Вячеслав Кумин - Адам. Метро 2033. Новосибирск
– Верно. Мы пытаемся вывести новый вид человека, которому внешняя среда не будет являться враждебной как сейчас.
– И как?
– Увы, ты сам все видел. Эксперименты удались только наполовину и их результат – черные люди. Внешняя среда действительно им уже не враждебна, но… есть побочный эффект, который мы пока никак не можем преодолеть.
– Их животные реакции?
– Да. Что-то переклинивает в мозгу у выживших или вовсе напрочь отмирает. Но, мы на пороге преодоления и ты послужишь делу науки, ради будущего для всего человечества. Разве не в этом заключается смысл человеческой жизни – служить другим людям?
Адам содрогнулся.
– Вы это служение понимаете слишком уж… слишком. То что вы делаете бесчеловечно.
– Ну ты еще об этической стороне мне скажи, – засмеялся Токарев.
– И скажу! Разве не такие понятия как этика и честь определяют человечность? Если отринем это, станем такими же животными, как и морлоки с черными людьми, только просто чуть разумнее.
– А если не отринем, то вообще исчезнем. Ну, хватит разговоров, – встал президент и направился к выходу, – пора приниматься за работу.
– Постойте…
– Да? – обернулся Станислав Токарев.
– Раз уж я приговорен и шансов у меня никаких, то можно пару просьб?
– Пожалуйста.
– Ответьте, мой отец, он…
– Увы, он был объектом нашего эксперимента.
Адам сжал зубы.
– И что с ним стало?
– Погиб от неудачного забора спинномозговой жидкости, по случайному совпадению, почти сразу после твоего прибытия сюда в качестве пациента.
– А… а…
– Твоя девушка?
– Да.
– О! Это наша надежда! – неожиданно с жаром воскликнул президент Токарев. – Она наша надежда на полный успех! Даже не столько она, сколько ее и… твой ребенок. Потому собственно мы и активизировали программу по забору подопытных, которую ты нам почти сорвал своими слухами. Шалун.
Адам готов был ринуться на этого ублюдка и порвать голыми руками, но увы, любое резкое движение и тем более попытка броска, только вызвало бы его комичное падение на пол.
– Я могу ее увидеть?
– Хм-м… волне. Тем более нам по пути.
Охранники поддерживали Адама, следующего за президентом Академгорода чтобы он не упал. Кандалы не позволяли делать шаг длиннее собственной ступни, так что приходилось часто семенить, а это очень неудобно и плохо влияет на устойчивость.
– Кстати говоря, она уже была легким мутантом… Ты об этом знал? – не оборачиваясь произнес Токарев. – Ну, если и не знал, то наверняка где-то в глубине души догадывался. Впрочем, ее мутация была столь безобидна, что вряд ли привела к чему-то большему, чем просто появлению людей с синими волосами. Но мы усилили ее мутантный потенциал, нашими средствами и это дало первый положительный результат. Ребенок… Да, ребенок вырастет тем еще монстром… это уже ясно сейчас.
– Что вы имеете ввиду? – с дрожью в голосе спросил Адам. – О чем вы говорите?
– О его звериной сущности, причем в том числе и физическом плане. У него уже сейчас усилены ногти, которые в будущем несомненно превратятся в когти. И, ты бы видел его зубки… первыми вылезли клыки… прямо вампиреныш какой-то.
– Это все вы… вы превратили ее в монстра! Ненавижу!
– У тебя на это есть полное право. Ну вот, мы собственно уже пришли…
Президент показал на дверь и открыл широкое окошко, застекленное чуть мутноватым из-за многочисленных мелких царапин оргстеклом.
Адаму от увиденного стало плохо. Сны не обманули его. Да и сны ли это были? Вряд ли…
«Мальвина, моя Мальвина, лучше бы ты действительно погибла, чем превратилась в это…» – невольно подумал он.
Но надо признать, что она была по-своему красива, даже прекрасна с гривой вьющихся серебристо-синих волос. Если бы только еще не эта темная блестящая кожа…
Мальвина наконец заметила что за ней наблюдают, повернула голову к дверному окну и злобно оскалилась тихо зарычав. Но что-то почувствовав, замолчала, встала и подошла.
– Адам… – как-то странно прошипела она, на змеиный манер, как удав в мультике про Маугли. – Я ждала тебя… Звала…
– Я знаю. Прости, что не пришел… Не мог… Не знал…
– Я понимаю… и прощаю… Ева… У нас есть ребенок…
– Я знаю.
Мальвина улыбнулась и провела ладонью по стеклу, словно по его лицу.
– Куда эти тебя ведут?..
Адам не ответил вслух, может мысленно… Но мысль видимо достигла цели, потому как Мальвина вдруг взъярилась, бросилась на дверь, да так что дрогнули косяки, а люди настороженно отпрянули, даже Адам.
– Нет! – закричала она, а через несколько секунд ее крик превратился в рык.
Президент закрыл окошко в камеру с беснующейся Мальвиной.
– Идем.
57
Адама, чувствовавшего себя как во сне, когда ничего нельзя сделать как бы ни хотелось, приволокли в другую более просторную камеру отделанную белыми плитками. В центре стояла кушетка со всеми атрибутами пыточного стола – ремнями, для удержания тела. К этой кушетке Соколова и привязали.
«Теперь уже никто не придет и не спасет», – подумал он в странном безразличии.
Появились люди в белых халатах, но вряд ли доктора, хотя в руках одного из них находился пакет для установки капельницы. Адама облепили датчиками и подключили к приборам. После всех тестирований, вонзив иглу в руку, стали закапывать какой-то препарат желтого цвета.
– Что это за моча?
Президент, наблюдавший за процедурами непосредственно в операционной, коротко хохотнул.
– Ты первый кто тут пошутил, – пояснил он. – Остальные как правило кричали и обделывались от страха. Вонь я тебе скажу неописуемая, приходится в противогазах работать, – похлопал Станислав Токарев по сумке на боку, где несомненно лежало средство индивидуальной защиты.
– Да я тоже готов. Могу доказать…
– Лучше не стоит. Сам же потом дышать будешь… вентиляция тут не ахти. А подопытным мы противогазы не даем, не из вредности, а чтобы результат как говорится, был налицо. Что касается мочи, то это мутаген изготовленный из… скажем так, не без помощи твоего ребенка. Так что можно сказать, родная кровь в тебя вливается. Плоть от плоти… Не то что раньше. Первые образцы мы брали вообще у морлоков…
– Я думал они тоже ваши…
– Нет, они естественные уроды.
– А вампиры в Речном порту?
– С которыми вы разделались? Просто больные уроды, мы к ним тоже никакого отношения не имеем. Так вот первые образцы мы брали у морлоков и даже различных животных, так что первые подопытные на которых мы испытывали препарат дохли как мухи. Потом брали у выживших, подчищали и действовали дальше. Так что этот препарат по сравнению с первыми просто эликсир. Между ними такая же разница как у презренной сивухи с шампанским. Я бы даже сказал, что вам молодой человек оказана честь одним из первых испытать этот препарат. Его только-только изготовили в достаточных количествах. Все-таки с ребенка много не взять…
– Кстати, что с моим напарником?
– Ты с ним возможно еще встретишься…
– Изверги.
– Все во имя и благо человечества.
– Обычно люди, оперирующие подобными лозунгами, делали только хуже.
– Так и есть. Но, в нашем случае хуже уже быть не может.
– Уверены?
– Абсолютно, – кивнул Токарев. – Если не получится, нам так и эдак грозит вымирание, вопрос лишь во времени. А теперь лежите и постарайтесь не дергаться молодой человек. Не могу сказать, чтобы вы получали от процесса удовольствие, потому что будет как раз наоборот. Будет больно, очень больно… Я не садист, и дал бы обезболивающее, но увы это не поможет, просто потому что изменению подвергнется и мозг в том числе.
Адама от этого все же невольно проняло. В животе противно заурчало.
– Так вырубите меня совсем, – предложил он.
– Не поможет. Только потом хуже будет. Уже опробовано не раз и не два. Лучше если к боли вы будете привыкать постепенно, насколько это вообще возможно, чем она обрушится на вас в полную силу в момент пробуждения. Так и кони двинуть не долго.
– Спасибо за разъяснения.
– Это мой долг, – снова усмехнулся президент, отдавая должное выдержке парня.
Сделав свои дела, проверив, все ли ремни на подопытном закреплены как следует, капельницу, скорость ввода препарата, экспериментаторы покинули палату-камеру и Адам остался один на один с самим собой.
– Ну, вот и все… – прошептал он, почувствовав легкое жжение и уколы по всему телу. – Препарат начал действовать и скоро я превращусь в монстра пожирающее сырое мясо куринозавров, даже не догадываясь, что его вообще-то можно поджарить.
Боль длилась дольше вечности. Невыносимая, всепожирающая, ей не было начала и конца. Он прочувствовал ее всю, даже ни разу не провалившись в беспамятство, она выдергивала его из желанного забытья. Боль что он испытал во время пыток устроенных ему сподручными инквизитора ничто, нежная ласка, по сравнению с тем что он испытывал сейчас. Этого нельзя было перенести, но он перенес захлебываясь криком, изрыгая кровавую пену, срывая голос и корчась так что рисковал вывихнуть себе руки и ноги несмотря на крепкие путы. И лишь спустя бесконечность боль начала отступать.
