Илья Тё - Свобода для Господа Бога
– Вы так уверены в своих силах?
– А вы не уверены? Посмотрите – тут миллион человек и тысячи кораблей! И кроме того, у меня есть и иные козыри. Этот придурок Амир наконец-то согласился предоставить мне необходимые техсредства, а это значит, я буду видеть рабского маршала, а он меня нет, буду координировать действия своих полков с помощью радиосвязи, а он – гонять вестовых. Кроме того, клерикалам доступны порталы, а он… Впрочем, вы ведь сами слышали все, к чему эти бессмысленные повторы? Вне всяких сомнений, спустя четырнадцать дней Господа Хепри будет ждать освобожденная от сервов столица, а меня, как вы выразились, особо вычурное развлечение – миллионы колов в телах рыдающих от боли бунтовщиков. Но вопрос в другом. Собственно, я начал весь разговор только к этому: вы, сударь, со мной это наслаждение уже не разделите!
Хавьер нахмурился. Реплика Бориноса была похожа на выпад, однако в том, как развивалась их беседа до сего мгновения, не чувствовалось опасности, а это значило…
– Что вы имеете в виду, сир? – вежливо уточнил он. – Я не иду с вами в Бургос?
– Нет! – отрезал король.
– И кто же сможет мне запретить? Уж не вы ли, мой дорогой «дядя»?
Боринос весело рассмеялся. Добродушно, как смеются чистые совестью люди, и потому как-то дико, ведь Хавьер знал эту злобную тварь уже тысячи лет.
– О нет! – воскликнул монарх, сдерживая рвущийся из груди хохот. – Сегодня ночью, как вам известно, была дата плановой связи с Господом. Я и Амир почти пять минут разговаривали по видеофону непосредственно с Богом Света! И вот, мой милый племянник, вас вызывает к себе сам Хепри! Портал между Мирозданиями откроется через час. Вы покидаете мое королевство и короля вместе с ним. Навсегда!
При словах «навсегда» и «портал» Хавьер вздрогнул. Рожденный в Эшвене, он прожил тут тысячи лет, ни разу не покидая миров-каверн Твердого Космоса. Он пользовался порталами бессчетное число раз, бродя между странами и континентами, но ни разу не проникал в другие вселенные.
– Он зовет меня в Корпорацию?! – одним духом выпалил лорд.
Но Его величество лишь качнул головой.
– Искусственное Мироздание, – сказал он, – чудовищно велико. Возможно, вам известно, что оно состоит из ста сорока четырех независимых пространственно-временных Континиумов. Корпорация лишь самая последняя в этом списке, «Невон—сто сорок четыре»! Так чего вы зациклились на нем? Во время сеанса связи Бог Света указал мне адрес, куда откроются врата. Там серьезная кодировка, однако «имя» мира читается вполне однозначно. Это «Невон—ноль-один» Самое первое из всех частей Искусственного Мироздания! Старше, чем Эшвен, больше, чем Корпорация, и вы, сударь, отправляетесь туда!
Потрясенный новостью, Хавьер замолчал, словно проглотил язык. Затем, забыв про гордость и пафос самого бессмертного из бессмертных жителей королевства, впервые за тысячи лет склонился в глубоком поклоне перед сюзереном.
Уже через час?! В неизвестность?! В самый первый мир из всех искусственных вселенных?! Разгадка обрывочного прошлого пугающе приближалась к его сжавшемуся в комок разуму потерявшим управление бешеным локомотивом.
Он хотел уже повернуться, чтобы уйти, как картинка на мониторе в руках склонившегося викария вновь привлекла повышенное внимание обоих титулованных собеседников.
Кровавый бенефис Фехтовальщика там, похоже, приближался к своему логическому концу.
Глава 4
Завершение бенефиса
Крепкий морской башмак взлетел на поднебесную высоту и опустился вниз прямо ему в переносицу. Мир дернулся, несколько раз подпрыгнул и перевернулся, как медный таз, накрыв его с головой. Сознание превратилось в пульсар, то вспыхивая обрывками смутных картин, то угасая, как память наркомана. С него снимали доспехи, царапая и защемляя кожу, его грузили на лошадь, тряско везли, так что тело болталось, задевая связанными руками камни вдоль пыльных дорог, тащили по коридорам, стукая головой об пол, что-то кололи в плечо и в шею, и, наконец, бросили куда-то в холодный и мрачный склеп с влажным полом и потолком.
Но и до того, как его размашисто пнули в лицо, воспоминания были смутными. Он помнил начало боя и отрывочно помнил его конец, а середину не помнил вообще. Десять тысяч морпехов с кошкодерами и мушкетами против космического скафандра, ночной темноты и шлема с ноктовизором. Узкая дорога, по которой вряд ли пройдет более десяти человек в ряд. Отличная позиция и… глупая затея.
Накрошил он их, конечно, без счета. Десятки, возможно сотни. Трудно даже представить сколько. Но все же один меч и десять тысяч – слишком разновеликие цифры, независимо от условий. Его задавили массой, свалили, когда он уже не мог поднять руку для удара, не упираясь клинком в свежеповерженный труп. Скрутили, вырвали меч и – все.
Иллюзий Гор не испытывал. Если и до этого его существование было костью в горле у кардинала и короля, то уж теперь, когда он обесчестил их перед лицом своих лучших солдат, и подавно. Выжмут все, что можно выжать в смысле информации, если нужна она им, эта информация, и удовольствия от пыток, а затем убьют. Хорошо, если убьют скоро.
Гор медленно разжал сухие, рваные губы. Втянул затхлый воздух меж выбитых зубов. Вместе с воздухом в легкие попала кровь, застоявшаяся во рту. Он поперхнулся. Попробовал кашлянуть и скрутился от острой боли в груди. Несколько ребер было сломано. Попробовал коснуться груди рукой, но правая не шевелилась, отбитая ударом приклада, а левая – что с ней? Гор попробовал разлепить глаза и сделал это с огромным трудом, вырывая движением век собственные ресницы, склеенные запекшейся кровью.
Посмотрел – и откинулся назад. Лучше бы не видеть: вместо руки красовалась культя, с торчащим огрызком кости, слегка прикрытая санитарным герметиком. Гор вспомнил, как, пытаясь остановить его бешеные попытки к сопротивлению, когда уже сорван был шлем и сняты доспехи, кто-то из морпехов саданул его саблей по руке.
Теперь он инвалид…
Хорошо хоть левая – фехтовать на шпагах можно и одной правой, и все же было страшно обидно. Ни постоянная боль во всех частях тела, ни острая жажда, ни сломанные кости не причиняли ему таких страданий, как простое сознание того, что он теперь – калека.
Как посмотрит на него Лисия? Да и посмотрит ли вообще, после того как он оставил ее в руках работорговцев в Харториксе. И жива ли она?
Вопросы, много вопросов, но на самом деле главный один: сможет ли он вообще выйти из этого места – живым? Он подумал и ответил сам себе – вероятно, нет. Логика – жесткая штука, и следует признать, что и он сам в подобной ситуации не выпустил бы врага живым из подземелья.
За ошибки следовало платить.
Гордиан откинулся на спину поудобней, насколько это слово вообще уместно в его отношении, и медленно, ритмично задышал. Дыхательная практика всегда успокаивала его. Она смиряла рефлексы, снижала уровень адреналина в крови, отрезвляла мысли, отвлекала от боли. Главное в такой ситуации – отдых. Когда ничего нельзя сделать, нужно не делать вообще ничего, нужно спать.
Осторожно поднимая и опуская сломанные ребра, Гор заснул, убаюканный собственным болезненным дыханием.
* * *Когда он проснулся, то обнаружил, что лежит на широком столе, а воздух вокруг чист и свеж, без постоянной примеси человеческой вони, характерной для местных узилищ. Лежать было на удивление удобно, а глаза смотрели на белый потолок с квадратным галогеновым светильником, освещавшим пространство мягким электрическим светом.
Стоило осмотреться вокруг, но странное равнодушное оцепенение охватило Гордиана – и поворачивать голову не хотелось. Обрубок левой руки он вообще не чувствовал, но правая, по-видимому, чуть-чуть ожила, а потому он пошевелил пальцами, пощупав незнакомый материал под собой. Материал был мягкий, немного напоминающий кожу и ткань одновременно.
– Это пластиглас! – сказал откуда-то из-за головы довольно приятный мужской голос, как будто угадавший его немой вопрос.
Голос звучал по-доброму, приветливо и все же носил какой-то непонятный оттенок испорченности, с ноткой женственности в глубине интонаций. Голос дружелюбно продолжил:
– Пластиглас применяется в хирургии, акушерстве, да много где еще. Он мягкий, впитывает влагу, «дышит», так сказать, но при этом гладкий, как пластик, и легко моющийся – чудо, а не материал.
– Плас-ти-глас-с, – повторил Гор по слогам, медленно раздвигая распухшие губы; язык и губы не слушались его, он почти не мог говорить.
– Точно, – весело подтвердили сверху, – а вы начинаете оживать!
Гордиан чуть-чуть – а иначе он и не мог – кивнул. Неужели рядом настоящий врач?!
– Вы врач… сударь? – спросил он, едва выговаривая слова.
– Байрон Эскудо, королевский хирург, – последовал ответ, – к вашим услугам. Для пациентов – просто док Барни.
«Значит, врач… – с облегчением подумал Гордиан. – Видимо, Боринос с Амиром решили подлечить меня немного перед пытками. И то радость».
