Игорь Негатин - Есть время жить
— Как Миндаугас про это раскопал? Он же в разведке служил.
— Раньше в разведке, потом его перевели в один интересный отдел, не маленький, сам понимаешь. Там я с ним и познакомился. Еще в Афганистане в поле нашего зрения попали некие отечественные персоны. Были среди них и политики, и военные. В Европу наркотики шли военными бортами.
— А тот неизвестный самолёт, который пленных в тюрьму ЦРУ доставлял?
— Он самый и есть. Вместе с пленными, тем же бортом, ещё особый груз пришёл.
— Наркотики?
— Да…
— А чего тогда ждут эти начальники? Денег за свои услуги?
— Не знаю, Миндаугас про другое думал. Если там у них лежбище, значит, там должна быть вакцина или прививка от вируса. Не работают с такими вещами без противоядия, сам понимаешь. Твёрдой уверенности в этом нет, но это шанс, пусть даже один на сто. Когда мы поняли, что нас зажали, Миндаугас приказал мне уходить. Ушёл через бобриную запруду, потом по болотам. Через два дня на меня наткнулась Вида, когда мужа своего в лесу искала. От неё и узнал про двух парней, которые ребят хоронили, она туда пошла посмотреть, после вашего отъезда, нашла свежую могилу и крест. Я уже раненым уходил, там здоровых к тому моменту не было, пять часов воевали. Знал, что оставляю на смерть, но сам понимаешь — это был единственный шанс найти надёжных людей. Одним из них, по словам Миндаугаса, был ты… Роберт, найди это место и проверь. Мир спасать не надо, там без нас разберутся. И не ради меня — понимаю, что у тебя самого проблем много, но ради тех парней, что погибли. Ради своей семьи. Найди. Чтобы жить…
Часть вторая
Пролог
Солнце уходило за горизонт, окрашивая небо и осколки домов в красное, словно мир еще не насытился этим цветом. Едкий дым причудливым серпантином стелился по дороге, заполняя пустоту улиц мертвого города, который уже привык к звукам выстрелов и визгу гранатных осколков, но всё равно каждый раз будто сжимался, словно они высекали на его стенах летопись нового мира…
Смерть примиряет. Всех, и правых, и виноватых. Тех, кто любил, и тех, кто ненавидел. Кто в последней попытке выжить вжимался в землю, повторяя слова всплывшей в памяти молитвы, и тех, кто рванул навстречу пулям, презирая саму сущность небытия. Так они и легли, устилая своими телами дорогу, ведущую на восход. А над ними, умершими и умирающими, простиралось голубое безоблачное небо, словно и не было ничего. Не было жизни, не было смерти. Ничего, кроме узкой полоски дороги, где насмерть, с бессмысленной жестокостью, схлестнулась горсточка людей, забывших, что такое мир.
Тела на расчерченном пулями асфальте — словно эскизы неизвестного автора, который создавал батальное полотно. На небольшом перекрёстке, уткнувшись капотом в дерево, догорала машина — в пулевых пробоинах, расстрелянная почти в упор, с распахнутыми настежь дверьми и разбитыми стёклами. Рядом с ней, раскинув руки, словно пытаясь обнять весь мир, лежал мужчина. В его открытых глазах, как в зеркале, отражалась синева неба — недостижимая обитель покоя, мира и тишины. Неподалеку, прижимаясь щекой к плиткам тротуара, умирал ещё один — безусый паренёк лет восемнадцати-двадцати. Он еще сражался за остатки своей жизни, которая c кровью вытекала из ран, заполняя тело смирением перед неизбежной вечностью. Юноша скрёб окровавленными пальцами по камням, потом вдруг резко вывернулся на спину и уже невидящими глазами посмотрел вокруг, словно хотел забрать с собой последнюю картину Жизни. Уже теряя сознание, он вдруг улыбнулся, словно сумел заглянуть по ту сторону. Кто теперь скажет, что предстало перед ним в эти последние минуты? Яркие кадры прошлого? А что в них — старый парк, шелест жёлтых листьев под ногами? Солёные брызги моря или сухой ветер пустыни, обжигающий лицо мириадами песчинок? Разве это важно для нас? Оставим эти картины — это его мир, его пейзажи и портреты.
Даже налетевший ветер не смог разогнать этот отвратительный запах гари и крови. И вместе с дымом вверх устремились человеческие души, словно желая увидеть с высоты то, что было им недоступно при жизни…
Роберт. 15 апреля, вечер
Умотались мы за последние пять дней — врагу не пожелаешь. Сил хватало лишь на то, чтобы добраться до кровати; мне даже сны перестали сниться. Да и какие тут, к чёрту, сны! Изредка кажется, что всё это — один нескончаемый кошмар… Это ведь даже не война, где знаешь, что за твоей спиной мирная жизнь. Пусть далеко, пусть до неё «два срока по контракту», но она есть. Есть мирные города, тихие улочки, утопающие в зелени и полуденном зное, малыши, играющие во дворах… Сейчас такого нет. Вообще нет. Нигде. Есть новая жизнь, где каждый только за себя, где стреляют быстрее, чем думают, и уже твёрдо усвоили нехитрую истину — «безопасных мест не существует». Прошло чуть меньше месяца с начала эпидемии, и новый, ужасный по своей сути мир уже стал привычным, словно так было всегда. Нас словно забросило в другую реальность, где с каждого содрали тонкий налёт цивилизации, обнажив настоящую сущность человека — зверь.
Сегодня у нас первый более-менее спокойный вечер. Я устроился в кресле на веранде и, нещадно дымя, делаю записи в дневнике, в который записываю всё, что произошло с первых дней эпидемии. На спинке кресла, свесив на мои плечи пушистый хвост, дрыхнет Лёвка — олицетворение безмятежности и покоя. Слышно, как у ворот о чём-то спорят Альгис с Николаем, наверное, и Юрка рядом с ними, как всегда, стоит и молчит, тихоня эдакий. Напрягает он меня — не люблю таких. Остальные жители «форта», как окрестил нашу базу Альгис, скорее всего, устроили посиделки в доме Николая, с чаем и разговорами. Остальные — это Валера со своей семьей и Колины домочадцы. Несмотря на то, что мы все живём одним хозяйством, мы редко общаемся. Во-первых, говорить не о чем, во-вторых, у каждого свои дела. Напротив меня, развалившись в кресле и забросив ноги на перила, сидит Айвар. Он задумчиво чистит пистолет и что-то насвистывает себе под нос — идиллия в стиле вестерн…
За эти пять дней мы и правда хорошо потрудились, одна коптильня на острове чего стоила! А забор? Пахали, не разгибаясь. Старушку уговорили создать у неё на хуторе запасную базу — Айвар постарался. Ему только дай возможность языком потрещать — дьявола уговорит. Фауст от бизнеса, блин. У Виды спрятали один автомат с боекомплектом, пистолет, ящики с армейскими пайками и несколько коробок с лекарствами. Кто знает, вдруг пригодится. Каролис тоже там остался, перебираться к нам наотрез отказался. Несколько раз возили к нему Асту, сначала ужаснулась, но потом успокоилась и начала лечить. По её словам, опасности нет, от заражения крови его судьба уберегла, так что выкарабкается. Через пару месяцев будет как новенький. Вида за ним, как за маленьким ребёнком, ухаживает — видимо, своих детей вспоминает. То, что Каролис принял такое решение, понятно — если военные узнают, что он у нас, долго думать не будут, весь посёлок зачистят, раз такие интересные схемы вырисовываются. У них для таких дел наверняка несколько штурмовых взводов есть. Если бойцам правильно акценты расставить, да ещё и выделить их из общей массы военных — мол, мир спасаете, то всё — только успевай цели указывать. Ладно, мы ещё с ними поговорим.
Кстати, наш дачный посёлок «пришёл в движение». Жители поняли, что помощи ждать неоткуда, слоган «запад нам поможет» остался в прошлом, на страницах классиков. Что же, лучше поздно, чем никогда. Насмотревшись на нас, они наконец-то озаботились созданием совместных хозяйств — объединяются по три-четыре семьи, обносят территории забором, активно разбирают на стройматериалы пустующие дома — строят сарайчики для живности. Один из наших соседей даже несколько свиней привёз. Наверняка украл где-нибудь — слишком уж хрюшки ухоженные.
Из дома вышла Аста с двумя кружками чая. Поставила перед нами на стол, взяла сонного Лёвку на руки и, поглаживая ему пузо, присела рядом:
— Роберт…
— Да, Аста, знаю, о чём хочешь спросить. В Клайпеду мы поедем через два дня, — я поднял голову. — Ты ведь это хотела услышать?
Она кивнула и, словно извиняясь, добавила:
— Мне хочется знать… Я понимаю, что шансов мало, но самое плохое, что можно представить — это сидеть и терзать себя надеждой, находясь в неизвестности. Послезавтра?
— Да. Завтра мы с Айваром съездим в гости, — коллега удивлённо поднял голову и посмотрел на меня, — недалеко. А послезавтра стартуем. Годится такой план?
— Спасибо…
— Не за что. Дай Бог, чтобы нашли. Живыми или по-настоящему мёртвыми.
За её спиной Айвар посмотрел на меня, покачал головой и покрутил пальцем у виска. Ну а что мне ей сказать? Что шансов обнаружить её семью живой практически нет?! Не умею я женщин успокаивать. Да и нужно ли? Лучше быть готовым к самому плохому, чем лелеять призрачные мечты в надежде на чудо. Грубо? Жестоко? Может быть, и так.
