Сергей Чичин - Отстойник
Мне припомнился Алонсо. Интересно, а как бы на этого парня подействовало объяснение, что его дьявол — и не дьявол вовсе, на самом деле дьяволы совсем другие, а это так, типа почтового клерка, только из другого штата…И вот отдельно любопытно — если дьявол таки тутошний, то бог тоже местного розлива, или это какая–то отдельная история?
— Может, и Санта есть, — возразил Мик мечтательно. — В этом Аду, как я погляжу, довольно просторно. Может, и эльфы есть, и говорящие деревья, хотя я и у нас одно такое знаю, это миссис Хоксли, а может, даже среди суккубов найдется милая и покладистая тетка с буферами на зависть Айрин, и Мейсона отсюда придется выпинывать всеми силами хранительского корпуса.
Он недооценивает силу мейсоновой невостребованности. В иной ситуации я как упрусь — хранителям только ноги ломать.
— Чвиррррк!
Это еще что за новости? Хрен с ней, с содержательностью речи, но таких частот, от которых в ушах норовят прорасти волосы, я не потерплю ни от кого. Ну, разве что она будет очень милая и покладистая… и молчаливая.
Исторгатель звука явился со стороны болота. Размером он был некрупен, по плечо Чарли, и вроде как безоружен, хотя из башки его торчала пара туповатых кривых рожек. Существо было обтянуто багрово–красной кожей, которая, пожалуй, при солнечном свете смотрелась бы кроваво–алой, перемещалось на козлиных ногах (мода у них тут на копыта), а жилистые и когтистые передние лапы держало перед грудью на манер динозавра–ти–рекса.
Е–мое! Да это же черт!
Черт повел скорбным костистым рылом, озирая наш пикничок, и снова чвиркнул, утвердив историческую славу своего племени как неприятного народца.
— Дайте ему пожрать, — завороженно прошептала Айрин. — Не видите, что ли, голодная зверюга.
— Чего ему дать–то? — Мик показательно похлопал себя по карманам. — Пиздюлей разве что. Вали отсюда, краснорожий, тут самим хоть на паперть.
— Спугнешь же! — Айрин чувствительно пихнула его локтем под ребра.
— И чо? Хочешь подманить и домой взять? Мейсон уже разонравился?
Да–да, давайте подманим, и пусть возьмет. Мейсон на вольных хлебах мечтаний о суккубах задирает планку своих критериев все выше. Интересно, а есть малые рогачихи? Не уверен, что садистка–маньячка — лучший выбор, но если сравнивать с рассуждательницей на пустом месте, переливающейся мускульным изобилием…
Наверное, стоит признать за собой некоторые проблемы со вкусом. Или с восприятием действительности. Даже и не знаешь, что унизительнее. Как показывает практика, в таких случаях лучше всего сохранить морду чемоданом и замять смущение битьем первого попавшегося потерпевшего. Вот, к примеру, этого чертика.
— Утю–тю, — неуверенно высказался Чарли, отступая от черта подальше. — Он, это, как его… разумный, что ли?
— А ты? — полюбопытствовал фон.
— Я при исполнении. А этот щас как тяпнет!
— Если разумный?
— Если зубастый. На тебя поглядишь — и никаких предрассудков. Разумный там, не разумный… дубину бы побольше, разбег взять да въебать со всем прилежанием.
Пока на скамейке запасных шло вдумчивое толковище, черт оглядел нас лишний раз и решительно потрусил на сближение.
— Айрин, отбреди–ка подальше, — посоветовал я машинально. Вдруг он тоже вроде тех доппельгангеров… или чего похуже.
— А вот я его самого сейчас отбуксирую, — предложил Мик и перешел в стоячее положение со стремительностью, какой от его монументальной конструкции никак было не ожидать. Черт, видимо, уловил здоровое недобро и приближаться прекратил. Стальные нервы и полное отсутствие профилактики травматизма — я бы уже бежал туда, где у меня заначен сорок четвертый магнум. Эл, правда, упоминал, что чертям не дают оружия, но и такое нарушение конвенции, как фон Хендман, им едва ли доселе обламывалось.
— Ну что, братишка, семечки есть? — начал Мик общение с загадочной формулировки, вызывающей, однако, неприятное сосущее чувство под ложечкой.
— А ну, не трогай… аборигена, — неуверенно потребовал Чарли.
— Как же его можно не трогать? — изумился фон. — Надо же его ТТХ определить, на случай, когда уж совсем никакого выхода не останется.
— Он тебя не трогает, и ты его не трожь! А то как обидится, как забодает!
Кто–нибудь еще удивляется моему скептическому отношению к правоохранительным органам, для которых единственное основание предупреждать потасовки — нежелание быть лично забоданными?
А между прочим, от черта отчетливо пахло какой–то гадостью. Сказал бы даже более конкретно — серой, если бы хоть раз нюхал серу. Судя по звучанию, именно так она и должна пахнуть… да и многие поколения пастырей, отвращающих простых верующих от этих рогатых, не должны же ошибаться так напропалую.
Мик отодвинул Чарли плечом и надвинулся на черта. Тот стойко торчал на одном месте, взгляд его доверчивым я бы не назвал, но, вполне возможно, это издержки цинизма. Или эффект моментальной замороженности, свойственный большинству личностей творческого склада при виде такой вот экзаменационной комиссии в темном переулке.
Чарли сдавленно пискнул и потянулся было задержать Мика, но вовремя припомнил уроки безопасности жизнедеятельности, на которых настойчиво рекомендовалось не пытаться останавливать танки и внедорожники руками. И вообще чем бы то ни было.
— Обидится — с толпой придет! — упредил он отчаянным голосом.
— Значит, придется тут и закопать, — рассудил фон, выплыл на дистанцию прямого удара ногой, да так его и отвесил — не сбиваясь с шага, точнехонько в грудину рогатому бедняге. Очередной зарождающийся чвирк оборвался, как под гидравлическим прессом, сухо хряснуло, а потом — то есть, практически даже сразу — полыхнуло так, что у меня, кажется, половина патл затлела, а уж фона выкатило из вспышки в совершенно закопченном виде.
— Что за фигня?! — взвыла Айрин, по счастью, не затронутая стихийным бедствием. — Микки, скотина, ты можешь хоть чихнуть, не снеся полквартала?!
— Регулярно этим занимаюсь, — уязвленно отозвался фон, открывая на покрытом густой ровной копотью лице спокойные и даже довольные глаза. — Мейсон, ты оценил гениальность замысла?
— Я бы оценил больше, если бы мы дрова заготовили, дабы их и воспламенять.
— Экий ты жлоб приземленный. Самоходная мина! Сама наводится, сама приближается, а при попытке ее треснуть — срабатывает. Поди придумай что–нибудь получше, чтоб грешников в аду контролировать.
Вот тоже мне достижение. Думаю, уже второе поколение чертей научится при виде такого вот грешника наводиться в точку, максимально от него удаленную. И ходи мимо них — не хочу. Кстати, а что там с пациентом?
Дым, в изобилии образовавшийся на месте контакта цивилизаций, несколько рассеялся, хотя и продолжал тянуться истончающимися струйками от бесформенной лепешки на земле. О, да это же и есть останки нашего рогатого приятеля! Он сдулся, точно воздушный шарик, какие Мик тоже обожает лопать бычком или иголкой; только копыта да черепушка и сохранили объем, а пустая шкура разлеглась неровной красной кляксой. Давешняя вонь заметно усилилась — видимо, изнутри и ранее воняло, теперь же из обширных прорех несло с утроенной силой.
— Вот те на, — Чарли отнял ладони от лица. — Помер, что ли?
— Что–то я даже не уверен, что жил, — Мик поднялся и с интересом обозрел свой нижний ярус. Штаны уцелели (какие–то они у него вообще антитравматичные), ботинки не угробить было бы и ядерной бомбой, но вот шнурки активно дымились. Фон непринужденно отскочил в воду, погрузившись по колено и подняв облако пара. — Если вас интересует врачебное… ну, травматологическое профессиональное заключение, таки нет. Существо живущее при ударе обыкновенно слегонца резонирует. Вот, помню, при первом знакомстве Мейсону вломил в душу — так потом в башке неделю гудело.
Как же, как же, помню — славное было времечко. Я, чтобы ему гудение обустроить, все костяшки вдрызг размолотил. Тогда он еще не нащупал тонкостей диеты для настоящих мастодонтов и по крайней мере выглядел пригодным к побиванию.
— Ну или хотя бы ощущается, как кости расходятся. А у этого я что–то ни одной кости не нащупал. Как гриб–дождевик.
Очень точная аналогия. Сам бы лучше не придумал. И останки вполне соответствуют. Осталось выяснить, от малейшего ли касания эти рогатые эдак разбухают, или же к нему обязательно надо приложить давешнее фоново усилие… по личному опыту сообщу, что это задача нетривиальная.
— Ну, он ходил, — Чарли беспомощно огляделся, — Чего бы он ходил, если бы грибом был?
Чувствую, на ближайшем серьезном привале в комфортных условиях его ждет одна из любимых миковых сказок — про Бродячий Камень. Сути этой сказки я так и не постиг, хотя слышал ее неоднократно. Возможно, причина ее невнятности — в том, что исполняется она на непередаваемой смеси из доброй дюжины языков, из которых я половину не то что понять — определить–то не могу. Начинается там все с того, что жил на свете Камень, который ходил, потом ближе к середине худо–бедно проясняется (по–португальски), что девушка решительно заявила «нет, дон Педро, я лучше буду чистить картошку, чем почищу картошку» (будучи в благом настрое, Мик признался, что не очень уверен в этой части повествования и использует в ней все португальские слова, которые знает, вместо тех, что положено), а надрывно читаемая кульминационная часть, по–моему, считана фоном с инструкции для стиральной машинки, выполненной на шведском. Короче, сказка воистину ужасная — едва ли стала бы страшнее, даже если бы была насквозь понятна. Мик еще поначалу норовил читать ее в лицах, но очень скоро выяснилось, что с мимикой у него из–за многочисленных травм носа не очень, а голос варьируется всего в трех диапазонах — собственный фона, Бивиса и Баттхеда. Пришлось остановиться на заунывном монотонном изложении от третьего лица. Впрочем, слабонервным хватает.
