Владимир Поселягин - Двойной удар
«Вот и посмотрим, получилось у меня или нет», — подумал я, с прищуром разглядывая «своих» людей. Тут вперед вышел первый и начал снимать броню, за ним второй, пока почти десяток не двинулись вперед. Остались только лично преданные да благодарные мне люди, ушли фанатики, для которых честь пустой звук.
После негромкого обсуждения, оставив броню и оружие, от меня ушло шестнадцать человек, из них восемь новичков, которых принял сегодня утром.
«Уф-ф, самая тяжелая тема закрыта, а ведь Михалыч предупреждал — будет тяжело, но я никак не думал, что так. Да и вообще было удивительно, что бывшие рабы-воины да ушкуйники безропотно и с радостью снесли полное бритье, не принято у них так. Стали изучать новое оружие, „громовое“, как они говорят. И наконец, признали напрочь непонятного хозяина. Кем должен для них являться такой „боярин“? В именах путается. Говорит на русском с акцентом. Ага, как же, русский боярыч! Предложения строит непривычно, имеет гладкое лицо и выглядит слишком молодо. Бреется каждое утро. На испанцев напал тайно да всех вырезал. Душегуб, однозначно. Порядки новые заводит, звания, словечки воинские, о которых никто и не слыхивал. Деньгами бросается и, немыслимое дело, „души“ покупает. Назвался Олегом, сыном боярским, но признает, что приемыш, может, боярин и призвал кого перед смертью? Что в таком ракурсе остается воинам? Не лучше ли прибить непонятного демона-нечистого, дабы не поганил Русь Святую своими копытами?» — мысленно прикидывал я, что творится сейчас в умах оставшихся людей.
Я не переигрывал, мне действительно не хотелось быть христианином, просто до дрожи в коленях, как будто кто-то насадил мне это неприятие. Притворяться и носить крестик не хотелось категорически, поэтому я и принял единственно правильное решение сообщить о своих выводах и планах, анализируя реакцию людей на мои слова. Честно говоря, анализ чуть не поверг меня в шок. Русь «Святая» полностью зомбирована, одни фанатики вокруг. Я, конечно, понимал, что в данное время по-другому нельзя, но принять эту новость просто не мог.
Да я ранее слово «христианство» почти как ругательство воспринимал, а тут поставлено так, что убить, если скажу слово против церкви, могут запросто.
Глядя на пятьдесят девять человек тех, кто остался мне верен, я размышлял, что их сподвигло остаться со мной? Почему остались лучшие? Команда ушкуя, например, осталась почти вся, только один и ушел.
Куча брони и оружия на песке, которое уже стали грузить на ушкуй, несколько нашивок, которыми играли волны, вот и все, что осталось от некоторой части моего войска. Даже некоторые раненые попросили перевести их на другие суда.
Из офицеров у меня остались Ветров, Немцов и Синицын — последний вообще христианином не был, поэтому одобрительно кивал, когда я говорил — три сержанта и один старшина. Пришлось вернуться к старинным званиям — десятник и старший десятник. Нововведение не прижилось. Что ж, мы учимся на своих ошибках. Я только к вечеру узнал, что большая часть моих людей исповедовала христианство только потому, что ТАК БЫЛО ПРИНЯТО, а не потому что реально верили. Среди них царил культ Перуна, поэтому-то они и остались, более того — они считали меня своим.
Скорее удивило, чем порадовало, то, что ко мне попросились еще восемь человек, старшим у них был Авдей Корнилов, которого я освободил из тюрьмы, бывший десятник и боевой холоп Красновских. Был еще один из боевых холопов Красновских, Кирилл Михайлов, бывший лазутчик, фактически единственный оставшийся у меня. Большую часть я потерял в бою, один религиозный фанатик ушел. Что ж, посмотрим, что дальше будет. Главное — план сработал, меня покинули те, от кого можно было ожидать худшего, например, удара в спину. А из оставшихся и не имеющих предрассудков я верных людей сам выкую.
Хорошо, что это произошло на начальном этапе, все-таки я первое время собирался пожить на Руси, осмотреться, а дальше уже принять решение. Все равно долго на одном месте не просижу. Несмотря на результат, я был доволен — получилось.
Переговорив с каждым, кто остался, и не придя ни к каким определенным выводам, я направился к судам, мы уходили к несуществующему пока Азову.
Через полчаса все четыре наших судна вышли к городу Тана.
Через час, когда я вышел на палубу слегка опустевшей «Беды», ко мне подошел Ветров и задал один вопрос:
— Зачем?
— Что я обещал вам, когда освобождал?
— Вывести на Русь, — пожал плечами Глеб.
— А точнее?
Полусотник задумался, прокручивая момент нашего знакомства в рабском загоне.
— Ты обещал, что вывезешь нас, — повторил он, видимо, не уловив намек.
— Я обещал вывезти только своих людей, — поправил я его, рассматривая устье в подзорную трубу. Мы оказались неожиданно близко.
— Ты хочешь сказать…
— Ты правильно меня понял. Чтобы пройти эти башни, мне нужна хорошо подготовленная команда, такой у нас нет. Тот неуправляемый сброд, который я тренировал, войском назвать оскорбление. Это единственный выход. Османы заинтересуются галерой, и пока возятся с ней, мы пройдем. Можешь мне поверить, мне не трудно было пожертвовать этими фанатиками. Свои обещания я сдерживаю и СВОИХ людей не бросаю.
— Теперь они не твои люди? — с плохо скрытым бешенством спросил Ветров.
— Теперь нет, — уверенно ответил я.
Ветров немного постоял молча. Видимо успокаиваясь.
— Но там нужна тамга, разрешение, — воскликнул он наконец.
Я помахал перед носом Глеба браслетом, взятым мной в капитанской каюте. У купцов были такие же.
— Это подло.
— Да что ты говоришь, поборник нравственности?! — на каблуках повернулся я к нему. — Думаешь, я не видел, как все шептались за моей спиной: не крестится, душегубец, утопить его. Все я знаю и слышал. Дал я им шанс остаться со мной? Дал! Ушли? Ушли. Так скатертью дорога, теперь у нас разные пути. Мне тоже было неприятно, что от меня отвернулись те, с кем я не раз воевал.
— Все равно это неправильно…
— Возможно, со стороны так и кажется. С моей же точки зрения — это тактическая целесообразность. Зато теперь я уверен, что мне не нанесут удар в спину… О, крепость показалась. Федор, прибавь скорость, мы должны идти вторыми. Первого всегда шерстят с особой тщательностью.
— А купцы? — не отставал Ветров.
— С купцами у нас договор, поэтому пушки хоть и зачехленные, но наготове.
Ветров стоял и молчал, о чем-то размышляя.
— Ты, кстати, почему не ушел со всеми? — спросил я.
Ветров молча достал нательный знак, пояснив, что это Перун. Он-то и рассказал, в чем я не прав. На Руси в это время было именно православие. В Риме — католики, а византийцы вообще в Константинополе, их османы захватили несколько десятков лет назад. И пока что большая часть населения почитала наравне с христианской верой и веру предков. Кто-то истинно верил во Христа, а кто делал вид — такие остались со мной.
