Аарон Дембски-Боуден - Дар Императора
— Но Гиперион…
— Ты перестанешь нянчиться со мной? Я — Серый Рыцарь Титана, а не дитя.
Один из сервиторов не попал в паз на предплечье, и сверло заскрежетало по оставшейся части субдермальной брони. Я ладонью врезал по бестолковому существу, почувствовав, как сломалась его челюсть.
— Уйди от меня. Аксиум, сними с меня оставшуюся броню. Сейчас же.
Сервитор, которого я ударил, пытался встать. В глазах у меня помутнело. Мгновение спустя корабль вздрогнул, заставив меня пошатнуться.
— Нас атакуют! Капитан Тальвин?
На меня обрушились голоса. Я не мог различить их. К ним присоединились руки, которые вцепились мне в доспехи. Анника. И Аксиум. Они показались невообразимо высокими.
Я отпихнул их сфокусированным импульсом кинетической силы. Вот только… они не сдвинулись с места.
+ Сотис? + донесся до меня голос Малхадиила из медицинского отсека. + Сотис? +
Я на коленях? Да. На коленях.
— Помогите встать, — сказал я.
— …вроде инсульта… — говорил Аксиум.
— …кровоизлияние… — вторил ему голос. Женский голос. Мягкий. Мне вдруг стало интересно, умел ли он петь. Моя бабушка пела мне, в другой жизни.
— … в стазис. Во имя шестеренки, в стазис его…
Я засмеялся. Во имя шестеренки. Что это вообще значит? Марсианская ругань казалась мне бессмысленной.
+ Помогите встать, + вырвалась из меня яростная волна. Никто не ответил. Даже несчастный, сломленный Малхадиил.
— Помогите встать. Я не хочу умереть на коленях, как Галео.
Я схватил чью-то руку. Она была из серебра. Под моей хваткой кисть смялась и прогнулась, слишком мягкая и хрупкая для моего кулака.
Откуда-то издалека донесся крик Аксиума. Я даже не подозревал, что он способен на такое. Я моргнул, но в глазах не прояснилось.
Кто-то назвал мое имя. Анника, наверное. Кто-то упомянул о стазисе.
— Я — Серый Рыцарь Титана, — сказал я. — Я… я — молот.
А затем опустилась тьма.
Глава восемнадцатая
ШРАМЫ
Едва я открыл глаза, их резануло стерильно синим освещением апотекариона. Я находился не в медицинской палате «Карабелы» — это был полноценный апотекарион, способный обеспечивать нужды всего братства во время войны.
Я знал это место. А как же иначе? Операционная на борту «Огня рассвета», флагмана Восьмого братства. Вдоль стен тянулись ряды мониторов и сверкающего сталью медицинского оборудования.
Я сел, принявшись отсоединять от тела биомониторные контакты и трубки подачи питательной массы.
— Мертвый пробудился, — раздался позади меня голос.
Я узнал его еще до того, как увидел, и поприветствовал, уже оборачиваясь.
— Надион.
На нем был широкополый серый халат — скромное одеяние бездоспешного рыцаря, занятого медитацией или наукой. Рукава были закатаны, а руки обтянуты перчатками из прозрачного тонкого пластека, чтобы избежать случайного заражения или инфекции.
На обритой голове Надиона сверкала многочисленная аугментика. Половину черепа ему заменили всего за пару лет до того, как я заработал свои доспехи.
— Я ожидал, что ты встанешь не раньше, чем через пару часов, — сказал он. — Как себя чувствуешь?
Припоминать полученные раны показалось мне неблагодарной затеей.
— Бывало и лучше, — признался я, надеясь, что этого хватит. — Я едва помню, что случилось.
— Твой экзекутор-примарис, Аксиум, спас тебе жизнь. Он поместил тебя в стазисную камеру, когда у тебя случился… ладно. Случилось множество тяжелейших реакций на психический выплеск. Я подготовил тебе список, сможешь прочесть его на досуге. Надеюсь, ты готов к терминам вроде: «кровоизлияние», «закупорка кровеносного сосуда» и «риск нервных повреждений». Тебе еще повезло, учитывая, как ты высвободил свои силы. Будь ты обычным человеком, то умер бы прежде, чем смог удержать клинок хотя бы секунду, не говоря уже о том, чтобы сломать его.
— У нас не было выбора, Надион. Мне следовало что-то сделать.
— Я не критикую тебя, брат. Но я сохранил для тебя также результаты биоауспикации. Повреждения нервной системы и множества кровеносных сосудов едва не стали смертельными. И обязательно бы стали, если бы Аксиум не закрыл тебя в стазисе до моего прибытия.
Трон, я вообще пока с трудом соображал. Помнил, как теряю сознание. Едва. Даже это казалось мне скорее сном, чем воспоминанием.
— Когда ты прибыл?
Надион обладал такой же лишенной возраста внешностью, как и большинство воинов, ставших Адептус Астартес. О нашем возрасте свидетельствовали шрамы, которые мы носили. Те, кто сражался и не получил ни единой царапины, выглядели примерно между двадцатью и пятьюдесятью, в равной степени походя на юношу и на зрелого мужчину.
Тайны генетики, использовавшиеся при нашем создании, никогда не переставали удивлять меня. Кое к чему просто нельзя привыкнуть.
Апотекарий нажал несколько кнопок на гололитическом проекторе рядом с моей огромной кроватью. Он вывел подробности операции и начал прокручивать визуальные архивы, попутно рассказывая мне о случившемся.
— Мы прибыли девять стандартных дней назад. Другие из нашего ордена, конечно, оказались здесь намного раньше. И отвечу на твой следующий вопрос, пока ты сам его не задал. Ты пробыл без сознания сто тридцать один день. Я ухаживал последние два дня и две ночи, — он посмотрел на меня немигающим темным взором. — Как твоя голова?
— Сто тридцать один день? — переспросил я.
— Видимо, со слухом у тебя все в порядке. А теперь будь добр, ответь на вопрос.
— А как же война?
— Война окончена, Гиперион. Она окончилась тогда, когда вы с Таремаром убили князька Кровавого Бога. Осталось лишь зачистить остатки скверны.
Подозреваю, что миллионы людей на Армагеддоне, которые вот уже полгода непрерывно сражались, могли бы поспорить с его словами, но орден обычно рассматривал все именно в таком свете.
Я пробыл с Анникой слишком долго, если вообще начал рассматривать другие варианты.
— Сколько прибыло рыцарей?
Надион оторвался от биогололита и посмотрел на меня.
— Почти две сотни. Три боевые баржи, включая «Огонь рассвета». Мы прибыли во всей мощи, брат, один за другим, как только смогли. Представь наше разочарование, когда мы узнали о вашем героизме еще за месяцы до нашего прибытия.
— Не своди все к шутке, Надион. Там погибла сотня рыцарей. Сотня. Это существо… оно шло через нас, будто кинжальный ветер. Я не видел ничего подобного. Оно собирало нас, пожинало наши жизни. У меня просто нет других слов.
— Прости меня. Я не хотел тебя обидеть, брат. Я скорблю вместе с тобой.
Я кивнул, хотя движение заставило меня поморщиться.
— Я заметил, — сказал Надион. — И спрашиваю опять, как твоя голова?
— Гудит в такт с сердцебиением. Как я уже сказал, бывало и лучше.
Мой взгляд упал на гололитический дисплей, где отображались мои раны и операции, которые провели после извлечения из стазиса.
Я моргнул при виде пятна тьмы, закрывавшего левую половину моего дергающегося гололитического черепа.
— Это…
— Да. Оно самое. Вот почему я спрашивал, как твоя голова, — сказал Надион.
Я потянулся к щеке, и пальцы звякнули о холодный металл. Я не знал, что сказать. Вместо этого просто погладил металл, ощупывая его края. Тонкие швы плавно соединяли металл с кожей.
— Давление в твоей голове раскололо череп в этих местах… — Надион указал на гололит, но мне едва ли требовался снимок, чтобы догадаться, где меня изувечило. Я чувствовал это пальцами.
— Так меня не ранило в бою, Надион. Зачем ты это сделал?
— Успокойся, брат. Речь идет о психическом давлении. А если ты до сих пор не понял, о чем я веду речь, то просто поверь мне на слово, тебе повезло, что твоя голова вообще не лопнула. Ты только усугубил раны, когда начал использовать силы после пробуждения на поле боя, — он окинул меня пристальным взглядом. — Это было неразумно. На самом деле это было очень глупо. Тебе стоило бы знать.
— Я должен был увидеть смерть Галео.
— Только Галео?
После того, как Малхадиил очнулся и я погрузил его на боевой корабль, я отправился обратно к Галео. Я не мог сопротивляться, мне следовало узнать. Это я хорошо помнил.
Я нашел труп капитана Таремара. Его смерть была именно такой, как и описал Бранд Хриплая Глотка, — один человек с золотым мечом против громадного зла, хотя из слабых вспышек внутреннего зрения я понял, что бой продлился недолго. Ни один человек не смог бы устоять против такого противника продолжительное время.
— Нет, — согласился я. — Не только Галео. Пока я лежал без сознания, погибла сотня моих братьев, Надион. Я должен был увидеть, что с ними стало.
— Твои братья умерли, пока ты был в коме, глупец. Ты был не просто «без сознания», — он вздохнул, отключив гололит. — Когда ты тянулся к ним, увидел ли что-то важное? Образы были четкими?
