Валентин Февраль - Шиш вам, а не Землю!
Рифма падала-планировала на ночную сторону Фомальдегауса, пройдя терминатор планеты на ее сороковом градусе и за хрупкими стенами уже бились шершавые языки фиолетового пламени.
Как неукротимый болид, оставляющий за собой огненный хвост, судно стремительно приближалось к острову. И первое, что увидела Рифма среди погруженных во мрак ночи холмов и равнин, это россыпи бесчисленных огней — свет городов Фомальдегауса. А, когда до поверхности острова оставалось не более двадцати километров, она решительно направила корабль к одному из таких городов, сменив крутое пике на горизонтальный полет.
Вскоре она уже летела над одной из улиц города, узкой и извилистой, изобиловавшей выбоинами и мусорными баками. По улице бродили худые и изможденные люди. Все их убранство составляли грязные лохмотья и стоптанные башмаки. А на лицах всех этих людей особенно выделялись несчастные и страдальческие глаза.
Заметив Рифму люди настораживались и провожали ее аппарат долгим и пристальным взглядом. Рифма чувствовала на себе их ненавидящие взгляды и понимала, что жизнь несчастных, проведенная в скотских условиях, вряд ли способствовала в них воспитанию человеколюбивых устремлений. Ведь когда-то, она тоже, взрощенная на этой планете, видела мир лишь в серых тонах, а в каждом встречном предполагала исключительно конкурента по выживанию в мире насилия и зла.
Сейчас все было по другому. Теперь она смотрела по иному на мир и озлобление окружающих ничего не вызывало в ней, кроме сочувствия и грусти.
Когда она подлетала к кварталам, в которых размещались надзирающие за подневольными, ддзеги зашевелились в своих клетках. Они истово ненавидели фомальдегауских чешуйчатников, чувствовали их везде и при каждом удобном случае стремились любой ценой уничтожить чешуйчатников. И, скорее всего, Рифма вскоре предоставит им один из таких шансов.
Рифма вспомнила свое детство. Их похитили, когда им с сестрой-близняшкой было всего по четыре года. Их продали в рабство фомальдегаусцам и с тех пор светлые дни для них закончились надолго. Девочек поднимали в четыре утра и заставляли выполнять непосильную работу на кухне, а лишь только они подросли, их ожидали плантации и изнуряющая работа под палящем фэтом. О детских играх и думать не приходилось. Внутренне девочки очень рано повзрослели, ведь, приходилось яростно бороться за существование и школа испытаний, которую они прошли, навсегда закалила их волю, а потом и вовсе сделала их ловкими и бесстрашными.
Однажды, когда на Рифму напал насильник, такой же пирегоец, как и она, но разуверившийся в человеческой доброте и потому вставший на путь преступлений, она, тогда еще шестнадцатилетняя девчонка, парочкой отработанных удоров сумела уложить на почасика распоясавшегося бандюгу на землю и в дальнейшем тот уже никода не предпринимал попыток даже приблизиться к ней.
Впоследствии тот человек умер, надорвавшись на тяжелой работе. А ей почему-то стало тогда жаль его.
Что ни говори, а ручка у Рифмы, или, как ее звали друзья — Риф, была тяжелой и тот, кто ее хотя бы однажды пробовал обидеть, надолго раскаивался в своем поступке и в дальнейшем никогда уже не предпринимал попыток разговаривать с белокурой бестией на повышенных оборотах.
В этих бесплодных для добродетели местах, лишенных даже самого малого лучика надежды на более счастливую и легкую долю, Рифму рано начали уважать и побаиваться. Спуску она не давала никому.
В шестнадцать с половиной Рифма вступила в шайку отморозков, банду конченых ублюдков и записных подонков, с которыми провела немало времени.
Но однажды она встретила молодого человека, который перевернул всю ее жизнь и открыл ей путь к спасению. Случилось это так… Однажды она от нечего делать слонялась возле мусорных баков на 111-ой улице в надежде подкараулить какого-нибудь зазевавшегося кошкохвоста на ужин, когда к ней подошел молодой рослый парень с тщательно прилизанными волосами и опрятно одетый, что являлось само по себе сенсацией в мире оборванцев и нерях. Ведь неряшливые мужчины, женщины и дети тех мест с постоянно всклокоченными волосами являлись нормой для незатейливых пейзажей гетто. Само собой, что о своем внешнем виде жители грязных, залитых помоями и нечистотами кварталов в потоке событий, главным лейтмотивом которых являлась погоня за жратвой, не заботились, никого не тревожило как они выглядят. Затюканные и запуганные, они появлялись на брусчатке улиц лишь затем, чтобы быстренько прошмыгнуть от одного дома к другому, избежав при этом многочисленных уличных опасностей. Добывая руду в карьерах для чешуйчатников или вкалывая на плантациях, они ни о каком внешем своем виде и не думали.
Рифма не являлась исключением во всеобщем, тотальном пренебрежении собой со стороны жителей трущоб. Потому, когда перед нею появился холеный и статный молодой человек с хорошими манерами, она несколько опешила.
— Ты кто? — только и смогла произнести она, не сводя глаз с безукоризненного пробора незнакомца.
Чем-то он напоминал ей тех дядек, что видела она в очень раннем детстве на страницах дорогих журналов, и смутное воспоминание о которых донесла ее память до сегодняшних дней.
— Я Кейт. Я из северного Трикса, — назвал мужчина адрес очень отдаленного района города. — Я набираю людей в отряд, согласных воевать с чешуйными.
Риф знала, таких, как этот, чешуйники называли бандитами, а коллективы их — бандами. В самих же гетто считалось, убивающие чешуйников, наносят большой вред остальным жителям гетто, так как после каждого убийства чешуйного проводились облавы, массовые аресты и расстрелы. За одного чешуйного убивали целый десяток гуманоидов. Таким образом своей очень грамотно построенной политикой фомальдегаусцы превращали героев в тотально преследуемых, ненавидимых всеми отщепенцев и выродков.
— Черт! Да ты сумасшедший — воскликнула Риф восхищенно, полностью согласная с таким своим утверждением. И в то же время ей понравился этот тип. Он был не таким, как все. Спокойный и вдумчивый, он производил хорошее впечатление. Во всяком случае в глазах симпатичного мужчины она не видела тоски безысходности и тупой, необоримой злобы, печать которых хронически лежала на лицах ее соседей и знакомых. — Тебе жить надоело! — скорее констатировала, чем спросила она.
— Ни то, ни другое, — подытожил мужчина. — Я не сумасшедший. И очень ценю свою жизнь. Как и жизнь любого другого человека. Просто я вижу как страдают люди и хочу помочь им. Нужно прекратить это скотское унижение… Разве ваша жизнь достойна человека? — внезапно спросил он. И Риф поразилась глубине его стального цвета глаз, когда ненароком заглянула в них.
— Я не знаю, — ответила растерянно она. — Об этом я не думала. Вернее, давно не думала, — поправилась она. — Но, вообще-то, наша жизнь не так уж и плоха. Я не скучаю и не всегда голодна. -
Но и не всегда сыта, — усмехнулся Кейт. — Ты знаешь по сколько лет живут фомальдегаусцы и сколько живем мы?
— Я не интересовалась.
— Наш век — 30 лет, в отличие 200-летнего фомальдегауского! Ты умеешь считать?
— Немного.
— Двести лет — это почти семь наших жизней. К тому же фомальдегаусцы проживают свою невообразимо длинную по сравнеию с нашей жизнь не в пример лучше.
— Да? — без всякого выражения удивилась девушка.
— Нам нужен человек, который возлавил бы освободительное движение. В этом регионе города. Желательно, чтобы он был из знатного рода.
— Рада помочь, но ничем не могу. В моем окружении нет нужных вам людей.
Мужчина внимательно посмотрел на Риф.
— Ты будешь нашей принцессой. — Он побледнел. — Потому что ты и есть принцесса… По происхождению и по статусу.
Внезапно Риф увидела большого, жирного кошкохвоста, тайком пробиравшегося к мусорному баку и ей стало жаль, что она повстречала, пусть и симпатичного, но такого навязчивого и очень не к стати подвернувшегося мужчину. В ее положении сытый ужин был предпочтительнее самого хорошего секса. Мужиков у нее и так хватало. Пусть и не таких ухоженных и вежливых, как этот, но тем не менее сильных и выносливых.
Риф собралась уходить и мужчина заметил это.
— Погодите, не уходите! — чуть не взмолился он. И, упав на колени, пополз следом за замухрышкой. — Я проделал опасный путь, чтобы найти вас. — Принцесса, не уходите! — крикнул он.
Риф на секунду остановилась, чтобы кое что прояснить для себя. Но просто из женского любопытства, не более того. Ведь, из всей той тарабарщины, что произнес Кейт, одно слово было ей не знакомо.
— Что такое… принцесса? — с трудом выговорила она. — Это главарь звена бандитов?
Глаза Кейта наполнились неописуемой грустью, когда он услышал такого содержания слова от Риф.
— Принцесса это почти, что Королева, — сказал он. — И очень часто она становится Королевой.
