Виктор Милан - Рукопашный бой
– Но, Нинью-сан, я думал, что СНБ ведет кампанию против «Слова Блейка».
Придется что-то сказать этому дураку. Если не ублажить его самолюбие, он может причинить немало беспокойства. Такт являлся еще одним качеством, которое Субхаш пытался привить своему приемному сыну. Улыбающийся оказался очень требовательным учителем.
– Мы твердой рукой подавляли все вылазки, которые предпринимала секта «Слово Блейка» против оборудования Ком-Стара в пределах Империи Драконис, лорд. – Нинью улыбнулся, хотя улыбка странно смотрелась на его изрезанных шрамами губах. – Если они согласятся оставить в покое Ком-Стар, Служба национальной безопасности позволит им свободно действовать в любых других направлениях.
– О-о-о, – протянул граф. Маска актера театра кабуки, выражающая удивление, казалось, застыла на лице правителя планеты. Нинью с трудом сдержал усмешку. – Так вы хотите, чтобы они достали для вас старого толстого Чандрасехара из глубоко вырытой норы, правильно?
Помимо всего прочего и это, подумал Нинью. Его уполномоченные были настороже и постоянно, в любое время дня и ночи, принимали шпионов, прибывающих из секты «Слово Блейка». Сейчас последователи Блей-ка шагу не могли ступить в пределах Империи Драконис, не согласовав программу действий с СНБ.
Как Нинью дал понять Филлингтону, Служба национальной безопасности не намеревалась чинить препятствий проповедям сектантов до тех пор, пока те будут поступать согласно предписанным директивам, но Нинью и Субхаш не были уверены в их покорности. Более того, организаторы провокации считали, что в неистовом рвении уничтожить ХТЭ и ее дерзкого хозяина секта «Слово Блейка» скомпрометирует агентов, которых она ухитрилась внедрить в пределы Империи Драконис без ведома СНБ.
Улыбающийся считался мастером двойной игры.
Филлингтон помолчал несколько секунд:
– Хорошо, но мне пора идти. Продолжайте обсуждать ваши планы. Ужин ждет, приходите, когда вдоволь надышитесь прекрасным вечерним морским воздухом. – Пребывание рядом с Нинью, казалось, действовало ему на нервы.
Правитель планеты быстрым шагом вернулся назад в дом, Нинью остался снаружи, жестом отпустив Кацуяму. Искушение в виде накрытого стола являлось непреодолимым для этого коротышки, и обычно он не мог долго сопротивляться. Но Кацуяма остался торчать сбоку от Нинью, серый силуэт в сумерках, словно бесформенный призрак.
– Вы хорошо поработали, помощник директора, – сказал Нинью.
Кацуяма благодарно закивал:
– Благодарю вас, лорд Нинью. Очень благодарю. – Он не сделал ни малейшего движения, чтобы удалиться.
Нинью обернулся к нему и вопросительно поднял бровь:
– Ну?
Язык Кацуямы мелькнул между губами, словно крыса, заблудившаяся среди ступенек лестницы.
– Мне известен ваш скептицизм относительно ценности манипуляций со средствами массовой информации, лорд. Я надеюсь, что сегодняшняя демонстрация покажет все красоты забытого искусства.
– В этом случае все сработано правильно. Мой приемный отец проявил свою обычную мудрость, прислав вас ко мне.
– Я верю, что вскоре вы оцените мою преданность и повелите остаться с вами, чтобы наблюдать за ходом событий. – Помощник директора снял очки и начал тщательно протирать их поясом халата. – Вы когда-нибудь слышали фразу: «Пусть едят пирожные», лорд Индрахар?
Кацуяме не следовало обращаться с Нинью подобным образом. Может быть, не мешало поставить его на место, но попозже.
Нинью осторожно и медленно кивнул:
– Я слышал эту фразу.
Лицо Кацуямы вспыхнуло, словно осветительная ракета.
– И вы знаете, кто произнес ее, лорд?
– Какая-то древняя королева в те дни, когда еще не слыхивали о межзвездных полетах. – Мимолетно мелькнула мысль о том, что приемный отец вдалбливал Нинью знание истории. Насколько легче казалась его жизнь, когда он был простым агентом СНБ. – Полагаю, что именно из-за этих слов ей отрубили голову.
– Да! Но весь фокус в том, что королева никогда не произносила этих слов. Они были приписаны ей политическими противниками королевской династии. Из-за этой абсолютной лжи короля и королеву казнили, древняя монархия рухнула, а социальный порядок во всей Европе изменился кардинальным образом. – Кацуяма энергично закивал. Его глаза восторженно блестели, словно он удостоился привилегии созерцать Координатора в его день рождения. – Неужели вы не видите сверхъестественной мощи и очарования пропаганды, лорд? Эта простейшая ложь используется с великолепным эффектом социальными деятелями до, наших дней, и в уста политических противников по прежнему вкладываются высказывания, которые их дискредитируют.
– Мы обычно обходимся тем, что казним подобных деятелей, не так ли? – спросил Нинью.
– Да, разумеется. – Эта жаба все еще отказывалась заткнуться и умолкнуть. – Но принцип все еще действует. И действует отлично. Как мы только что в этом убедились.
– Разве?
– Вы располагаете каким-нибудь доказательством, что Чандрасехар Курита проявил хоть малейший интерес к сверхсветовым коммуникациям, лорд?
– Нет.
Кацуяма продемонстрировал собеседнику неровный ряд крупных желтоватых зубов. К счастью, наступившая темнота не позволила разглядеть отдельные детали.
– Но ведь сообщение в новостях – это не что иное, как большая ложь! И вы увидите, что она нам еще хорошо послужит.
– Позвольте надеяться, что нет. – Нинью смотрел на море. Казалось, что поверх спокойных вод улеглась пурпурная радуга, отражение последних лучей заходящего солнца, край которого уже скрылся в массе темных туч. Нинью повернулся, чтобы увидеть меньшую из хашиманских лун, краешек которой выглянул из-за далекой гряды великих гор Тримурти. Над головой робко засветились несколько первых звездочек.
– Я возвращаюсь в дом, – отрывисто произнес Нинью.
Кацуяма лихо заломил берет:
– Очень надеюсь, что последую за вами.
– Условия здесь ужасные, папа, – произнес красивый Гавилан Камачо с экрана коммуникатора, стоящего на столе дона Карлоса. – Мы не можем нанять соответствующий обслуживающий персонал. Водопровод того и гляди выйдет из строя. Питание отвратительное. Ты...
Полковник выключил звук. «Да простит меня Богоматерь, – подумал он, – что я вырастил тебя таким, каков ты есть. Но больше я не могу слушать это хныканье».
Бойцы первого батальона считались по-настоящему хорошим подразделением, но, как и все солдаты во все времена, любили нажать на начальство. Вместо того чтобы разобраться самому или просто пропустить мимо ушей большую часть их жалоб, младший Камачо решил переложить проблемы на плечи отца.
В принципе Габби был хорошим парнем. Но даже гордящийся им дон Карлос не мог закрывать глаза на то, что сыну не хватает зрелости.
Назначение Гавилана командиром батальона вызвало определенные толки среди офицеров. Другими батальонами командовали ребби и Певец. Протестантские капелланы, Реверендс Обергаард и Потит, и католические падре поднимали голоса в пользу того, чтобы командование батальоном поручили достойному представителю служителей христианской Церкви.
На это не просто было ответить, по крайней мере, тем, кто задавал подобный вопрос. Потит выглядел крикливым идиотом. Обергаард вообще не обладал способностями, необходимыми для командира. То же самое можно было сказать и об отце Элфего Голдштайне, чья семья приняла католичество в незапамятные времена, когда многие евреи, находящиеся в политической изоляции, приняли римско-католическое вероисповедание. Исповедник дона Карлоса отец Монтойя даже не являлся военнослужащим. А что касается отца Роберто Гарсии – он, к счастью, сам никогда не примет подобный пост. Он не являлся лидером по характеру, это точно. Сейчас полковник словно снова услышал его слова: «Мы хотим видеть во главе батальона католика, сын мой. Вместо этого ты хочешь поставить иезуита».
Ну, ладно. Габби можно назвать прекрасным воином – водителем робота, это знал каждый в полку. Он даже получил образование на Нейджелринге, в военной академии Дома Штайнера, в то время как его сестра обучалась в военной академии Нового Авалона Дома Дэвиона. Он предложил свою кандидатуру на командование батальоном.
«Все равно, даже будучи воином, он всего лишь тень собственной сестры, – подумал дон Карлос. – Ты не можешь простить ему это, не так ли?» И теперь, после гибели Пэтси, Гавилан обречен всю жизнь гнаться за призраком.
Он заметил, что лампочка на коммуникаторе чуть заметно мигнула.
– Гавилан, – сказал полковник. – Меня вызывают по другой линии.
Сын обиженно нахмурился:
– Но, отец...
– Это прямая линия связи с нашим работодателем. Я поговорю с тобой позже. – Полковник с облегчением прервал связь.
Лицо сына сменило изображение шефа безопасности ХТЭ.
– Полковник Камачо, – приветствовал его мирза, – надеюсь, что вы в полном здравии.