Диана Удовиченко - Эффект преломления
— Дом для развлечений построила себе графинька, — сказала Агнешка. — Чтоб, значит, в замке грязь не разводить. Мало ли, гости приедут, так в Чахтице и нет ничего дурного…
— Страшно, Агнеша! — тряслась Пирошка. — Госпожа совсем с глузду съехала, убивает без разбору. Говорят, туда тащат людей из деревни, и старых, и молодых. Кого схватят, того и волокут пытать-то.
— Не зря молва ходит: ненавидит графиня деревенских, — нахмурилась Агнешка. — На том и чокнулась.
— И то сказать, Агнеша, с чего ей нас любить-то? Вспомни, малые мы совсем были, когда наши мужики бунт устроили. Сестер ее тогда снасильничали и повесили. Говорят, долго над ними издевались-то, демоны. А сама госпожа тогда и взбесилась. За то она сейчас и мстит.
— Дело давнее, — сказала Агнешка. — Если б жила по-божески, уж простила бы. А ее тогда Ердег и подменил, скажу я тебе. И стала уже не графиня — лидерка поганая…
Между тем в окрестных деревнях творилось непотребное: прислужники Эржебеты появлялись там каждый день. Присматривались, хватали кого послабее, волокли в пыточный дом. Круглые сутки оттуда доносились вопли и мольбы о пощаде.
Графиня, с засученными рукавами, резала, пилила, жгла, рвала щипцами. Кровь брызгала вокруг, платье Эржебеты было пропитано ею, на лице расплывались алые потеки, на руках — словно красные перчатки по локоть. Дорка с Йо Илоной держали несчастных, чтобы не дергались, не помешали графине проводить чудовищные эксперименты. Все чаще появлялись на пыточных столах маленькие дети.
Топились алхимические печи, человечиной топились. Бурлили котлы, и Эржебета с Катой костями невинных детей помешивали в них вонючее варево. Полы засыпали углем, чтобы впитал лужи крови.
И каждую ночь выволакивали из дома изрезанные, обожженные трупы, скидывали небрежно на телегу, словно никогда эти изуродованные тела не были людьми, потом свозили дальше в лес, закапывали в общих ямах.
Крестьяне могли только молиться, чтобы миновала их эта беда. Многие хотели бежать, искать спасения в городе, да не выходило: вокруг деревень рыскали черные псы горбуна Фицко, никого не выпускали. Даже священник не мог выбраться из деревни.
Однажды к отцу Иштвану Мадьяри наведался слуга графини.
— Ее светлость велит собираться, покойников отпевать, — прогнусил он.
Святой отец с ужасом захлопнул дверь, заперся в комнатах, опустился на колени, моля Бога об избавлении. Он так и не вышел из дома, впервые в жизни отказал несчастным в христианском упокоении. Священник — всего лишь человек, и его тоже может мучить страх.
В Чахтице людям было не легче. Слугам запретили выходить. Замок тоже охраняли собаки Фицко — благо стая расплодилась огромная. Черные кошки крались вдоль стен, словно следили, чтобы никто не сбежал из Чахтице. Сам Фицко бродил по коридорам, жег вонючую траву, от которой кружились у людей головы, бормотал заклинания. Казалось, его уродливая фигура одновременно маячила во всех концах Чахтице. Иногда он хватал какую-нибудь из девушек, утаскивал в лес, и больше ее никто не видел.
Только цыгане по-прежнему пели и веселились. И безразличен был им страх, охвативший замок. Странно было их веселье на фоне черного ужаса, накрывшего Чахтице.
Так прошло лето и половина осени. Сколько сотен несчастных было замучено графиней? Никто не считал. Сколько могил появилось в лесу? Никто не знал, а слуги, хоронившие тела, давно уже сбились со счету.
С наступлением холодов Эржебета вернулась в замок. Немного похудевшая, но все такая же красивая. Немного уставшая, но все такая же молодая. Немного успокоившаяся, но все такая же безумная. Безумие тлело под агатовой чернотою глаз, скользило в движениях, прорывалось в интонациях голоса.
Большая жертва… Что ж, она платит.
Она села писать письма. Много писем.
«Здравствовать много лет, любезные мои барон и баронесса — Миклош и Мария Ракоци…»
«…Простите меня за тяжкую весть, которую несу я вам о вашей дочери Терезе…»
«…Примите мои соболезнования. Ваша дочь, Изабелла Бетлен…»
«…Скорблю вместе с вами и со всею семьею Чомбор…»
Вскоре по всей Венгрии разъехались гонцы, повезли родителям несчастных горестные вести.
Замок Чахтице, ноябрь 1610 года от Рождества Христова
А в конце осени в ворота замка требовательно постучали. Караульный гайдук глянул в оконце, поговорил с приезжими и отправился к госпоже.
Вскоре Эржебета, закутанная в меха, спустилась во двор, посмотрела в зарешеченное окошко.
У ворот стояли родные погибших фрейлин. Барон Миклош Ракоци, отец Агнессы, граф Дьёрдь Бетлен, старший брат Изабеллы. Вереши, Саларди, Чомборы, Баттяни…
— Здравствуйте, господа, — спокойно приветствовала их графиня. — Чего вы ищете здесь? Или не получили моих писем? Так позвольте еще раз выразить вам соболезнование и сказать, что дочери и сестры ваши, а мои фрейлины, умерли…
— Не ври, проклятая! — крикнул Миклош Ракоци и ударил кулаком по створке. — Получили мы твои лживые письма! Скажи нам, Эржебета Надашди, от чего погибли молодые, здоровые девицы?
Графиня долго молчала, потом холодно ответила:
— Мор в Чахтице случился. Поветрие. Вот и померли ваши родственницы. Хилые были, слабая кровь…
— Ах ты, подлая! — Иштван Вереши бросился на ворота, словно хотел выбить их своим телом. — Мор, говоришь? Поветрие? Да по всей Венгрии уже слава идет о твоих поветриях, колдунья! Отдай нам хотя бы тела наших дочерей! Отдай, и мы посмотрим, есть ли на них следы пыток!
— Не получите вы тел. Померли ваши девки, значит, Богу так угодно было. Помолитесь и не тревожьте их покой. Ступайте прочь, пока я не выслала своих гайдуков, — ответила Эржебета.
— Ты пожалеешь, ведьма! Ты заплатишь за наших дочерей!
— Я плачу. За все плачу, — проговорила графиня, отходя от ворот.
Родичи погибших несколько мгновений стояли молча, потрясенные наглостью Эржебеты. Они, знатные, богатые, не смогли добиться правды о смерти своих дочерей!
— Что же это творится, люди? — воскликнул Ракоци. — Что же творится в Карпатах?
— Неужто стерпим поругание? — подхватил Иштван Вереши. — Гайдуков у нас с собою мало. Так вернемся, соберем войско, ударим по Чахтице!
Ему ответил одобрительный гул. Мужчины наливались злобой, негодовали на несправедливость, жаждали мести.
— Нет, успокойтесь, друзья, — остудил горячие головы немолодой Габор Баттяни. — Здесь по-другому надо. Пусть каждый напишет письмо королю, а один кто-то поедет в Вену и отвезет все жалобы. Войной мы свою правоту не докажем.
— Я свезу! — вызвался граф Бетлен. — У нашего семейства связей при дворе достаточно, получу аудиенцию, буду молить его величество о справедливости…
Оскорбленные и разгневанные, родственники вскочили на коней, поскакали прочь от проклятого замка.
Когда кавалькада исчезла вдали, из ворот выбрался Фицко, огляделся, припустил к лесу. Вскоре над деревьями поднялось алое зарево: горела пыточная. К утру от нее остались только уголья да горы пепла.
ГЛАВА 12
Владивосток, май 2012 года
— Дети Черной кошки под предводительством Высшей — Эржебеты Батори — известный, очень сильный упыриный клан из Венгрии. Владеют сетью дорогих клиник пластической хирургии, фирм по производству антивозрастной косметики. Используют стволовые клетки и плаценту — все не совсем законно, конечно, но это обычная практика упырей. Как я сразу о них не подумал…
Стилеты на месте. Кольт тоже. Патроны к нему. Два водяных пистолета…
Маша тихо сидела в кресле в углу, исподлобья следила за моими сборами.
— Но ведь общеизвестно, что Эржебета Батори умерла своей смертью в заточении, в собственном замке. Так во всех книгах написано, это считается историческим фактом. Разве нет?
— Версия для непосвященных. На самом деле умерла не она, а ее кузина, София Батори, ровесница Эржебеты. В молодости они были очень похожи, только двоюродная сестра состарилась гораздо раньше, как положено. Но и Эржебета сильно сдала за годы заключения. Так что разницы никто не заметил.
Запасные капсулы к водяному пистолету…
— Куда ты потащил эту бутыль? Зачем тебе двадцать литров воды?
— Она святая. Пригодится…
Очки ночного видения — фиг пойми, вдруг еще этой ночью доберусь до той лаборатории… Распятие, Библия, молитвенник… И один звонок отцу Константину. Надеюсь, батюшки не станут на этот раз долго думать. Лично у меня — война.
— И как Эржебета стала вампиром?
— Ну вообще считается, что вампиризмом награждает дьявол. За особые заслуги, так сказать. Думаю, у Батори заслуг хватало, если ее даже в Книгу Гиннесса занесли как самую плодовитую серийную убийцу.
Маша надула губки:
— И что теперь?
— А теперь, солнышко, я поеду по делам. А ты закроешься на ключ и будешь сидеть тихо.
