Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 3
А ведь до него — всего ничего. Еще один Папа — и все. Следующий за ним — станет последним в истории Церкви. Последним перед Страшным судом, который куда ужаснее, чем суд людей, которого он убоялся.
Окно было открыто и легкий ветерок — доносил до лежащего на кровати человека запах пробуждающейся земли, запах набухших почек и первой, пробивающейся к свету из тьмы подземелья весны. Весны, которую, ему, бывшему митрополиту Краковскому — уже не суждено было увидеть…
Папа скончался примерно в двадцать два часа по местному времени, тридцать первого марта две тысячи пятого года, в четверг, в личном замке Гандольфо, который был еще одной территорией суверенного государства Ватикан. Никто даже не попытался оказать ему помощь…
Утром, примерно в шесть часов утра — камергер Папы вошел в спальню и обнаружил тело. Первым делом — он позвонил в Ватикан.
О смерти Папы — объявили лишь второго апреля, эта дата и стала датой его смерти.
Девятнадцатого апреля, после длительного совещания, миру был явлен новый Папа. Это оказался немец, что было еще более невероятным, чем папа-поляк. Второй подряд Папа не-итальянец на троне.
Едва приступив к папским обязанностям — новый Папа назначил ревизию в Банка ди Ватикана, а так же в одном таинственном институте под названием Институт Святого Духа, который контролировал банк и игру на бирже деньгами Ватикана. Проверка проходила с середины апреля по середину июля две тысячи пятого года и показала потрясающие вещи — из Банка ди Ватикана, первого и второго апреля две тысячи пятого года (в пятницу и субботу! Суббота — не банковский день!) были выведены ценности и активы на сумму двадцать миллиардов рейхсмарок и пропали документы относительно судьбы еще какого-то количества денег. Никто даже не брался предположить, сколько денег могло быть там.
Все распоряжения на перечисление — были совершены на основании документа, подписанного Папой Иоанном Павлом Вторым и заверенного его личной печатью. Ими же — были узаконены документы на вывод громадного количества имущества. Банк Ватикана фактически стал банкротом, равно как и весь Ватикан.
При смерти Папы Римского главную роль играет кардинал — камерленго. Процедура такая: кардинал-камерленго в присутствии имеющихся в наличии в Ватикане кардиналов трижды ударяет Папу серебряным молоточком в лоб и, называя его данным при крещении именем, просит откликнуться. В случае с Иоанном Павлом Вторым эта фраза звучала так: Carolus, dormisne?[48] Если Папа не откликается — кардинал — камерленго произносит на латыни сакраментальную фразу Vere Papa mortuus est, что значит «Папа действительно мертв» и объявляет престол Sede Vacante, временно вакантным. Он же — внимание! — уничтожает папский перстень и личную печать умершего Папы, причем нигде не сказано, что он обязан это делать в присутствии кого бы то ни было. А поскольку Папа обладает (при жизни) неограниченной исполнительной, законодательной и судебной властью в Ватикане и, кроме того, законодательно объявлен непогрешимым.
Папа то непогрешим. А вот некоторые…
Кроме того, в период здравствования Папы кардинал — камерленго возглавляет апостольскую палату, занимающуюся сбором налогов (сейчас отчислений от епархий, налоги были в Средние Века), является Генеральным администратором Папского двора и суперинтендантом доходов и собственности папского двора. То есть, человек на этом посту фактически являлся министром финансов и как никто другой был осведомлен о финансовых делах Ватикана — не мог не быть осведомленным.
Должность кардинала — камерленго на момент смерти Иоанна Павла Второго исполнял кардинал Алессандро Антонио да Скалья, ранее служивший в Институте Святого Духа и в Банке Ватикана.
На встрече с новым понтификом — кардинал да Скалья сказал, что ничего не знает о том, как и куда пропали деньги.
Разъяренный понтифик — а немцы всегда принимали решения быстро и конкретно — приказал схватить да Скалью и бросить его в тайную тюрьму на территории Ватикана. Согласно ватиканским законам — Папа имел право заключить в тюрьму кого угодно и держать его там сколько угодно.
После чего — новый Папа отправился в свою первую пастырскую поездку в роли Папы. Местом своего пастырского визита он выбрал Хорватию. Великое Банство Хорватское. Одно из мест, где поддержка католицизма населением практически стопроцентное. Там, на Аграмском стадионе он должен был произнести свою первую речь перед верующими. Речь перед верующими он должен был держать двадцать восьмого июня две тысячи пятого, в День Святого Витта.
Картинки из прошлого
28 июня 2005 года
День Святого Витта
Аграм, Ипподром
Нужно было понимать, что значил для Аграма, для всего Банства Хорватского визит нового Папы.
Предыдущий Папа — ни разу не посетил Аграм и никто не посмел осуждать его за это — ибо деяния доктора Павелича и его молодчиков во всем цивилизованном мире были заклеймлены как преступные. И даже Великий Бан Хорватии, доктор Вучетич в своем официальном заявлении указал что «сожалеет об эксцессах, имевших место в прошлом наших народов и мешающих наладить добрую дружбу и взаимопонимание в настоящем». Беда только в том, что в Хорватии очень мало кто раскаивался. И видит Папы, причем — демонстративно, первый зарубежный визит Папы, немецкого Папы[49] — все восприняли… нет, даже не как прощение — как восстановление исторической справедливости!
Очень просто осуждать, сидя на вращающемся стуле перед компьютерным монитором и барабаня по клавишам. Я осуждаю! — это звучит гордо. А теперь представьте себе такую ситуацию. Некогда большой и сильный народ, имеющий одну Родину, но потерпевший поражение и развалившийся на три части. Народ, долгое время находившийся под чужеземным игом. Народ, который терпел под боком партизанскую, а потом и террористическую войну — а ведь известно, что подобные войны всегда ведутся за счет народа. Народ, более развитый, чем православные сербы и оставшиеся мусульманами бошняки. Большая его развитость была предопределена, во-первых, прямым выходом в Средиземное море и возможностью вести торговлю, а так же родством религии с Италией и с властями в Вене, что торговлю изрядно облегчало. Хорваты жили на самой границе, а потому именно из их народа набирались граничары — территориальное ополчение наподобие нашего казачества, из которого состояло до трети австро-венгерской армии.
А рядом — сербы. Никак не желающие признать господство Вены — что выливалось в террористические акты с одной стороны и карательные предприятия с другой. Убийцы, никуда не выходящие без револьвера — по воспоминаниям, белградские парки в начале двадцатого века просто сотрясались от стрельбы, стреляли от стариков и до самых юных подростков. Власть в Сербии фактически держала террористическая организация Черная рука — едва ли не первое именно террористическое объединение в Европе. А ведь конфликт сербов и хорватов был очень острым, именно потому что народы были родные — предательство, переход в другую веру родного всегда воспринимается намного болезненнее чем чужого. И что прикажете делать хорватам? Тем более что и границы нет, и нападения каждый день (а в Сербию все те годы едва ли не все преступники Европы) прибывали.
Так что — доктор Анте Павелич, неплохой по воспоминаниям современников юрист — был вовсе не тираном, не маньяком, не убийцей. Он просто сделал то, чего и хотели хорваты, чего хотело большинство хорватов — раз и навсегда решить вопрос с непокорными и опасными сербами у себя под боком. Совсем не просто так — именем доктора Павелича называлась в Аграме и одна из основных улиц и стадион, и совсем не просто так — подростки гордились форменными нарукавными нашивками усташей. Теми самыми, которые они надели на встречу с Папой — Папа в этом городе был не менее знаменит, чем доктор Павелич…
Для того, чтобы предоставить Папе возможность выступить перед горожанами, сначала планировали использовать стадион имени Павелича, он после реконструкции вмещал шестьдесят тысяч посетителей. Но оказалось, что и этого мало — и встречу перенесли на Аграмский ипподром, где для встречи сколотили высокую сцену. Но и тут — мест было мало, счастливчики в первых рядах — едва держались, потому что толпа напирала и напирала. Другим счастливчикам — посчастливилось занять места на многоэтажках неподалеку, на крышах, на верхних этажах — места на балконе продавали по пять тысяч крон. Кто-то уже сорвался с крыши — но на это никто не обращал внимания. Бронированную машину Папы едва не перевернули на подъезде к стадиону, потом, какое то время ее буквально несли на руках. Весь город был украшен белым и светло-желтым, в воздухе плыли вырвавшиеся из рук шары этих цветов. Этими же цветами — была оборудована и трибуна, на ней возвели большую кафедру с прозрачным, пуленепробиваемым стеклом, скрывавшим Папу целиком. Появление папы на трибуне встретили восторженным ревом, не смолкавшим, наверное, минут двадцать, в воздух полетели шары. Но теперь никто не кричал, мертвая тишина стояла над стадионом. Папу слушали в напряженной тишине…
