Владимир Петько - Город (СИ)
Острым ножом он расковырял землю и вытащил стебелёк. Крохотное растение казалось стеклянным. Но за невзрачным видом скрывалась огромная ценность.
Человечество само навлекло на себя беды, когда, пресытившись мёртвым космосом, решило поиграться с иными пластами реальности. Залезло туда, где водились хищники пострашнее, чем человек, разбудило силы, которые были ему не по зубам. Но в кое — чём тоже преуспело, ведь человек такое существо, что дай ему время, ко всему приспособиться. И вот это кое‑что было теперь в руках Дэнила, у которого, в отличие от его умерших предков время было. На вид — маленькая замёрзшая былинка. На деле — продукт генезиса на стыке множества реальностей. Дэнил и сам был таким, как и его названный брат. Но он был побочный продуктом, случайно выжившей ошибкой. А этот стебелек — нет. Чего бы не умел Дэнил, чему не научился, никогда ему не стать вровень с этой травинкой. Пока что мёртвой, но они это поправят. Дэнил тоже побыл немного мёртвым, как и Чеслав — что с того? Они вернулись, став от этого только сильнее…
Чеслав слегка толкнул Дэнила в плечо и тот отвёл замотанное тряпками — бинтами лицо от своего сокровища. Взял у Чеслава небольшой футляр из толстого белого материала, положил стебелёк и завинтил крышку. Уйти обратно они могли и отсюда, без всяких порталов, спасибо невидимым экспериментаторам. Вокруг стал сгущаться туман, словно и нет жуткого холода, начал скрадывать очертания зала, потом и фигур, оставив вскоре от мира только монотонную белизну…
— Валентин… Валентин! — Давер глядел куда‑то вдаль и тряс меня за плечо.
— Что такое? — пробормотал я.
— У нас проблемы.
Глава 29
Мы лежали за камнями, наблюдая за черноголовыми. Тех было не так много: две группы человек по десять. Они шли параллельными курсами, одна группа впереди, другая в полусотне метров сзади. Что‑то вроде патруля, решил я. Хотя что здесь, спрашивается, патрулировать. Этот мир мёртв, только призраки разгуливают…
Через пять минут патрульные скрылись за левым холмом. Мы выждали ещё четверть часа, после чего двинулись вправо, не пересекая невидимую линию, по которой проходил маршрут черноголовых. Наверное, правильнее всего было повернуть назад, ввернутся к куполу с порталом и потом… Не знаю, что потом. По крайней мере не попадёмся черноголовым. Хотя не факт, что в той стороне их нет, помнится, какой‑то свежеобтёсанный кол на холме стоял… Они боятся и избегают призраков, вот мы и не встретили никого. Но наш невидимый спутник остался позади, в городе застывшего времени и возвращаться под его защиту у меня не было никакого желания. Какие мотивы двигали Давером, Ференц не сказал, но идти назад он тоже не хотел.
И мы пошли вперёд. Точнее вправо. Развалины кончились, их сменили кучи ржавого железа и редкая чахлая растительность. Снова пошел дождь, в носу чесалось от резких, таких живых запахов: мокрого железа и мокрой же травы. Не подходили такие запахи этому миру, они были здесь неуместны, как детский смех ночью на кладбище. В лицо дул ветер и неслись по небу серые обрывки туч.
Чем дальше мы шли, тем целее становились механические останки. К вечеру большинство из них имело вполне осмысленные очертания. Немного фантазии и можно представить, для чего служил тот или иной механизм. Этот когда‑то летал, тот рыл землю, ещё дальше большой погрузчик… Хотя, вполне возможно, что всё ровно наоборот. Но в предназначении самого большого и целого из них нельзя было ошибиться. Высотой метров десять, с покатыми боками, покрытый тускло — серой бронёй и парой коротких труб, торчащих из башни.
— Слушайте, вам не кажется, что всё повторяется, как во вчерашнем дне? — неожиданно спросил Давер, рассматривая бронированную махину.
— В каком смысле?
— Вчера мы начали свой путь из развалин, к обеду они стали целыми, сохранившимися зданиями, а к вечеру снова стали кучами щебня. Сегодня у нас вместо зданий машины, да и идём мы среди них не с самого утра. Но посмотрите — на окраине этой свалки лежали лишь ржавые огрызки, а через пол дня ходьбы мы стоим у целого, почти неповреждённого танка…
— Кого? — переспросил я.
Давер ткнул пальцем в серого гиганта.
— И что по вашему это значит?
— Не знаю. — Давер оглянулся. — Вы не чувствуете… снова чьё‑то присутствие?
Я прислушался к собственным ощущениям.
— Нет, не чувствую.
— Наверное нервы, — пробормотал Давер. — Предлагаю остановиться в этом гиганте. — Он кивнул в сторону открытого люка, темнеющего овальным провалом в толще брони. — Сдаётся, это самое безопасное место в округе.
Меня интересовало только одно — сухо ли там? Ференц залез первым, включил фонарик, что‑то одобрительно проворчал. Гулко застучали по железу ботинки. Я нырнул в темноту головой вперёд и стал ждать, когда глаза привыкнут к мраку. Приглушённые шаги Давера неслись уже откуда‑то сверху. Через минуту, освещённые слабым светом пасмурного вечера, проступили очертания тамбура. Собственно, его, как такового, не было — прямо перед моим носом начиналась крутая лестница, зажатая меж двух голых стен. Я поднялся, осторожно пошел вверх. Стало совсем темно, я сбавил шаг, оперся ладонями о стены.
— Вы где? — совсем рядом спросил Давер и в глаза мне ударил невыносимо яркий свет.
Я зажмурился, до боли в глазных яблоках, и выругался.
— Простите, — сказал Ференц и свет ушел вбок. — Пойдёмте, я нашел подходящее место.
Кажется, это было самая верхняя комната во внутренностях машины. Командный центр. Голова упиралась в слишком низкий потолок. Четыре узких щели, как раз на уровне глаз, заменяли окна. Света из них хватало только на то, чтобы примерно представить, где находишься. Луч Даверовского фонаря выхватывал мёртвые черные экраны, пульты со множеством кнопок, низкие глубокие кресла.
— Здесь будет удобно, — сказал Давер. — Пойду только люк закрою…
Он вышел, я нащупал одно из кресел и сел. Оно просело подо мной, спинка, и без того низкая, ушла назад. Моё тело приобрело скорее лежачее положение, чем сидячее, но было действительно удобно. Я стащил ботинки, размял ноющие ступни, после чего закинул ноги на ближний из пультов. Возникла резонная мысль: как Ференц закроет чертов люк, если тот несколько тысяч лет ржавел в одном положении? В ту же секунду раздался жуткий скрип, такой низкой тональности, что больше походил на вибрацию. Сразу за ним едва слышный удар, дрожью пробежавший по корпусу танка.
— Заклинило немного… — сообщил поднявшийся Давер.
Я уже рылся в рюкзаке, ища еду, поэтому только кивнул, не сразу сообразив, что в темноте Ференц ничего не увидит.
— Давайте ужинать, — сказал я, чтобы хоть что‑то сказать.
Камней с историями у меня больше не было, к тому же давала знать о себе усталость. Поэтому я последовал примеру Давера — завалился спать, едва дожевав последний кусок.
Во сне я стоял перед своим домом. Тускло светила молодая луна. Пахло только что прошедшим летним дождём. Шелестел над головой в ветвях дубов и вязов легкий ветер.
Я обошел крыльцо и встал напротив окна в гостиную, так чтобы свет из дома не падал на меня. Народу внутри — не продохнуть. Бабушки и дедушки, дяди и тёти, двоюродные и троюродные братья и сёстры. Все при параде.
— Чего они празднуют? — спросил я.
— Твой день рождения, — раздался из‑за плеча такой знакомый голос.
Я повернулся.
— Привет, мам.
— Привет.
На ней самое любимое платье, светло — серое, из какой‑то новомодной ткани, с эффектом внутреннего свечения. При этом на ногах старые потёртые тапочки. Без туфель на каблуке она мне едва до плеча достаёт. Так я и смотрел на неё, сверху вниз, как на ребёнка. Она же строгим взглядом уставилась в окно.
— Вообще‑то до него почти полгода, — сказал я.
— Они празднуют день рождения нового тебя. Того, что увидел и пережил много плохого, но не сломался и не озлобился…
— А мне кажется, что и сломался, и озлобился, — вставил я.
— … и по — прежнему любишь и свой город, и свою семью, — закончила мама, не обратившая внимания на мои слова.
Что за дурацкий сон, подумал я.
— А ты почему здесь стоишь?
— Тебя жду, — ответила мама.
Я не нашелся, что сказать на это. Минуту мы стояли молча.
— Ты же на самом деле не моя мама, — сказал я.
Она отвернулась от окна и в первый раз посмотрела на меня.
— А кто же я? — спросила она с сарказмом.
— Ты Антон. Ну, то есть часть города…
— То есть, ты хочешь сказать — я похожа на мужика?
— Да причём тут похожа? Я совсем не про это…
— Родная мать, которая тебя родила и воспитала?
— Да я вообще не про это! — крикнул я.
— Не кричи на мать!
Она глядела на меня, сдвинув брови. Прямо как в детстве, когда я смотрел на неё сверху вниз.
