Александр Афанасьев - Законы войны
Твари…
Он вдруг вспомнил все. Все, до последнего. И то, как он уехал от Эммы, и то, как он выпутался из всей этой истории в первый раз. И то, как они поехали проверять квартиру Эммы вместе с Арабом, и огненный шар «Шмеля», врезающийся в стекло, и вспышку в квартире, рвущийся из окон огонь, и напавших на них полицейских во дворе…
Таков афганский народ. Они готовы кидать камни в тех, кто их спасает…
Эмма…
После «Шмеля» выживших не бывает…
Допрашивающий подошел ближе. Присел на край стола, чтобы допрашиваемый был вынужден смотреть вверх и вбок, тоже неудобная, некомфортная поза, вдобавок создающая подчиненность при доминировании следователя. У нас учился, с…а.
— Кто ты такой? — спросил следователь. — Ты говоришь по-русски?
— А-гр-х…
Аскер бросился на него прямо через стол, со связанными руками, намереваясь вцепиться зубами в эту проклятую шею, и грызть, грызть, пока соленая кровь не хлынет в рот. Следователь успел лишь повернуться, но и этого хватило. Он вцепился зубами во что-то, следователь вскочил — и он упал на стол, а со стола — на пол. Подскочивший боевик — а реакция-то у него хреновенькая — изо всей силы ударил его прикладом автомата, метил в голову, но попал в плечо. Потом начал со злобой пинать ногами…
— Даризим [74]! — приказал опомнившийся следователь. — Даризим!
Боевик нехотя отошел.
— Ага коферда [75]! — сказал он, и голос его буквально сочился ненавистью.
— Чап ша [76]!
Следователь обогнул стол. Аскер так и был привязан к стулу с помощью пластиковых наручников, это не дало ему возможности нормально напасть. Проявив недюжинную силу, следователь поставил стул на место.
Аскер тяжело дышал. Было больно, но он приказал себе не думать о боли. Раз больно — значит, ты еще жив. Так его учили…
— Кто ты такой, русский? — прозвучал голос из-за спины. — Кто тебя послал против нас? На кого ты работаешь?
Аскер молчал. Он вдруг понял, что такое настоящая ненависть. Ненависть, побуждаясь которой надевают пояс шахида и подрывают себя в толпе. Ненависть, ради которой уходят в безнадежный бой…
Они — предатели, убийцы. Они отняли у него женщину, возможно, единственную, с кем он смог бы создать настоящую семью. У него больше ничего нет, кроме ненависти.
На стол шлепнулась карточка.
— Это твоя карточка?
Аскер молчал. Следователь ударил его по затылку, боль взорвалась вспышкой «Шмеля» в замкнутом пространстве черепной коробки — но он сдержался, только тяжело задышал.
— Здесь написано, что ты прикомандирован к оперативной группе Генштаба, офицер-инспектор [77]. Но я никогда тебя не видел во дворце, хотя сам там бываю регулярно. Мы проверили твою карточку через терминал — ты проходил в здание только три раза, три раза за все время, пока ты здесь находишься. Ты никакой не советник, верно?
Аскер молчал. Даже в таком состоянии он подметил прокол — как быстро его раскололи. Действительно, в здании Оперативной группы ГШ, бывшем здании Министерства обороны Королевства Афганистан, установлена пропускная система. Заходишь — прокатываешь карточку. Выходишь — опять прокатываешь карточку. Достаточно было влезть в систему, посмотреть, сколько раз он проходил в здание, — и его легенде конец: всего три раза за несколько месяцев. С другой стороны — кто мог бы подумать, что те, кто будет его колоть, имеют доступ к закрытой компьютерной сети Военного министерства?
— Никакой не советник, верно? Ты из спецназа? Нет, хотя и похож на них. Потому что я знаю всех, кто из спецназа. Ты не из них, верно, хотя и похож на спецназовца. Кто ты такой?
Еще один удар. Следователь больше не решался подходить к нему спереди — и Аскер вдруг понял одну простую вещь — что он боится его. Даже связанного — боится. И этот, который с автоматом, он тоже его боится, потому так и злобствует. Они боятся его даже связанного. Слава о «русских шайтанах», прикидывающихся афганцами и умеющих видеть ночью, гремит по всему региону. И это хорошо.
Рядом с карточкой шлепнулся телефон. Аскер впился в него глазами — если телефон работает, если они не вытащили симку — значит, свои рядом, они вычислят, где он находится, и штурма можно ждать в любую минуту.
— Думаешь, мы такие глупые, русский? Нет, мы теперь умные, вы многому нас научили, хвала Аллаху. Теперь мы знаем, как вы видите нас. Симки тут нет. Она в моем компьютере. На этот номер звонили уже одиннадцать раз. Кто тебе звонит, русский?
…
— Друзья?
…
— Жена? У тебя есть женщина, русский?
…
— Гэ-рэ-у? Ты из ГРУ [78], русский? Это они тебя послали? Или ты из военно-морской разведки?
Еще один удар.
— Кто тебе звонит, свиноед?
— Он ничего не скажет… — сказал боевик, перекладывая из руки в руку автомат.
— Заткнись. Итак, русский? Ты думал, что ты умнее нас. Но ты глупее. Где капитан Юсеф? Мы проверили все тюрьмы Кабула, его там нет. Думаешь, это просто так сойдет тебе с рук? Где он?
…
— Ты думаешь, тебе помогут? Тебе никто не поможет, русская свинья. Твои люди давно на нашей стороне. Вы думаете, что побеждаете нас, а на самом деле мы побеждаем вас. У вас есть часы, русский, а у нас есть время. Очень много времени. Вы уйдете побежденными и униженными, как ушли англичане…
«Придурок, мы же их и выкинули, англичан», — подумал Аскер, но снова ничего не сказал.
— Не хочешь говорить, русский? Напрасно. Мы умеем заставлять людей говорить. При короле — мы заставляли говорить даже немых. Ахмадзай!
— Я, эфенди… — боевик шагнул вперед.
— Я поеду, посплю. До утра он должен заговорить.
— Слушаюсь, эфенди джагран.
— Слышишь, русский? Я оставлю тебя наедине с Ахмадзаем. Сначала он воевал против вас в горах. Но потом стал умнее и стал воевать против вас в городах. Мы хитрее вас, русский. И вы ничего с этим не сделаете…
— Милли хайен [79]… — сказал Аскер, повернув голову.
Следователь какое-то время изумленно молчал. Потом изо всей силы ударил Аскера по лицу, открытой ладонью.
— Не говори мне про Родину, свиноед. Рано или поздно мы придем к вам в дома и вырежем спящими. И вас, и ваших женщин, и ваших детей. Иншалла, так будет.
Аскер не слышал этого. Его вырвало, с желчью и кровью…
— Русская свинья…
Боевик презрительно посмотрел на русского. Вероятно, он был из тех, кто спустился с гор по амнистии. От террористической деятельности отказались далеко не все из них…
Следователь вышел, а за ним вышел и боевик. Они хорошо знали друг друга. Один допрашивал другого при англичанах, по делу о молодежной организации «Братья-мусульмане» (аль ихван и муслимун), которую король опасался смертельно и приказал выкорчевать заразу с корнем. Теперь они были на одной стороне.
— Он не заговорит, эфенди джагран… — убежденно сказал боевик, — я знаю таких. Он из коммандос [80], это точно. Одного из них мы положили в костер и поджарили заживо, но он так ничего и не сказал.
Следователь схватил боевика за грудки и подтащил к себе.
— Заставь его заговорить, — сказал он, глядя боевику в глаза, — и быстро. Если Юсеф заговорит у русистов раньше его, мы все окажемся на месте этого пса.
Боевик отвел взгляд первым.
— Хорошо, эфенди. Что с ним можно делать?
— Постарайся не отрезать ничего. Может, его придется менять.
Боевик кивнул:
— Тогда я возьму аккумулятор из машины. Он мне будет нужен.
— Бери. И заставь его говорить…
Они приехали на двух машинах, обе — «Датсун», надежные и неприхотливые внедорожники, в Кабуле таких полно. Эфенди джагран (господин майор, звания были как у англичан) уехал на одной из машин немного отдохнуть (с утра мотался по всем тюрьмам Кабула, пытаясь понять, что произошло), а боевик поднял капот второй машины и отсоединил аккумулятор. Немного подумал, прихватил еще набитый мелкой свинцовой дробью шланг, который держал в машине. Аккумулятора может и не хватить, а ведь потом еще назад ехать. Еще забрал пару проводов, с помощью которых «прикуривают» одну машину от другой…
— Иса! — приказал он одному из приехавших с ним сорбозов. — Встань у ворот и смотри не пропускай никого. А ты, Заеддин, встань сзади.
— Слушаюсь, эфенди… — поклонились оба сарбоза.
Подняв аккумулятор — здесь он усиленный, как от грузовика, это хорошо, — он потащил его в здание. Мельком глянул в глазок — русист сидел на своем месте, заблеванный, как свинья.
Может быть, он и не такой смелый и сильный. Может быть, и удастся заставить его заговорить…
Отворив дверь, он втащил аккумулятор и с гордостью взвалил его на стол. Потом достал из-за пояса провод.
— Смотри, свиноед. Это для тебя…