Владимир Поселягин - Двойной удар
Вторая галера отошла, вот с левого борта появились весла, забил барабан, и они стали синхронно опускаться и подниматься.
— Уходят, — облегченно выдохнул Федор. Галера, повернувшись к нам кормой, стала достаточно быстро удаляться. Почему-то парусом они не воспользовались, хотя ветер был почти попутный.
— Да, избавились от груза, — согласился я, потирая покрасневшие глаза и отчаянно зевая. — Ладно, пора и нам честь знать. Принимаем присягу новых холопов и готовимся к отходу. Купцы уже, наверное, заждались, крайний срок закончился еще вчера.
Ночью мало кто спал, поэтому мы успели сформировать временный экипаж для галеры, и дальнейшие действия много времени не заняли. Скоро мы отошли от галеры, где капитаном стал Федор, передав временное управление ушкуем своему заму, старпому Игорю Вятке. Это был рослый двадцатилетний парень, раньше занимающий должность помощника кормчего. Бывшие рабы, уже переодетые в отстиранные одежды своих бывших хозяев, подняли парус, и галера неторопливо двинулась вдоль берега к устью Дона.
Мы с Ветровым, за это время приняв новых воинов, занялись на борту галеры усиленной тренировкой будущих солдат, благо места там хватало. Трех сержантов я сделал старшинами, поставив над десятками. Сержантов пусть выбирают сами. Понимаю, что у меня слишком много командиров, но помня о возможном кадровом голоде, я решил своевременно закрыть эту брешь. По прикидкам, младших командиров у меня скоро хватит на батальон.
Со старшинами и сержантами я обычно занимался сам, вбивая в них обычные общевойсковые уставы и тактику применения небольших подразделений. За последние семь дней я мало что успел вложить в их головы, но то, что успел, они применяли блестяще. Способные ученики, хотящие и любящие учиться. Сейчас из-за трофея теоретическая учеба прервалась, но я не расстраивался. Пусть отдохнут, заслужили.
Команда галеры насчитывала сто пятьдесят человек, маловато, конечно, в основном приживалы, или попутчики, как я их называл, но было четыре десятка воинов и один из артиллерийских сержантов. Я все-таки присвоил им звания на борту галеры. В торжественной обстановке вызвал из строя и под взглядами попутчиков, с любопытством смотрящих это представление, вручил самодельные нашивки.
Тут я придумывать ничего не стал, просто нарисовал обычные воинские знаки различия Советской армии. Так что теперь на форме у обоих артиллеристов были нашивки с тремя полосками. У одного синего цвета, морская артиллерия, у другого зеленого цвета, сухопутная. От погон после некоторых размышлений я отказался, ограничившись нарукавными нашивками, они крепились на уровне предплечья, выше локтя. Нельзя сказать, что нововведение пришлось по вкусу воинам, но то, что командиры получали существенно больше простых воинов, не удивляло, так было всегда.
Пройдя на нос ушкуя, я посмотрел на галеру, идущую справа, и вернулся к наблюдению за побережьем, в шести километрах от которого мы шли.
«М-да, все-таки с трудом приживаются новшества в войске. Замшелые они все какие-то. Предрассудков много, больше на традиции предков уповают. Крестятся постоянно и на меня при этом с недоумением посматривают. После плена их вера возросла на порядок, они меня, гады, чуть ли не мессией считают. Ничего. Если первое прошло, с остальным легче будет, но раз так простые воины настроены, то что меня на Руси ждет? Судя по всему, житья мне там не дадут. Нужно думать, где искать постоянное пристанище. Может, к викингам податься? Интересно, они сейчас есть?..»
Оставив управление на старшего помощника и велев будить меня в случае встречи с купцами или другими судами, я отправился спать.
Разбудили меня ближе к обеду.
— Что? — спросил я, отчаянно зевая и протирая глаза.
— Время обеда, пора приставать к берегу, — повторил вахтенный матрос.
— Хорошо, курс к берегу, я сейчас поднимусь на мостик.
— Есть курс к берегу, — козырнул матрос и скрылся, аккуратно притворив дверь.
После принятия водных процедур, я подхватил Ласку на руки и поднялся на палубу. Берег уже был в трех километрах и довольно быстро приближался, ветер дул нам в корму. Рядом ходко шла галера, все так же по правому борту.
— Боярин, наблюдаю мачты слева по курсу! — вдруг закричал наблюдатель. — Под самым берегом стоят.
Я оставил щенка на палубе и мгновенно взлетел на мачту, где, достав личную трубу, стал рассматривать суда. Их было два, и оба мне хорошо знакомы.
— Смотри-ка. Дождались. Значит, путь по Дону и Итилю опаснее, чем я думал, — задумчиво пробормотал я.
Спустившись, я приказал править туда. Через пару часов, после недолгого маневрирования, мы оказались у берега. Приблизиться не смогли, сидели глубоко, пришлось воспользоваться единственной шлюпкой с галеры.
— Я уж думал, ты сгинул в море али к османам попал, — обнимая меня, проговорил Соловейчик.
— Это скорее они мне попались. Двух захватил — один сбежал, — засмеялся я.
Пообнимавшись с купцами, мы направились к костру, где булькало какое-то варево.
— Как раз к обеду поспели, — ответил Соловейчик, поймав мой взгляд.
— Сейчас мои чаны и продовольствие разгрузят — и тоже присоединимся, — кивнул я.
Пока мои люди и пассажиры готовили обед, купцы со своими людьми оставили томиться готовые блюда под крышками, чтобы вместе потрапезничать.
Когда все было готово и все получили свои порции, купцы посмотрели на меня.
Зачем, мне было понятно. Тут что ни сделаешь — нужно перекреститься и прочесть молитву. По ушкуйным традициям во время похода это делал кормчий, а не я. Воины и экипаж, конечно, обратили внимание, что я не крещусь, и в каюте нет иконок в углу, хотя плотники полку прибили.
— Прочтешь ли молитву, боярин? — наконец при всеобщем молчании спросил Соловейчик.
Основная масса людей, это я про пассажиров, устроилась отдельно. Мои люди и люди купцов вместе, так что они слышали все.
Этого вопроса я ждал давно и успел обдумать множество ответов, но понял, что ответ в действительности может быть лишь один.
— А зачем? — деланно удивился я, уже наворачивая кашу с мясом.
— По христианским традициям положено.
— Я не христианин, — пожал я плечами в ответ, продолжая есть. Мои слова вызвали эффект разорвавшейся бомбы, который прервал гулкий бас Потапова:
— Новгородский боярин и не православный? Чудно, — сказал он.
— Боярин Красновский мой приемный отец, родился и жил я не на Руси. Вы русичи, я русский, хотя мы и родственные народы, — я уже понял, что спокойно поесть мне не дадут. Соловейчик как раз прочел молитву, поэтому все приступили к трапезе. — Там, откуда я родом, молятся другим богам, тут их нет. Поэтому я решил принять покровительство одного из ваших…
