Виктор Глумов - Дети сектора
Генерал Баранников встрепенулся, Шейх вскочил, опрокинув стул, и уставился на мужика странной наружности, профессора. Мансуров увлекался старым кино. Этот синеглазый чудак с длинными седыми космами напоминал Алена Делона (был такой французский актер) в старости.
– Нам удалось связаться с кораблем!
Шейх молча рванул к выходу. Генерал ломанулся за ним.
Черт, а ведь работает! В спешке чуть контакт не угробили. На месте генерала он выписал бы премию человеку, который осуществил контакт. Или орден. Хотя какое это имеет значение теперь? Каждый работает на общее благо.
В захламленном подвале на коленях возле передатчика сидела черноволосая девушка, что полчаса назад делала ему перевязку, и болтала с Астраханом. Скрестив руки на груди, о стол оперся бородатый коротышка. Мансуров пожал ему руку:
– Спасибо за проявленную инициативу!
– Да я что, – пропищал тот. – Это ее инициатива.
Заметив Шейха, девушка поднялась и улыбнулась от уха до уха. Он и ей пожал руку, поблагодарил и отправил спать. Девушка упорхнула, пожелав всем удачи. Мансуров проговорил:
– Астрахан, пожри тебя Сектор! Вот уж не думал, что буду рад тебя слышать!
Передатчик ответил голосом Данилы Астрахана:
– Аналогично. Но ты мне должен финальную битву, начальник. И вообще, ты герой, что живым из Сектора выбрался. Да еще так быстро! Сколько времени у вас прошло?
– Сутки. Сейчас около пяти утра. У нас тут…
– Мне уже Яна все рассказала. Давай будем решать, что делать. Переходим к нашему плану с большим бум. Нас наверняка слушают, говорить надо в таком же ключе. Понял меня? Сколько вам понадобится времени, чтобы пройти Сектор?
Шейх сначала не сообразил, что от него требуется, но вскоре понял: все разговоры слышит Улей, и Астрахан хочет дезинформировать его. Беседу нужно вести так, чтобы чужие не поняли, о чем речь. Если Улей сообразит, что люди собираются сделать, то просто задавит их в Секторе.
– Мы в Питере. Часов восемь, чтобы до Твери добраться, и часов десять на штурм Сектора. Итого восемнадцать. Если все сложится удачно и по нам не долбанут сверху. Эти твари быстро учатся. Теперь мы подойдем к вопросу правильно и сумеем взорвать Глубь. Вы должны успеть эвакуироваться.
– Мы хотим попробовать взорвать двигатель, мало ли что будет с вами. Генератор не получилось, но мы были в отсеке, где много поршней. Наверняка там же двигатель.
Поймав удивленный взгляд генерала, Шейх все объяснил ему на ухо. Астрахан сказал:
– Безумно рад, что мы друг друга поняли. Значит, эвакуироваться нужно через четыре часа? У нас-то время течет быстрее.
– Выходит, так. Начинай считать.
– Я понимаю и разделяю вашу радость, – пробасил генерал. – Но у нас каждая секунда на счету, и нам нужно перейти к делу.
Шейх шагнул назад. Генерал оседлал единственный скрипучий стул и заговорил:
– Данила Астрахан? Я, генерал Вадим Георгиевич Баранников, нам с вами следует обговорить детали, чтобы операция прошла с минимальными потерями.
– Я вас слушаю, – ответил Астрахан. – Вам ведь рассказали, в каком ключе вести беседу?
Шейх сел на пол и приготовился внимать. Оказывается, генерал уже все обдумал и просчитал. Мансуров был согласен с каждым пунктом его плана, Данила – тоже. Вся ответственность лежала на плечах бывшего диверсанта, непокорного подчиненного Шейха. От него требовалось выжить и открыть шлюз. Если он погибнет, штурм Глуби потеряет смысл.
Диалог длился с полчаса. Астрахан обещал оставаться на связи. Когда генерал отключился, Шейх вспомнил, что хотел спросить у Данилы: выжил ли патлатый наемник Рэмбо, отличный профессионал и товарищ.
Позже, все – позже. Сейчас нужно в медблок, удалить пулю из бицепса, потом – провести беседу с выжившими следопытами, их уже начали доставлять в конференц-зал, затем – поспать хотя бы четыре часа. Переться в Сектор в таком состоянии – самоубийство.
На улице рассвело, но прожекторы не выключили. Туда-сюда бегали военные в камуфляжах, люди в гражданском таскали мешки, рычали БТРы, вертолеты кружили над штабом, как птицы над гнездом.
На Шейха никто не обращал внимания. В суматохе он выделил носатого лысого мужичка с вещмешком через плечо – сутулого, с намечающейся плешью. Мужик растерянно озирался, но обратиться к военным не решался. Что-то было в нем знакомое, понятное. Шейх присмотрелся к нему и все понял, подошел и спросил:
– Следопыт?
– Да, а откуда…
– Я – тоже. Идемте со мной, покажу, где мы собираемся.
Над крышами казарм небо вспыхнуло багряным, окрасило алым перистые облака, в окнах верхних этажей отразилось рубиновое солнце. Сегодня Сектор напьется кровью.
В зале собралось человек двадцать следопытов, никого из них Шейх не знал. Молодой парень с шапкой бронзовых кудрей поднялся и проговорил:
– Morituri te salutant![5]
Его глаза сияли решимостью, губы были поджаты.
– Присаживайтесь. Хорошо, что вы осознаете, куда идете. Я тоже осознаю и пойду с вами. А теперь я расскажу, что происходит, и дам краткие инструкции, которые нужно будет выполнять.
* * *Росс так вымотался, что уснул сразу после душа, но даже во сне ему не было покоя. Человечество погибло, он остался последним, бродил по темным подземельям, звал Яну. Отчаявшись, стал искать хоть кого-нибудь, но находил лишь вздувшиеся трупы. Наверху с ревом ездили машины, доносились голоса…
А ведь это уже не сон! За окном светло, рядом что-то теплое. Росс перевернулся на спину, осторожно убрал Янину руку и встал. Брат девушки похрапывал на спальнике с краю. Профессора Гинзбурга не было – то ли еще не ложился, то ли ночует… точнее, днюет в другом месте.
Надевая штаны, он выглянул в окно: на площадке перед казармами рядком выстроились БТРы – не динозавры, а вполне современные машины – в них грузили мешки и ящики с боеприпасами.
Неразборчиво прокричали в громкоговоритель. Неужели на Питер нападали? Или готовят подкрепление для форпостов? Росс поймал себя на мысли, что ему все равно, он действует механически. Он покосился на Яну: девушка спала на боку, вытянув руки, и улыбалась. Интересно, откуда такая радость? Яна сошла с ума, или он проспал хорошие новости? Впрочем, будить и расспрашивать боевую подругу он не стал.
Умывшись, Росс вышел на улицу, где царила небывалая суета. Первым делом он обратил внимание, что усилилась охрана воинской части: помимо автоматчиков, расставленных вдоль забора, за безопасностью стратегически важного объекта следили с воздуха.
Росс покинул двор-«колодец», миновал две казармы. Расположенный за ними пустырь заполонили машины с брезентовыми кузовами. Одни уезжали, на их место становились другие, военные их разгружали, распределяя мешки по трем кучам, оружие сваливали на брезент возле стоянки старинных КРАЗов.
Подойдя поближе, Росс оторопел и попятился: лица людей были одинаковыми. Точнее, они отличались величиной носа, цветом и разрезом глаз, шириной скул – выражение у всех было общее, некая торжественная сосредоточенность. В старинных фильмах герои Великой Отечественной уходили на фронт с такими же лицами, их глаза точно так же лучились уверенностью и торжеством. Их связывало одна цель, они были единым целым.
Тогда Росс думал – пафос, сейчас понял: иначе нельзя. Если не вдохновишься важностью своего дела, не поймешь, что если не ты, то никто, ты отступишь, струсишь в последний момент.
Из громкоговорителя полился усталый голос:
– Добровольцев просьба пройти к полевой кухне для записи. Повторяю…
Добровольцев? «Все-таки проспал, – понял Росс. – Вчера случилось что-то важное. Нужно узнать подробности».
Полевую кухню он нашел по запаху. Ее разбили на стадионе. Вокруг огромного шатра палатки прямо на росистой траве сидели молодые мужчины и гремели ложками о миски. На шатре висела надпись: «Приемный пункт». Росс отодвинул подол и шагнул в палатку.
Пожилой усатый майор регистрировал мужчину, сидящего спиной к выходу. Сделав запись в журнале, он подвинул его к добровольцу, тот расписался, взял из кучи красную повязку и обмотал плечо левой руки.
– Следующий, – уронил майор.
Росс сел на освободившееся место, представился. Майор затребовал паспорт.
– Утерян, но я помню свои данные наизусть, включая номер и серию паспорта. Я прибыл вчера ночью и не знаю подробностей. Не могли бы вы…
– Задание: доставить груз к Глуби, – грустно глядя в упор, говорил майор. – Нужно будет идти в Сектор с грузом. Я верю вам на слово и регистрирую.
Росс диктовал и наблюдал, как майор каллиграфическим почерком заносит его в список под номером 940. Записывая, он задавал сопутствующие вопросы:
– Хронические заболевания? (остеохондроз шейного отдела). Имели ли место нервные расстройства? (минус). Семейное положение? (не женат). Дети? (минус). Есть ли опыт пребывания в Секторе? Нет? (минус). Владение огнестрельным оружием? (плюс). Опыт ведения боевых действий? (плюс). Фактический адрес проживания? (аналогичен регистрации).
