Игорь Поль - Знакомьтесь — Юджин Уэллс, Капитан
— Даме плохо! Позовите врача! — вопит толстяк в пилотке, бросаясь к живописно раскинувшейся на полу Мишель. Тут уж каждый из присутствующих считает своим долгом протиснуться поближе. Мгновенно образуется небольшая толкучка, как магнитом, притягивающая к себе все новых любопытных.
На меня никто не обращает внимания — Мишель продолжает спектакль. Некстати думаю о том, какая она талантливая лгунья. И как ей нравится играть. И тут же все мысли смывает потоком событий. “С богом!”, — шепчу я, вскрывая коробку с импровизированной пиротехникой. Высыпаю на лестницу кучку невзрачных серых кубиков. Разламываю один из них. Кубик испускает едкий дымок и едва слышно шипит. Бью локтем по стеклышку пожарной сигнализации. Звук сирены заглушает крики. Словно набравшись решимости, кучка ярко вспыхивает, будто ее облили бензином. Язык пламени едва не опаляет мне брови. Все идет как по нотам. Даже слишком. Приходится отскочить в сторону, чтобы рванувшиеся к выходу люди не сбили меня с ног. Растерянная Мишель поднимается с пола.
— Закрой глаза! — ору я, стараясь перекричать сирену. Ткнув лопатой, сбиваю хлипкую прозрачную крышку силового щитка. Зажмурившись, раз за разом всаживаю острие в основание щитка, целясь наугад в пучки кабелей. Громкий хлопок. Лопата искрит, в момент приварившись к перебитому кабелю. Вот вам электромагнитный импульс, сволочи! Из щитка валит дым. Моргнув, гаснет свет — видимо, сработал автомат в какой-нибудь распределительной коробке.
— Системы наблюдения выведены из строя, — докладывает Триста двадцатый. Есть! Схватив Мишель за руку, мчусь вниз, перескакивая через несколько ступеней. Втискиваемся в вопящую от страха толпу. Старательно ору, добавляя паники: “Огонь! Все горит! Скорее, огонь близко!”. Больше всего на свете я боюсь, что Мишель выпустит мою руку. Знали бы вы, как трудно сдирать с себя чертов фартук в рвущейся к спасению толпе, да еще одной рукой!
— Внимание, Канюк-один, Канюк-два, Лис-десять. Объекты спровоцировали пожар и панику. Системы наблюдения выведены из строя. Блокируйте толпу. Приметы объектов: мужчина, выше среднего роста, одет как технический персонал — синяя бейсболка, синий халат или комбинезон; женщина: среднего роста, темные очки, светлые брюки, белая панама.
— Принято, Ферма. Мы на подлете.
— Лис-десять, буду на месте через пару минут.
— С такими приметами можно будет полгорода переловить, — возмущается сержант Мэрфи, заставляя машину зависнуть. Внизу в панике мечутся люди. Десятки такси и моторикш в момент находят пассажиров и разъезжаются во все стороны. Из окрестных улочек, напротив, собираются зеваки — город беден на зрелища. Полицейские машины, сияя мигалками, с трудом пробиваются через неохотно расступающуюся толпу.
— Ненавижу этих сволочей! — сквозь зубы цедит лейтенант Хоган.
— Вы имеете в виду этих обезьян, сэр?
— Нет, тех сволочей, что играют с нами в кошки-мышки. Особенно этого верзилу, Уэллса. Впрочем, обезьян тоже, — и он нажимает на гашетку парализатора. Люди внизу пачками падают, как подкошенные. — После отсортируем. Лес рубят — щепки летят.
— Сэр, там и белые есть, — предупреждает сержант. — Заденем какого-нибудь шишку, замучают писаниной.
— Плевать! У нас чрезвычайная ситуация. Вызови Канюков, пускай гасят все такси и рикш, что успели смыться.
— Понял, сэр.
— Уважаемый, если довезете нас до Триумфальной арки за полчаса, получите триста рупий.
— Пятьсот, сэр! — мгновенно ориентируется в обстановке таксист. Перепуганные люди с вытаращенными глазами то и дело пытаются вломиться в нашу машину. Мне стоит немалых усилий вышибать их обратно.
— За пятьсот мы наймем коптер. Четыреста, — вмешивается Мишель.
— Договорились, мэм!
Такси стартует с таким ревом, словно у него мотор от гоночного болида. Свист турбин над головой. Прямо перед нами спотыкаются и падают сразу несколько человек.
— Воздушный объект применяет широконаправленный парализатор. Обнаружено два воздушных объекта, дистанция меньше километра, высота сто метров, снижаются.
Такси выделывает замысловатые па, время от времени отшвыривая боком какого-нибудь бедолагу. Трясет немилосердно — зуб на зуб не попадает. С носа Мишель сваливаются очки. Маленький, как обезьянка, водитель, кажется, сам вращается вместе с рулем. Чья-то тележка цепляется за бампер, громыхая и разбрасывая тряпки, волочется следом. Наконец, у нее отваливаются колеса и она раскатывается на запчасти. Обгоняем чадящую коляску моторикши. Полуголый человек в грязных штанах отчаянно крутит рулем, пытаясь избежать столкновения. Чудом проскакивает в какой-то двор. Дома и заборы по сторонам сливаются в пеструю ленту. Закрываю глаза, чтобы не видеть своей неминуемой смерти. Таксист твердо решил пойти на самоубийство ради месячного заработка. Нас швыряет во все стороны одновременно. Ямы и неровности давно неразличимы — мы летим так быстро, что дорога превращается в один непрерывный ухаб. Мимо мелькает врезавшееся в столб такси.
— Триста двадцатый?
— Применяется парализующее оружие. Противник старается обездвижить всех, кто покинул магазин.
— Ясно. Эй, приятель! Мы передумали. Быстро высади нас у какого-нибудь ресторана. Вот твои деньги.
Я едва не вылетаю через лобовое стекло, так резко останавливается наша колымага. Чудо, что колеса не отвалились!
— Сам езжай прямо и не останавливайся. Это нападение бандитов. Грабят магазины и угоняют такси.
Я не успеваю договорить, как машина стартует на дымящихся покрышках. Бедняга таксист. Сколько на него сразу свалилось. И неожиданное богатство, и бандиты. Хищная тень со свистом падает с неба. Удаляющийся рев двигателя сменяется глухим ударом. Накрыли везунчика.
— Быстрее, милая. Пересидим минут пятнадцать в этой забегаловке, потом будем уходить.
Мы ныряем в маленькое уличное заведение под полосатым навесом. Мишель чихает от едкого дыма, исходящего из жаровни.
— Ты как, ничего? — спрашиваю ее.
— Я-то ничего. Только денег у нас не будет. Банкомат сообщил мне, что счет заблокирован.
— Так вот почему у тебя было такое расстроенное лицо!
— Ага. Съедим чего-нибудь?
— Здесь?
— Я так голодна, что съем даже жареных червей.
— Может, попросим чего-нибудь более привычного? — робко интересуюсь я.
— Это вряд ли, — в сомнении отвечает Мишель, разглядывая радостно улыбающегося нам то ли повара, то ли продавца в засаленном белом халате.
Чуть позже, когда мы едим рис и овощи с обжигающе острым соусом из подозрительного вида глиняных тарелок, интересуюсь:
— Ты в курсе, что нас сейчас чуть не убили?
— Милый, я может, несколько наивна кое в чем, но вовсе не идиотка.
— Не жалеешь, что связалась со мной?
— Ни за что! В жизни не испытывала ничего подобного!
Я не решаюсь спросить, что она имеет в виду — выброс адреналина из-за непрерывных приключений, или то чувство, что она ко мне испытывает. Наверное, человеку свойственны сомнения. Хотя, когда я вижу Мишель, мне хочется забыть обо всем. С тех пор, как она оказалась рядом, я живу, точно в сказке. Даже смерть не кажется чем-то страшным. Словно, умерев, можно возродиться под аплодисменты публики.
Триста двадцатый докладывает о сканирующем излучении. Неопасном. Я и сам понимаю, что мы в очередной раз ухитрились смыться. Знать бы еще, как долго продлится наше везение.
Чертовы приправы! Кажется, будто в моем животе тлеет огонь. А уж во рту — и вовсе слов нет. Как если бы я расплавленного свинца хлебнуть вздумал.
Глава 31
Острые ощущения
Я попросил рикшу показать нам такой дом, где есть веселые женщины. Долго объяснял, что мы с супругой обожаем острые ощущения. И что нас хлебом не корми — дай только оторваться по полной в самом опасном районе Кришна-сити. Но чтобы там обязательно было место, где можно было заночевать. Наверное, он решил, что у нас крыша уехала. Сказал, что в такие места туристов не возят. Сделал обязательную попытку заманить нас в “хорошую недорогую гостиницу, в которой у него работает родственник”. Но мы были непреклонны. Даже согласились на немыслимую сумму в сто пятьдесят рупий. За меньшие деньги ехать в район Тис-Хазар абориген отказался.
— По ночам в таких местах даже полиция не показывается, — сообщил он.
— Нас это устраивает, — с энтузиазмом заверил я.
— Может быть, господин и госпожа желают посетить храм любви?
— Нет уж. Вези в этот самый Тис-Хазар. Или мы наймем другую машину.
Дом, куда нас после невыносимо долгого петляния по узким улочкам, привез рикша, называется гостиницей. Так гласит покосившаяся вывеска с выцветшими буквами. Вряд ли в этой “гостинице”, притулившейся в грязном переулке, заваленном кучами гниющего мусора, когда-то бывали постояльцы. Во всяком случае, нормальный человек, увидев перекошенный фасад с темными окнами, выщербленные ступени лестницы и дверь, которую вместо стекла прикрывает грубо приделанный лист почерневшего картона, испытал бы желание зажать нос и сбежать отсюда, но уж точно не переночевать.
