, укрепить, углубить… Да, еще увеличить, конечно! Повсеместно увеличить усиление, ужесточение, укрепление, углубление…
Обычное, ни к чему не обязывающее словоблудие ради галочки. С перспективой оргвыводов «в случае чего» и последующим назидательным подтекстом «а мы же предупреждали!».
Как обычно — отчего, почему, за рыбу грош…
Офицеры, командиры подразделений, большинство из которых воевали уже не первый год, слушали, скучая глазами. Кто постарше званиями и заслугами — откровенно зевали в кулаки и ладони. Все знали, до войны Дегтярь занимался политикой, подвизался на выборных должностях в планетарной администрации. С началом боевых действий Конфедерации Свободных Миров против Соединенных Демократических Штатов бывший чиновник патриотически надел военную форму и попер по линии интендантства. Пока его оттуда не выперли со скандалом и треском. Понятно, в интендантстве и без него ребята ушлые, а лишний рот, показывает практика, обуза не только в семье, но и в коллективе с круговой порукой.
Прошлой весной Дегтяря назначили комендантом УР–4 вместо убитого полковника Фомина. Руководство войск якобы рассудило, что этого пустобреха с лапой наверху все равно надо куда-то девать от себя подальше, а в УР–4 сильный офицерский костяк, эти выдюжат даже административное рвение нового начальника.
Приходилось выдерживать. Дегтярь, хоть и носил на погонах две большие звезды войскового старшины (по общеармейскому званию — подполковника), но, по сути, как был политиком, так им и остался. Краснолицый и говорливый, новый комендант–4 любил совещания, как праздничные застолья. Собирал их по малейшему поводу и без него. При Фомине, кстати, совещались раз в десять меньше, а снабжение и обеспечение было не в пример лучше!
За глаза коменданта–4 все дружно называли Дуся Деревянный. Прозвище говорит само за себя. В самом уничижительном смысле.
— Слушали — постановили, слышали — доложили… Должен, господа офицеры, довести до вашего сведения нижеследующие обстоятельства… — Есаул в очередной раз вспоминал круглое, холеное лицо б/у чиновника и его рыхлое, обильно потеющее тело, затянутое в обтягивающий казачий мундир, как перезрелая дыня в презерватив.
«И сколько можно водить хороводы между трех сосен? С песнями и вприсядку вокруг стола?!» — думал он с раздражением. Словно им, командирам боевых частей, без того нечем заняться, кроме как просиживать штаны в кабинете, слушая и постановляя всякую хрень! У него самого, между прочим, замом на батарее совсем зеленый парнишка, Володька Налимов из офицерского резерва. За ним самим приглядывать нужно, пока казачки из него веревки не свили и сушить не повесили, так-то… Дегтярь! Дуся Деревянный! Шпак — он и есть шпак, хоть разодень его в полковничьи эполеты, хоть в генеральский двойной лампас. А этот — не просто шпак, можно сказать, шпак в квадрате, из бывших думских говорунов, которые довели планеты Конфедерации до войны со Штатами…
— Нет, господа, лично мне многие политические деятели часто напоминают плохих танцоров, — сказал, помнится, сотник Женька Осин, командир роты МП — танков, когда они гурьбой выходили из кабинета коменданта.
Сотник — из кадровых, хоть молодой, но уже кавалер трех офицерских «Георгиев», для полного банта ему не хватает только четвертого креста. Лихой вояка.
— В смысле — яйца мешают всему на свете? — уточнил кто-то, кажется, командир сотни пластунов, этой современной бронепехоты.
— В смысле — хоть на поминках, но дай ему сплясать соло, выделиться из своего ансамбля имени Едрени Фени! А за яйца не знаю, врать не буду, на чужие яйца заглядываться — не имею привычки, да — с… — по-юношески звонко, во весь голос откликнулся сотник. — Честь имею, господа офицеры! — Танкист небрежно, двумя пальцами отмахнул от козырька фуражки и удалился, вольно покачивая плечами над тонкой талией, вбитой в узкий ремень.
Офицеры, переглядываясь, понимающе усмехались.
«Самое удивительное, господа офицеры, что все мы, старые вояки, люди бывалые и опытные, вынуждены по два — три раза в неделю выслушивать эти ура — руководящие наставления. Се ля ви, хоть это несправедливо, как говорят на планете Париж…»
* * *Припомнив горячего Осина, Семен снова, как в предбаннике комендантского кабинета, ехидно захмыкал. Дегтярь, похоже, тоже расслышал слова танкиста, не мог не услышать. То-то его напоследок с лица перекосило! Но смолчал, выдержал хорошую мину…
Впрочем, цепляться к танкисту комендант все равно бы не решился. Этим броне — хлопцам подчеркнуто плевать на все, кроме своих танков. Ребята отчаянные, служба такая. Да и подчиняются они в первую очередь командирам своих бригад, а к укрепрайонам только прикомандированы…
— Что говорите, ваше благородие? Не расслышал? — водитель заметил его улыбку.
— Ничего не говорю.
— Понял, ваш бродь.
Гравимобиль по-прежнему несся над темными холмами. Примолкший Зимин потихоньку прибавлял скорость, играя пальцами на полукруглом штурвале и равномерно, ритмично подергивая головой. Словно говорил что-то про себя. Или — напевал?
— Зимин! — позвал водителя есаул.
— Я! — по-уставному откликнулся тот.
— Ты не гони все — таки, не на гонках. Демаскировка, понимаешь…
Договаривать он не стал, сам понял, как глупо звучит. Зимин, бывший спортсмен, гонщик на малогабаритках, вел обычный армейский гравимобиль мягко и ловко, как дорогую навороченную модель класса «люкс». Уж кто — кто, а он за штурвалом в подсказках точно не нуждается.
— Ладно, впрочем, рули как знаешь, — буркнул Семен, словно бы сознаваясь, что не прав со своими наставлениями.
Он же не Дегтярь, чтобы учить ученых, портя и мотая им нервы.
— Слушаюсь, ваш бродь! — отчеканил водитель, не отрывая хищных, по-восточному раскосых глаз от лобового стекла.
Обиделся все — таки, хотя виду не подает, понял есаул. Гордый… Ну и пес с ним! Все вокруг гордые, все обижаются почем зря! Только он, комбат–5, должен лавировать без конца, как дерьмо под парусом, дорвавшееся до фарватера.
Собачья, в сущности, должность — комбат в укрепрайоне. Поссоришься с Дегтярем — прикрутят снабжение, а не поссориться тоже нельзя, ибо мера терпения, как говорится, вычерпана почти досуха… То ли дело раньше, когда он командовал мобильными установками в летучем отряде…
Стоило ли получать повышение и четвертую капитанскую звездочку на погоны? Еще задумаешься, еще пожалеешь…
Эх-ма! Жизнь-жестянка, которая тянется за хвостом собаки, как сказал кто-то из древних классиков. Поэтому самое разумное, что с ней можно сделать, — это завалить в кабак и налить ее до краев чем покрепче…
Вот это — самое трезвое и здравое понимание действительности! — в который раз рассудил есаул.
* * *Степь кончалась, гравимобиль приближался к Скалистым горам, уже выступившим над горизонтом чуть заметной туманной дымкой. Рельеф тоже неуловимо менялся, тут и там начинали попадаться скалы. Щербатые, как плохие зубы, они выступали из земли, словно бы вытягивались из нее. Пролетая рядом, есаул видел неровные пятна подпалин, рассыпанные по каменно — морщинистой поверхности.
Многие скалы казались перекошенными, словно тоже плавились и текли от чрезмерных температур. Так, похоже, и было.
Между скалами да на минимуме высоты — от водителя требуется максимум внимания.
Семен еще раз глянул на урядника, на его острый, напряженный профиль и отвернулся к боковому окну. За стеклом все так же бежала гарь.
Да, ни единой живности, ни травинки, только пепел… Была у него семья — от нее тоже пепел… Остается надеяться, что хотя бы не мучились…
«Но нет, отставить! Об этом нельзя, это — запретное!» — одернул себя есаул. Думать об этом сейчас — значит, быстро и верно сходить с ума, в этом он уже убедился. Со стаканом самопляса в руке — еще ничего, с ним — легче. А без него — точно сбрендишь на раз и два… Интересно, старшина брагу уже перегнал? Небось перегнал! Если командир батареи почти полдня пребывает в отсутствии наличия (как сказал бы Дегтярь), слушая и постановляя в зубовном скрежете, Дед просто не мог не воспользоваться такой разлюли — малиной…
