Александр Афанасьев - Время героев ч. 2(СИ завершена)
Неспешно катясь по улице, я вдруг остановился, да так резко, что с непривычки чуть руки с руля не слетели. Что?
Что-то на улице. Что-то, за что зацепился глаз.
Проехавший мимо итальянец что-то сказал мне, видимо что-то нелицеприятное — и я съехал с дорожки, чтобы не мешать другим.
Что?
Слева. Небольшая вывеска, по-итальянски, но там буквы P.I. Международное обозначение, P.I. PRIVATE INVESTIGATIONS, частные расследования. Частный сыщик!
Попытать удачу? В конце концов — я не знаю ни одного римского детектива, почему бы не этот. Если я на него случайно натолкнулся на улице — значит, не подставной.
Что я теряю?
Оставил велосипед, протолкался через толпу на тротуаре, подошел ближе. Рядом было кафе, часть столиков прямо на тротуаре, типично итальянское безобразие, не пройти — не проехать. Ни замка, ни переговорного устройства — просто указатель, второй этаж. Дверь открыта — на месте?
На втором этаже — дверь уже посолиднее, бронированная, с глазком и переговорником. Мельком оглядевшись, я заметил и камеру, причем хорошую, камеру скрытого наблюдения. Видимо, все-таки человек профессионально подходит к делу и деньжата у него водятся.
Я нажал кнопку переговорника.
— Si, signor — отозвалось устройство.
— Speak English? — спросил я. Если человек на своей вывеске пишет международно признанное Р.I. - наверняка говорит.
— Говорю, сеньор. Что вам угодно — отозвались уже по-английски.
Я разозлился. В Североамериканских соединенных штатах никто не стал бы держать клиента перед бронированной дверью.
— Возможно, сделать вам заказ и заплатить деньги.
Дверь лязгнула — солидно так, мощная, хорошая система запирания сработала.
— Налево, сэр. И до конца.
Коридор резко, на девяносто градусов поворачивал налево, в длину он был футов двадцать. Просматривался, возможно, и простреливался. Поворот — и еще одна дверь. Тот, кто планировал помещение — знал, что делает.
— Не заперто, сэр — голос из скрытого динамика.
Я толкнул дверь — она открывалась внутрь, а не наружу.
Навстречу мне, из-за стола поднялся типичный полицейский. Полицейских всего мира можно узнать по глазам — настороженным, недоверчивым, запоминающим. Человек этот сначала посмотрел не мне в лицо, а ниже — если носишь оружие в подмышечной кобуре, оно выпирает, если ты, конечно, не заказал специальную кобуру. Я понимающе улыбнулся
— Прощу прощения, синьор. — человек этот понял, что я просек его — просто Италия не самая спокойная страна. Марио Джордано, к вашим услугам.
Мне его имя ничего не сказало.
— Герр Юлиус Бааде — назвал я псевдоним прикрытия, и тут же понял, что ошибся. Судя по глазам, этот человек меня откуда-то знал...
— Князь Александр Воронцов. Думаю, так будет лучше.
— Да, синьор — подтвердил детектив — так действительно будет лучше.
— Откуда вы меня знаете?
— Синьор, вас знают намного больше, чем вы думаете. Вы работали в Персии, а сейчас — владеете охранным бизнесом и торгуете оружием. Вы — достаточно известная личность, чтобы представляться псевдонимом без грима.
— Не знал.
— Я работал в СИМ, господин Воронцов. Больше десяти лет, а до этого — в Финансовой Гвардии. Так что — больших людей, подобных вам я помню.
— Признаюсь честно — не радует.
— Я понимаю вас, синьор, меня тоже не радует излишняя популярность. Вот почему меня нет даже секретаря, а на вывеске — нет моего имени. Чай? Кофе?
— Нет, спасибо. Меня уже напоили. В Геральдической палате.
— В Геральдической палате, синьор? Не подозревал, что у вас есть родственники в Италии. Я закурю с вашего позволения?
— Да ради Бога.
Синьор Джордано закурил — Кэмэл, дурные сигареты со скверным, очень крепким египетским табаком. В своей жизни я пробовал начать курить только один раз, мне сильно влетело — от деда. Добило то, что дед сказал — курящих в подводных частях флота не любят. Я мечтал служить именно там, романтика, линкор в дальномерной шкале перископа, гросс-адмирал Дениц — так, что на этом мое знакомство с сигаретами можно было считать оконченным.
— У меня нет здесь родственников, синьор Джордано. Но есть информация, которую бы я хотел получить.
— Я весь внимание, синьор. Получение информации — мой хлеб.
— Только хочу предупредить, что дело крайне деликатное. Оно связано… с женщиной. Моей женщиной.
Мысленно я попросил прощения у всех — у Ксении, у Николая. Очень неприятно лгать — хотя Анахита и была со мной несколько месяцев. Могло даже так получиться — я это четко осознавал сейчас — что она могла быть со мной и сейчас.
— Синьор, вы говорите это разведчику с более чем двадцатилетним стажем. Насколько мне известно — вы тоже имели отношение к делам разведки.
— Но не сейчас. Я — частное лицо, проявляющее совершенно частный интерес. Если вы знаете меня — то должны знать, что я живу сейчас в САСШ.
— О, да, синьор. Что-то слышал.
— Так вот, меня интересует прошлое моей женщины. Точнее — не прошлое ее самой — а знатность рода, знатность ее происхождения. Вы понимаете, сударь, что дворянство, тем более потомственное налагает определенные ограничения, если не на связи — то на брачные узы уж точно.
— Да, синьор, понимаю.
— Так вот. Меня интересуют три дворянских рода Италии — поскольку моя женщина итальянка по происхождению. Это бароны Полети, бароны Салези и графы ди Марентини. Мне нужно… что-то вроде исследования?
— Какого рода исследование вас интересует, синьор?
Можно было сказать либо ложь, либо ту же самую ложь, но максимально близкую к правде. Ложь заключалась бы в том, что я, беглец из России хочу породниться через брачные узы с европейским рыцарством и вступить в один из закрытых орденов. Например — континентальный Орден Черного Орла. Для итальянцев там снижены требования о знатности и родовитости, итальянская секция этого ордена требует доказать знатное происхождение в трех поколениях непрерывно, в то время как австро-венгерская и германская секция — аж в пятнадцати. Звание маркграфа Ордена Черного Орла — вполне достаточное основание, чтобы заказывать исследование, тем более что в этих орденах геральдическая комиссия проверяет родовые книги очень тщательно. Но я уже понял — ложь не пройдет, точнее такая ложь. Передо мной сидел разведчик и разведчик опытный, понимающий человек опознает коллегу через пять — десять минут разговора. Так что лгать — нужно максимально близко к правде.
— Меня интересует вот что, синьор. Я должен доказать знатность происхождения моей избранницы, это можно сделать только через мать, потому что отец — незнатного происхождения. Информации очень мало. Мать моей избранницы звали Луна, она была очень красива в молодости и она происходит из одного из трех родов, Салези, Полети или ди Марентини. Как я понимаю — эти роды тесно переплелись кровными узами, я попытался навести справки в Геральдической палате, но там со мной обошлись совершенно возмутительным образом, и я…
— Постойте, синьор — сказал Марио Джордано, подняв руку — можете дальше не объяснять. Я кажется, знаю, о ком идет речь и кого вы ищете. Но предупреждаю — это чертовски скверная и неприятная история. Да, синьор, неприятная.
Я молча достал чековую книжку и ручку
— Сумма?
— Успеется, синьор. Вы и в самом деле хотите вступить в эту навозную кучу?
— Да.
— Ваше дело. Тогда слушайте. И запоминайте. Синьора, которую вы ищете — она не дворянка по крови, но дворянка по браку. И ее имя не Луна, хотя так ее называли — она сама себя почему-то так называла, ей это нравилось. Ее настоящее имя Антонелла, баронесса Полети.
Значит- все же Полети. Интересно.
— Так вот, синьор, жил — был в Италии барон Цезарь Полети. Уважаемый человек, у него был банк, была судоходная компания, на него работали рыбаки, у него были земли. Супруга его — умерла рано, при родах, оставив его с ребенком на руках. Его все уважали, он был даже избран в палату депутатов. Вы ведь знаете, у нас конституционная монархия, как в Англии, синьор.
— Знаю.
Потому то и бардак, хоть всех святых выноси.
— Так вот, говорят, что у нас в депутатах одни олигархи, что места покупаются и продаются — но это не так. Деньги, конечно, играют роль, синьор, ни одна избирательная кампания дешево не обходится — но человека, которого не уважают люди, никогда не выберут. А барона уважали, по-настоящему уважали — потому и выбрали.
Так вот, понимаете, синьор, седина как говорится в бороду бес в ребро, он отправил своего сына Карло учиться в Швейцарию, а сам начал частенько заглядывать в те места, в которые при его положении заглядывать бы не стоило. Ну, знаете — озеро Комо, частные пансионы, понимаете?
— Понимаю.
— Вот так вот. И получилось так, что как-то раз он вернулся из этого самого проклятущего Комо не один, а с избранницей, причем самому барону тогда было за шестьдесят, а избраннице его — только-только двадцать исполнилось. Люди, конечно, судачить стали, недоброе говорить — а он не слушал — уж больно красива его избранница была. Темные волосы, голубые глаза, фигура… ну все при ней, синьор, это старухам у траттории об этом можно судачить, а нам синьор, только что и позавидовать остается, понимаете?
