Аарон Дембски-Боуден - Дар Императора
— Держись, — сказал я ему. — Помощь уже в пути.
+ Малхадиил, + напряженно отправил он снова.
Тогда я и заметил окровавленную серебряную перчатку, погребенную под тремя изуродованными телами в доспехах. Первого я отбросил телекинетическим импульсом, скатив мертвого Пожирателя Миров с груды трупов. Даже от такого усилия я пошатнулся, в глазах все посерело. Я упал на колени и принялся раздвигать тела руками.
Малхадиил лежал там же, где я видел его в последний раз, повалившись лицом на землю, протянув руку к одному из упавших мечей. За прошедшие часы враг не пощадил его. Его доспехи пострадали даже сильнее моих — вся их задняя часть была иссечена и превращена в месиво. На разбитой броне на плечах и спине красовались следы от цепных клинков. Силового ранца нигде не было видно.
Что еще хуже, левая рука Мала у локтя оканчивалась раной из рассеченного керамита, оборванных кабелей и покрытой струпьями плоти.
Лишенные энергии, его доспехи не могли соединиться с моим ретинальным дисплеем, поэтому я не мог увидеть его жизненные показатели. Мне потребовалась невероятная концентрация просто для того, чтобы собрать достаточно энергии и потянуться к брату психическим чувством.
— Это твои братья? — спросил Хриплая Глотка.
— Тихо, — отрезал я.
— Ты жалкий сукин сын, Сломавший Клинок.
— Помолчи, пожалуйста.
Плохо дело. Я не мог сосредоточиться. Мне пришлось стянуть с Мала шлем.
Пока я трудился над замками на воротнике, чтобы высвободить окровавленное лицо брата, его оставшаяся рука вцепилась мне в запястье. Он схватил его, схватил крепко и сквозь боль прошептал:
— Мы победили?
Я посмотрел на лежащие кругом тела и ощутил пустоту там, где когда-то в моем мозгу находилось сознание Кастиана. Энцелад казался затихающим шепотом. Малхадиил был еще слабее.
— Не уверен.
IIНа борту «Карабелы» царила подавленность, что, впрочем, не было удивительным. Едва двери мостика со скрежетом отворились, я почувствовал тревогу команды, словно витающую в воздухе. Некоторые обрадовались, увидев одного из Кастиана, другие не знали нас достаточно хорошо, чтобы их это волновало, но опасались порчи, с которой нам пришлось столкнуться на поверхности.
Тальвин Кастор поднялся с трона и отдал честь.
— Сэр Гиперион.
Я махнул ему садиться обратно. При движении из моего поврежденного локтевого сочленения с треском сорвалась искра. Мои доспехи были в ужасающем состоянии; за это Аксиум мне часами будет читать нотацию. С Малхадиилом дела обстояли не лучше, а доспехи Энцелада вообще придется разрезать.
— Юстикар Галео мертв, — сказал я им. — Думенидон также. Главный враг уничтожен, а его воинство стало уязвимым. Через несколько часов от ярла Гримнара поступят приказы — «Карабела» объединит свою огневую мощь с остальным флотом для орбитальной бомбардировки.
Кастор коротко кивнул.
— Понял, сэр.
— На этом все. Мне придется пробыть некоторое время с Палладийскими Катафрактами. Зовите, если понадоблюсь.
— Сэр?
— В чем дело, капитан?
— Вы опять спуститесь на планету?
— Да, намереваюсь. Окончилась битва, но не война.
— Могу я узнать, сколько из ордена выжило?
Мне пришлось сглотнуть, чтобы заговорить.
— Тринадцать. Тринадцать из ста девяти. Я пока не знаю всех подробностей, но спасибо за участие.
Я искренне был ему благодарен. Немногие из наших слуг интересовались бы подобным вопросом.
— И еще одно, сэр.
— Говори.
— Вы теперь юстикар Кастиана?
Я заколебался. Я даже не думал об этом.
— Просто… займись делом, Тальвин.
IIIПрекрасные черты лица Аксиума смотрели на меня в превосходной имитации симпатии.
— Гиперион, — начал он. В мастерской внезапно стало тихо.
— Побереги слова, — сказал я. — Прости, Аксиум, я сейчас не хочу обсуждать случившееся.
— Как пожелаешь, — он отступил назад, искусственные глаза пробежались по моим доспехам. — Ох, — наконец выдавил он. — О-хо-хо.
Я отсоединил штурм-болтер и положил его на ближайший стол. От каждого движения из моего локтя шли искры.
— Сервоприводы локтевого отростка левой руки практически вышли из строя.
Я вытянул перед ним дрожащую руку. Нейронное соединение, которое делало мои доспехи такими отзывчивыми, теперь вызывало случайные мышечные спазмы, и сильнее всего в руке.
— Ох, — снова повторил он, наблюдая за моими подергивающимися пальцами. — Так дело не пойдет.
Мне отчаянно хотелось высвободиться из этой неуклюжей, тесной терминаторской брони. Мои личные доспехи находились там же, где я их оставил: в отдельном и закрытом хранилище у восточной стены рабочей комнаты.
Аксиум подозвал пару сервиторов. Как и в случае со всеми адептами Палладийских Катафрактов, у аугментированных рабов не было бионики, изготовленной из, как выразился однажды Аксиум, «вульгарных металлов»: золота, бронзы, меди и им подобных. Их бионические имплантаты были из хрома, железа, стали или — в редчайших случаях — чистого серебра.
Они приготовили инструменты-пальцы и серворуки, после чего начали трудоемкий процесс съема брони.
Несколько минут спустя они уже поднимали керамитовые пластины, липкие от крови на внутренней стороне. Аксиум застыл, встретившись серебряными глазами с моим взглядом.
— Ты ранен.
— Удары по сочленениям, и копье пробило бедро.
— Я говорю о лице. Ты выглядишь… неважно.
— Выживу. Болит только бедро.
— Да, да, соединяющие мышцы-кабели вокруг короткой приводящей мышцы правого бедра, — он наклонился ниже. — Теперь вижу.
— Я выживу, Аксиум. Просто сними это с меня.
Несмотря на усталость, я ощутил ее приближение. Я поднял глаза за секунду до того, как открылась дверь в комнату.
— Гиперион, — сказала Анника. Она вошла одна, никого из ее группы поблизости не было видно. — Кровь Императора, ты выглядишь…
— Живым?
— Да. Ну. Трон, ты же весь в крови.
И без того невероятное давление у меня в голове только усилилось.
— Кровь старая, а раны уже закрылись, — мне не нравилось, как они все возятся со мной, дергают, словно стервятники падаль. Когда Анника подошла ближе, сервиторы открутили еще несколько крепящих болтов, сняв очередной слой субдермальной брони с плеч и рук.
Анника казалась целой. Уставшей, но целой, за исключением царапин на пластинах нательного костюма. Она сдержала слово и сражалась на передовой, удерживая позиции с резервными полками.
— Ты слышал, как тебя прозвали Волки?
— Да.
— Сломавший Клинок.
— Я же сказал, что слышал. — Наверное, я ответил чуть резче, чем намеревался. Она отступила и одарила меня долгим взглядом.
— Гиперион…
— Галео и Думенидон мертвы, — я повел плечами, когда последняя деталь брони оказалась в промышленных зажимах сервиторов. — Малхадиил и Энцелад живы, хотя Энцелад ранен настолько тяжело, что уже никогда не наденет доспехи. У Мала отказал разум и позвоночник.
Она моргнула.
— Малхадиил не может ходить?
Я вынес его с поля боя. Мне было мучительно больно чувствовать, как он пытался соединиться с остальными из Кастиана, и больнее всего ощущать, как он тянулся к Сотису — и ничего не находил. Он был слепым ребенком, который потерялся в лесу.
+ Сотис? + все время повторял он, пока я тащил его к боевому кораблю. + Сотис? Сотис? +
Я чувствовал, как имя скребется по моему сознанию, слабое, словно касание паутинки к лицу.
+ Сотис? Сотис? +
— У него треснул позвоночник. Я потерял сознание после того, как сломал меч, и не знаю, что случилось. Наверное, его ранило, когда зверь разбил наш кинетический щит.
Анника восприняла мои слова с достойным уважения спокойствием, ее мысли стали медленными от усталости.
— Ясно.
— Война еще не закончилась. Я облачусь в доспехи и встречусь с врагом, как того хочет Император.
Она странно на меня посмотрела.
— Один?
— Нас выжило тринадцать. Четверо могут сражаться. Аксиум сделает для Малхадиила все возможное, а выжившие рыцари вернутся в бой.
— Великий Волк сказал, чтобы вы не появлялись перед населением.
— Мне плевать на его приказы, инквизитор. Там еще бродят нечистые души. Я — тот молот, что сокрушит их, независимо от того, где они скрываются. Придут и другие из моего ордена, Анника. Этот мир нуждается в нас. Попомни мои слова, Инквизиция вызовет других.
Она кивнула, все еще нерешительно смотря на меня.
— Я понимаю. Но… ты выглядишь нездоровым. Твои раны…
— Довольно.
— Но Гиперион…
— Ты перестанешь нянчиться со мной? Я — Серый Рыцарь Титана, а не дитя.
Один из сервиторов не попал в паз на предплечье, и сверло заскрежетало по оставшейся части субдермальной брони. Я ладонью врезал по бестолковому существу, почувствовав, как сломалась его челюсть.
