В. Коростелев - Хозяин
Нам дали отдохнуть, попутно объясняя мне, что бой будет кулачный, бить разрешается куда хочешь, но только руками, на которые можно намотать кожаные ремни. Отдышавшись, я подозвал Трофима, и он довольно туго намотал мне в один слой выделанные, тонкой кожи ремни, ловко и надежно закрепив концы на ладонях. Ну, все, теперь повоюем. Я, в общем-то, не знал первых двух видов соревнований, а теперь буду действовать как отец меня учил…
Первые несколько секунд мы кружились друг против друга, я даже не пытался отбить хоть один из ударов этого монстра, действуя уклонами и проверяя печень противника со средней дистанции. А-а… вот сбил я ему дыхалку. Только близко не подходить, если эта туша войдет в клинч, мне конец. И тут кто-то сзади подтолкнул меня, очевидно желая помочь своему бойцу, я едва избежал нокаутирующего прямого, подавшись вперед. Нет, пора кончать, иначе сил не хватит. После очередного удара противника, пронесшегося перед моим носом, как хорошая дубина, я сместился вперед и нанес правый боковой удар в висок противнику, слегка доворачивая кулак, перенеся вес тела на правую ногу, резко и без боязни сломать руку. Кость треснула, я это почувствовал, но это была височная кость моего противника. Мандец, тащите саван. Я даже не стал оглядываться, когда туша батыра грохнулась, наконец, о землю…
Собственно, бравада, но бравада оправданная, я задницей чуял, что в моем положении только наглая самоуверенность может нас спасти. Народ неверяще хлопотал над поверженным скотоводом. Мурза пожевал беззубыми деснами свои губы:
– Спасем плохой богатур был. Конь его не держал, падал, однако, только и мог, что силой хвастать и жрать за десять воинов, спасиба тебе за красивый бой… Беры! Кони твои, – он сделал широкий жест рукой, и тут я увидел Митьку, спокойно ехавшего по стойбищу на моем Вороне, оба запыленные, уставшие, но настороженные.
– А, Митька, – произнес я, как ни в чем не бывало, – ну а где наши?
– Так становище окружили, ежли скажешь, счас шмалять начнем.
Я повернулся к мурзе:
– Спасибо тебе, мурза Ильяс, за хлеб, за соль, а теперь торговаться будем?
Старик засмеялся:
– Ах, хорош воин, хорош купец, будем, будем, зови друзей, щас новый достархан накроем, целый той[23] будет!
…Так мы подружились с мурзой. Праздник получился на славу, кумыс лился рекой, даже беднейшие с этого стойбища наелись до колик в животе. А самогон Ильяс все же прихватизировал, выдав на людей всего три кувшина горькой и разлив и с помощью помощников, и собственной рукой самогон по пиалам подданных, прямо в кумыс. Пойло еще то получилось, зато справедливо (с его точки зрения).
* * *Наутро, проснувшись (знатно я вчера набрался), я обнаружил рядом с собой девку. Совсем молодая, черненькие косички и смеющиеся лукавые глаза и совсем голенькая.
– Ты кто?
Она засмеялась и, накинув на себя просторное платье, выскочила из юрты… Блин, что же вчера было? Пора прекращать пить, водички бы сейчас родниковой, а тут еще блохи донимают. Я поспешно оделся, выскочил из блошиного рая и прямо у входа натолкнулся на мурзу…
– Ну как, сынок, девка хороший? Это моя дочь, младшая сапсем.
– Э, гм… вообще… – Я бормотал что-то невразумительное.
Да, положеньице… Теперь как, второй женой ее брать прикажете? Вообще-то меня Настена вполне устраивает, да и сельские не поймут, сам ратую за моногамию и вдруг вторую жену привезу. Надо это дело как-то уладить, но в воспаленную вчерашним башку ничего не приходило толкового.
Но старик на то и мурзой стал, и продержался у власти уже более тридцати лет потому, что мудрый человек. Поняв мои затруднения, он не рассердился.
– У каждого свои законы, – говорил он.[24] – Ты не хочешь нарушать свои, а мне свежая кровь в роду нужна, я и дочь, и внуков сам прокормлю, ты только помни, что у тебя здесь теперь родня будет, и наведывайся к нам хоть изредка, – примерно так звучала его речь, если перевести на наш язык. Впрочем, по-русски говорил он сносно. Ну, раз такое дело, я еще три ночи подряд закреплял свое отступление от правил, чтоб результат порадовал старика, тем более, моя жена меня давно не допускала…
А на четвертый день мы поехали на охоту. Как объяснял мурза, они на зимние пастбища скоро переходить будут, и, если не выбить волчий молодняк на новом месте, слишком много скота порежут за зиму, да и расплодятся еще больше, если дело запустить. Конная охота заметно отличалась от нашей лесной. Нет, тут тоже для массового избиения зверья использовались загонщики и стрелки, но разница между теми и другими была невелика. Просто части загонщиков приходилось делать дополнительный пробег, окружая, другая часть ехала во фронт, встречая зверя, а с флангов стояли основные стрелки с собаками-волкодавами. Вся сложность охоты заключалась в том, что зверя, сбившегося на малом пространстве, из огнестрельного оружия бить несподручно, можно поранить кого-то из людей. Впрочем, в этой охоте на местах стрелков сидели самые меткие, и основным оружием им служили луки и тяжелые нагайки с вплетенным в кожаный витой ремень коротким металлическим стержнем на конце. Я сидел на Вороне, рядом со мной мурза и двое его телохранителей, вдалеке слышались выстрелы и крики загонщиков.
Первые волки серыми тенями промелькнули в соседнем с нами буераке и побежали по нему, так мы спустили трех волкодавов, которые бросились наперерез стае, через некоторое время донесся визг и рычание – может, помочь? Я вопросительно посмотрел на старика, он успокаивающе похлопал меня по руке, мол, не надо…
– Если собака плохая, не справится с волком, так ей и незачем жить, – пояснил мурза.
На бугор забрался очередной волк и, не заметив охотников, прятавшихся в складках местности, бросился прямо на нашу засаду. А за ним еще трое молодых волчат кинулось вперед, тут засвистели стрелы, и понеслось. Десятка три волков, поневоле объединившись в единую стаю, пошли на прорыв. Мы спустили остальных собак с поводков и стреляли, стреляли, с обоих флангов поливая серо-коричневую массу стрелами, кстати, помимо волков, мимо нас попыталась пробиться стайка сайгаков, но горбоносым антилопам не повезло – их быстро утыкали стрелами. Некоторые волки все же прорвались сквозь блокаду, за ними погнались всадники, размахивая нагайками, но старик, усмехнувшись, остался на месте.
– Пускай мчатся, все равно самые опытные и сильные волки уйдут, нам и не надо, чтоб все погибли, а то на пустующие угодья придет новая стая, более многочисленная, и тогда нам придется зимой несладко, – примерно так он объяснил мне мудрость данного поступка. Я проехался до оврага, где волкодавы, рыча и взвизгивая, драли какую-то животину, больно долго дерутся, помочь собакам все же следует. На дне балки шел нешуточный бой, уже один волкодав растерзанный лежал под ногами двоих своих собратьев, а третий волкодав, вцепившись в глотку, терзал великолепного даже в своей беспомощности гепарда! Я кинул Ворона вперед и, размахивая камчой, попытался отогнать псов от полумертвой животины. Счас шкуру попортят, твари, и я не в полную силу огрел камчой одного из волкодавов, двое псов отбежали, яростно огрызаясь на меня, а последний так и не выпустил горло кошки из захвата, пока не додавил, впрочем, винить его не за что… работа такая.
Я подошел к издохшему гепарду, недоумевая, как такое быстрое животное не смогло уйти от довольно медлительных волкодавов… Все объяснилось, когда я подошел поближе к убитой кошке: в щели, под гигантской глыбой, у которой она дралась, лежали, тихо попискивая, два котенка гепарда…
Да это самая лучшая добыча для меня!
Доставили они мне мороки: сначала еле отбил у кидающихся на меня волкодавов, затем кормление – тоже проблема, но проголодались к вечеру и стали пить кобылье молоко, смешанное с кровью. Сам бы я, наверное, не додумался, никогда ранее мелкую скотинку, оторванную от мамкиной сиськи, выхаживать не приходилось. В стойбище были только что ощенившиеся суки, но пробовать подсунуть малышей, когда они кормят своих щенков, даже на ум не приходило – вмиг разорвут. Старый кочевник долго наблюдал за моими мучениями. Видя, как я уже пару раз выкупал котят в миске с молоком, он вынес из своей юрты пустой бурдюк, жестом предложил мне наполнить его оставшимся молоком, затем отошел к коновязи и, недолго думая, надрезал вену на плече у старой лошади. Старушка, видимо, привыкла к такому обращению и, только недовольно махнув хвостом, терпеливо ждала, когда закончится операция. А туземец, вытащив из-под полы грязнейшего халата кусок смолы, пожевал ее и смачно залепил рану. Затем, все так же молча, старик разжал челюсти маленького гепарда и направил струю жидкости из бурдюка прямо в его пасть. В первый момент котенок чуть не захлебнулся, но уже через мгновение припал к дырке, жуя края кожаного мешка. Старик одобрительно покивал головой и, улыбнувшись мне, сказал: «якши». Мы молча посидели, внимательно наблюдая, как котята расправляются с едой. К этому времени совсем стемнело, и тревожный топот несущегося во всю прыть всадника раздался как удар грома в стихающем ночном стойбище. Сразу двое караульных бросились к всаднику, а тот, скатившись с коня и растолкав часовых, кинулся в юрту Ильяса. Мне стало любопытно, что это у них случилось? Передав корзинку с уснувшими в ней котятами вышедшей на улицу Зульфие, я подался поближе к юрте мурзы. К этому времени там скопилась изрядная толпа народа, а через короткое время из юрты вышел сам Ильяс со старшим сыном. Лицо его было спокойно. Наткнувшись взглядом на меня, он махнул рукой:
