Дмитрий Силлов - Тень якудзы
Словом, народ был тот самый. Наш народ то есть. Это «Караван» был уже не тот.
Точнее сказать, «Каравана» больше не было в принципе. Была большая, слабо дымящаяся гора останков павильона, состоящая из расплавленного пластика и корявых металлических конструкций. И горестно склонившийся над искореженным скелетом магазинчика опаленный огнем одинокий тополь, с которого под порывами ветра порой слетали свернутые в трубочку обугленные листья.
Витек протискался сквозь толпу и обалдело уставился на пожарище. В голове не укладывалось — как же так? Еще вчера была достаточно уютная торговая точка, в меру грязненькая, небольшая, но все же… Так или иначе — привыкает человек к рабочему месту. И пусть ишачил в «караван-сарае» порой за троих, но как все ж больно осознавать, что вот так вот — раз — и нет ничего больше. Ни холодильников, ни прилавка, ни кафеля на полу, ни протертого стула у кассы, ни самой кассы, ни надоедливой мухи — ничего, только гора обгорелого мусора.
И гнутое дерево над ним, пострадавшее ни за что. Лишь потому, что случайно росло рядом.
Мутным миражом колыхнулся в сознании недавний сон. И слова, сорвавшиеся с языка того, кем был Виктор в том сне:
— Этой весной лепестки цветущей сакуры будут черными от сажи и пепла…
— Вот она, бренность бытия, — высунулся из-за плеча Виктора пожилой алкаш с прокисшей физиономией. — Было оно — и нету. Ты ж вроде тут торговал?
Витек кивнул, продолжая незнамо чего искать глазами в горелой куче и одновременно зачем-то пытаясь вспомнить, чем кончился тот короткий сон. Но алкаш не отставал, и обрывки странного сна рассеялись, спугнутые его надоедливым скрипучим дискантом.
— Ну вот и все, накрылась твоя торговля. Дай по такому случаю пять рублев?
— Зачем тебе? — не очень соображая, о чем его просят, спросил Витек. Теперь его занимали вполне прозаические мысли — чего теперь делать и где другую работу искать.
— Как зачем? — оскорбился алкаш. — На помин заведения.
На другое плечо Витька опустилась узкая жесткая ладонь.
— Слышь, парень, пашли, да. Гаварит будем.
Витек обернулся.
Сзади него стоял Ибрагим, брат Витькиного шефа Саида. Худой неприятный тип душманской наружности, по слухам, в известных местах круто воевавший джигит, воин Аллаха и все такое прочее, за соответствующую внешность неоднократно прессуемый органами и вследствие этого имеющий надменно-презрительное выражение лица по отношению ко всем без исключения аборигенам.
— Чего надо? Тут говори.
Трепета перед воином Аллаха Витек не испытывал. Потому как в армии против стоявшего рядом с ихним полком стройбата ходил он неоднократно с сослуживцами вчетвером-впятером на роту разноплеменной мазуты, и ни разу не посрамили воины небесного цвета нимбов, по штату десантуре положенных. Хотя — надо признать — бывало, брызгала на те береты и своя кровушка. Но не в пример чаще была она чужой. А уж тут-то, если чего, да один на один…
Ибрагим чего-то прикинул и сменил гнев на милость, а выражение лица с надменно-презрительного на скучающе-отсутствующее.
— Слюшай, пашли, а? Саид зовет.
— Ну ладно, если Саид, тогда пошли.
«Черт с ним, с Ибрагимом. Может, Саид другую работу предложит?»
— А пятерку, значит, не дашь? — заныл вслед удаляющемуся Витьку алкаш.
— Пракурор тэбэ пятерку даст, казел, — заржал Ибрагим.
Витьку отчего-то стало противно. Он остановился, вынул из кармана червонец и протянул алкашу. Тот с неожиданной сноровкой, чуть ли не в прыжке подхватил деньги и тут же испарился, как каракумский мираж.
— Багатый, да? — прищурился Ибрагим. — Вах, харащо, что багатый.
— Кому хорошо? — спросил Витек.
В голосе Ибрагима слышались издевательские нотки. И от этих ноток очень хотелось треснуть воину Аллаха меж ушей. Да так, чтоб только уши и остались.
— Всэм харашо, дарагой, — почему-то обрадовался Ибрагим. — Мнэ харашо, Саиду харашо. Тэбэ харашо будет.
— Хорошо — это как?
— Увидищь, дарагой. Харащо — это кагда нэ плохо. Кагда живой, багатый — тагда харащо. Кагда нэт, тагда — вах!
За такой вот философской беседой они прошли половину улицы и свернули в арку между домами.
За аркой справа стоял Саидов «ниссан». Машина была не новой, но большой и черной, что по местным меркам компенсировало возраст. Еще двое воинов Аллаха: один — в черной кожанке, другой — в ярко-рыжей — ошивались возле нее, пиная тупорылыми штиблетами прошлогоднюю листву. При виде Витька с Ибрагимом в кильватере они разом прекратили маяться дурью и стали ретиво отрабатывать хозяйский хлеб, приняв стойки «всегда готов» — не в совково-пионерском смысле, а в смысле набычиться и руки — в красноречиво оттопыренные карманы.
Тонированное стекло автомобиля медленно поехало вниз, явив миру худое лицо теперь уже бывшего Витькова работодателя Саида, чем-то похожего на американского киноактера Энди Гарсиа, только лысого, в возрасте ближе к сорока и с круглой, тщательно подстриженной бородкой а ля «мексикано десперадос бандито».
В отличие от своих земляков, Саид очень прилично говорил на языке аборигенов.
— Прошу сюда, молодой человек. Прокатимся, побеседуем.
Один из Саидовых земляков, звероватого вида джигит с красными воспаленными то ли от недосыпа, то ли от наркотиков глазами, левой рукой открыл перед Витьком заднюю дверцу автомобиля, не сводя кровяных глаз с «молодого человека» и по-прежнему держа правую руку в кармане.
Витек немного напрягся, покосился на звероватого земляка, потом пожал плечами — а, была не была, — и не спеша воспользовался приглашением. Земляки вместе с Ибрагимом скакнули следом и уселись: один — за руль, остальные — на заднее сиденье справа-слева от Витька.
Машина медленно тронулась. Бритый затылок Саида мерно закачался впереди, отчего Витьку вдруг отчаянно захотелось спать.
— Вы у меня были неделю назад, Виктор, — несколько высокопарно начал Саид, видимо, тихо млея от собственной интеллигентности и светских манер, — и сказали, что к вам приходили люди с предложением насчет крыши?
— Угу, — сказал Витек. Он себя чувствовал несколько неуютно от такого обращения, на что, наверное, Саид и рассчитывал, дрессируя себя в тонкостях великосветских манер аборигенов, от которых они в своем подавляющем большинстве отказались уже эдак с сотню лет назад.
— Вы сказали им, на кого работаете?
— В первый или во второй раз?
Саид закаменел шеей, отчего его затылок перестал качаться туда-сюда.
Ибрагим, знавший Саида с младых ногтей, мог бы сказать, что брат сейчас сильно гневается и в этой стадии своего гнева способен на многое, с великосветскими раутами ничего общего не имеющее. Но Витек не имел чести знать бывшего шефа настолько приватно, поэтому ему просто расхотелось спать.
