Руслан Мельников - Охотники на людей
Ага, вот зачем…
Звяк! Прутья клетки вошли в зажимы. Кто-то из охранников дернул рычаг на двери. Зубья закусили решетку.
Железные створки камеры и раздвижные дверцы передвижной клетки сцепились воедино.
Еще поворот рычага. Лязгнуло, скрежетнуло. Двери «номеров» раздвинулись. Вместе с ними открылись и дверцы клетки.
Борис увидел белые стены, облицованные исцарапанным пластиком, узкие нары в два ряда, яркие лампы в сетчатых плафонах на потолке в разводах. Людей, молча наблюдавших за открывшимся, но не дававшим свободы выходом. Кому — выходом, а кому — входом.
Долго разглядывать камеру снаружи не позволила охрана.
— Из клетки по одному — пшли, — прогундел один из конвоиров — невысокий и плотный.
— Живо, живо! — поторопил другой — долговязый верзила.
И, видимо, для пущего эффекта тронул шокером железные прутья.
Разряд. Искра… Да, эффект — что надо. Впечатляет. Устрашает.
Люди в клетке зашевелились. Начали переходить в камеру.
Впрочем, не все. Щерба повиноваться не желал.
— А пошел-ка ты сам знаешь куда?! — Он смачно и метко харкнул через решетку в долговязого.
Плевок повис на наплечной пластиковой нашивке.
Дубинка колизейного нырнула между прутьев со скоростью змеиного броска. Однако ужалить шокер не успел: Щерба вовремя увернулся, отскочил назад.
И нелепо подпрыгнул, словно наступил на ежа. Дубинка другого охранника достала его с противоположной стороны клетки. Разряд ударил в ногу.
Щерба рухнул на пол. Голова сильно ударилась о железные прутья.
— Ты! — Оплеванный верзила указал шокером на Бориса, — Выноси его…
Шокер качнулся к Щербе. Голова у бедняги кровила. Неловко упал, очень неловко.
— Быстро! — поторопил колизейный.
Хищно блеснули острые шипики электропалицы.
Снова попадаться под такие зубки не хотелось. Борис взвалил Щербу на спину и молча втащил его в камеру.
Эти, в черной форме, умели убеждать…
Они вошли последними. За спиной громыхнули, смыкаясь, двери. Лязгнул замок. Что-то звякнуло с той стороны. Видимо, разжались стальные зубья-клещи. Ну да, так и есть…
Через смотровое окошко Борис увидел, как опустевшая клетка отъезжает от камеры. Охрана тоже отошла.
Узники зашевелились. Кто-то шагнул к новичкам.
Глава 32
— Давай-ка его сюда, — Сильные руки подхватили Щербу.
Невысокий жилистый человек со свежим, незатянувшимся еще шрамом на лице и копной рыжих волос помог уложить бесчувственное тело на свободные нары. Шконки в гладиаторских «номерах» чем-то походили на старые медицинские кушетки — узкие, литые из жесткого пластика с плотной слежалой и протертой «пенкой», брошенной поверху. Такие кроватки не боятся ни времени, ни сырости. И паразиты на таких не заводятся.
Оглядевшись, Борис отметил про себя, что нар здесь гораздо больше, чем людей. Что ж, по крайней мере, за койко-место в камере драться не придется.
В дальнем углу стоял унитаз, отгороженный ширмой. Местная параша, надо полагать. В противоположной стороне, ближе к двери, — прикрученные к полу стол и с полдесятка стульев. Тоже — пластик.
Больше никакой мебели не было.
Окна — только смотровые — те, которые в двери. Но вентиляция неплохая: из зарешеченных отверстий под потолком ощутимо тянуло свежим воздухом. И электрического света, в общем-то, хватало.
Между плафонами в металлической сетке торчали, подобно куцым обрубкам сталактитов, раструбы-распылители водяных брандспойтов. На залитом пластиком полу были проложены желоба и сливы, прикрытые мелкой решеткой. Знакомое дело… Принудительная помывка. Как в тресовозке. Хорошую идею всегда стараются использовать повсеместно.
Имелось в камере и кое-что еще. Борис заметил по углам на потолке тусклые глазки двух подвижных видеокамер под небольшими стеклянными колпаками. Расположены они были таким образом, чтобы не попадать под водяные струи и не очень выделяться в свете ламп.
Борис вздохнул. Ладно, постараемся быть оптимистами. Все-таки эта тюрьма не из самых худших.
— Напрасно твой друг сглупил, — обратился к нему рыжий, кивком указав на Щербу, — Против колизейского шокера с голыми руками не попрешь. Не нужно под него подсовываться без особой причины.
Борис промолчал. И о том, что Щерба ему вроде как не совсем друг, а так… земляк, сослуживец по хэдхантерской группе и лоханувшийся товарищ по несчастью. И о том, что сам он тоже не так давно очухался после разряда.
И о том, что отчаяние свободного, полного радужных надежд человека, в одночасье ставшего тресом, — вполне уважительная, по его мнению, причина, он тоже говорить не стал.
— Хорошо хоть, ошейник не включили — шею не пожгли. Наверное, просто активировать еще не успели. Но это дело нехитрое. В следующий раз могут и включить.
Борис угрюмо слушал незнакомца. Честно говоря, не таких базаров он ожидал от сокамерников в первый день знакомства. Каких угодно, но не таких.
А гладиатор со шрамом на лице продолжал — все громче и настойчивее:
— Здесь умнее нужно быть, — кажется, на этот раз рыжий обращался ко всем новичкам сразу, — Гладиаторский ошейник жжет шею так, что потом головы не повернешь. Разряд шокера вырубает любого бугая, и это тоже чревато…
Рыжий красноречиво скользнул взглядом по разбитой голове Щербы.
— А на арене даже легкая травма, полученная до боев, может стоить жизни.
— Тебе-то какое дело до чужих жизней? — устало вздохнул Борис. Эти странные наставления начинали его раздражать.
— Шкурный интерес, — осклабился рыжий. Во рту у него недоставало нескольких зубов. — Самый что ни на есть шкурный. Не больше и не меньше. Во-первых, у нас тут в почете групповые бои. Трес-файтинг — командный спорт.
Улыбка рыжего стала шире и злее.
— За поединки одиночек сейчас платят неохотно. Публика любит, когда стенка на стенку, камера на камеру, когда много крови и трупов. В таких схватках побеждает обычно та группа, в которой меньше калек.
Ясно. Предположим, ясно…
— А во-вторых? — спросил Борис.
— Во-вторых… — Рыжий перестал улыбаться, — Может быть, когда-нибудь представится случай сцепиться с ними…
Он мотнул головой на дверь камеры.
— Может, получится хотя бы до одного добраться. Тогда тем более нужно быть в форме. И живым нужно быть.
— И вы в это верите? — хмыкнул Борис, обводя взглядом сокамерников, — Что удастся добраться?
— Кто-то верит, кто-то — нет, — ответил за всех рыжий, — Но я скажу так: если не верить — долго здесь не протянешь. Нет стимула держаться. Нет надежды. Незачем выходить на арену раз за разом, драться, снова и снова убивать других. Проще самому подохнуть сразу, в первом же бою.
Какие речи, однако!
— Слушай, а ты не боишься? — спросил Борис.
— Чего?
Борис поднял глаза к потолку, указал взглядом на камеры.
— Там, где есть камеры, могут быть и микрофоны.
Рыжий рассмеялся:
— Есть, конечно, а ты как думал? За нами следят и нас слушают круглые сутки. Ну и что с того? Колизейские псы прекрасно понимают, что человек, который попадает сюда, будет мечтать только об одном. А если эта мечта помогает ему злее драться на арене — им это только на руку. Да и вообще… Думаешь, с нами можно сделать что-то худшее, чем уже сделали?
Борис так не думал.
— За явное неповиновение и сопротивление здесь карают, конечно, но за базары в камерах — нет, — вводил в курс дела рыжий, — Колизейским тоже не выгодно из-за пустяков портить бойцов вне арены. Так что пар выпускать позволяют, суки. И объяснять новичкам, что да как, — тоже разрешают. Тут у нас с ними общие цели.
Как это ни странно, но, видимо, все так и было.
— А ты здесь за мать Терезу, чтобы объяснять? — буркнул Борис, — Или за пахана?
Рыжий покачал головой.
— Мамок тут тебе не будет — не надейся. И до настоящего пахана дорасти в колизее трудно. Времени мало, а, мм… ротация большая. Я просто старожил, который продержался здесь дольше других, вот и все.
«Все? Наверное, это не так уж и мало», — решил Борис.
— И как долго ты продержался? — уточнил Борис.
— Шесть групповых боев за плечами, — просто, без похвальбы или рисовки, ответил гладиатор. — Больше таких рекордсменов я пока не встречал.
Слово «рекордсмен» он произнес с тоской и злостью. Помолчал немного, заговорил снова.
— Не знаю, выдержу ли седьмой, — об этом рыжий сказал спокойно и буднично. — Чувствую, что не потяну уже, как раньше. Каждый бой — это новые травмы. Каждая травма уменьшает шансы на победу в последующем бою. Видишь… — Он коснулся шрама на лице. — Или вот. — Гладиатор задрал рубаху. Борис увидел еще три свежих шрама.
— Понятно…
— Георгий, — протянул ему руку гладиатор.
Он подал свою.
— Борис.
Рукопожатие нового знакомого оказалось крепким и хрустким. Такими клешнями только орехи давить. Или чужие шеи ломать на арене.
— Ну, располагайся, что ли, — вполне дружелюбно предложил новый знакомый, — Места вон сколько…
