Юрий Иванович - Оскал фортуны
«Еще лучше бы мяско прожарить… – Что дало импульс к новой деятельности: – А ведь дров у меня более чем хватает! Причем, что самое странное, достаточно сухие. Видимо, их катарги из-под навеса умыкнули. Может, и в самом деле попытаться соорудить костер? Поищу камни с вкраплениями кварца, мох, кажется, где-то видел, в крайнем случае, можно и обухом искру высечь…»
Сказано – сделано. И вскоре монах, постукивая топором, уже обходил свою природную тюрьму в поисках нужного материала. Нашелся такой, причем в немалом разнообразии. Погодка к тому времени вообще стала налаживаться, облачность почти пропала, а сквозь редкие тучки частенько проглядывало солнышко. Правда, его лучи лишь до половины освещали одну из стен ущелья, а к озеру словно притронуться боялись.
Затем топор опять пошел в ход, превращая несколько наиболее сухих обрубков в мелкую и тоненькую щепу. Порой и стружка витая получалась. Насобирав солидный ворох готовой растопки, Виктор поневоле задумался о месте для костра. Подтащить бревна к прежнему гнездышку оказалось проблематично. Разве что чуть сместить и уложить крестом. Огонь прожжет бревна посредине и будет давать жар до самого утра. Рядом продолжал дрыхнуть Мурчачо. Кстати, он теперь только и делал, что просыпался, требовательно пищал, наедался до отвала и впадал в блаженную спячку. Даже за пазуху сильно не просился.
Священнодействие с костром немного затянулось. То искра сразу гасла, то мох не хотел разгораться. Но все-таки разум цивилизованного человека наконец-то возобладал над дикой природой, и после толстой струйки дыма языки желтоватого пламени лизнули заготовленные щепки. Виктор при этом обрадовался намного больше, чем после завершения строительства плотины возле Радовены или полного разгрома армии Гранлео. Его торжествующий крик разнесся над всем погружающимся в вечерний сумрак ущельем. После этого оставалось только регулярно подкидывать в пламя новые порции дров да слегка обжаривать тонкие стейки из подаренной гигантскими орлами дичи. Пока Виктор пережевывал один кусок мяса, второй готовился, истекая соком на остром деревянном шампуре, а третий он отрезал топором и тут же слегка отбивал обухом.
Единственное, что стало удручать уже с середины отменной трапезы, – так это отсутствие соли. Сразу припомнился знаменитый кок Додюр Гелиан, который недоуменно восклицал: «Кто такую пищу станет есть?! Да как можно без соли-то?» Наверняка сейчас хозяин флагманского камбуза раздает матросам вкуснейшую, как всегда, пищу. А сам адмирал Ньюциген привычно нахваливает умения лучшего кулинара не только всей флотилии, но и всей сборной армии Союза Побережья.
Злобно зарычав от таких воспоминаний, Менгарец впился зубами в очередную порцию своего ужина и постарался не вспоминать, как с кораблей рассыпают лопатами соль за борт. Но все равно мыслишка нет-нет, да возникала:
«Мне ведь ничего не стоило сыпануть в карман всего лишь полгорсти!»
Успокоился он только при воспоминании о вчерашнем купании в ледяном озере и оттого, что наелся. Самые лучшие куски мяса он еще раньше подтащил ближе к своему гнезду и прикрыл краем ткани. Да еще и камнями придавил. Хоть за весь день ни одного грызуна не заметил, но мало ли что! Вдруг катарги и в самом деле уверовали, что приемный папаша и сам со всеми трудностями справится? А то и специально забудут дорогу в это ущелье?
Так что никогда не следует безалаберно относиться к запасам пищи. Особенно после двухдневного голода. Ведь кока здесь нет, на все готовое не позовет.
С подобными мыслями пришелец и уснул.
Утро, как всегда, встретило продирающим морозцем и привычной жаждой. Фляги не было, а вылезать из своей берлоги после сытного ужина с вчера не хотелось. Вот только птенчик проснулся ни свет ни заря, требовательно попискивая и ворочаясь своим горячим тельцем возле правого бока.
– Чего тебе не спится, Мурчачо? – недовольно проворчал Менгарец, приоткрывая парусину. – О! Ты только глянь, на небе вообще ни облачка. Значит, сегодня будет тепло. А раз тепло, то и работа будет спориться. Глядишь – к вечеру и выберемся из этого коварного ущелья. Хотя, если говорить откровенно, могли бы и твои родственнички помочь. Мне кажется, они в каждой лапе по человеку свободно в небо поднимут. Могли бы и меня играючи из этой ямы вынести. А? Знать бы еще, что твой писк означает: согласие или возражение.
Одним бормотанием с глупым птенцом ничего не добьешься. Пришлось вылезать из прогретого лежбища и заниматься приготовлением завтрака. Выбирать из разносолов не приходилось: попил водички из озера, потом съел пару кусочков несоленого мяса и опять запил все той же водичкой. Да попутно накормил серый комок, который теперь склевывал все. Костер был уложен правильно, и жар в нем продержался всю ночь, так что разводить огонь заново не пришлось. Несколько брошенных обрубков, и вот уже животворное тепло пробегает через ладони по всему телу. Менгарец с удивлением поймал себя на мысли, что вот так бы и сидел возле костра без движения, наблюдая за пламенем да предаваясь философской лености. В таком положении становилось легко и просто, пропадал смысл отыскивать путь к свободе. Ведь его все равно должны искать, и если повезет, то обязательно отыщут. Другой вопрос – когда? И какие силы будут брошены на поиски высшего проповедника? Хотелось верить в свою значимость, незаменимость и надеяться, что будут задействованы все поисковые силы, которые только возможны.
Прикидывая время полета, дельтаплан не могло забросить слишком уж далеко от театра военных действий. Но, с другой стороны, несущийся над покровом облаков ветер мог сыграть коварную шутку как своей скоростью, так и направлением. Из чего получалось, что разведчик мог оказаться и в горах, примыкающих к тому месту, где было запланировано приземление; и гораздо восточнее, возле самой Шулпы; а то и вообще в самой глухой части Кряжистого утла. Уж там его точно скоро не отыщут. Разве что подать дымовой сигнал. Да такой, чтобы был виден издалека.
Эта идея вывела монаха из утренней дремы возле костра. И он стал интенсивно размышлять, где отыскать то самое средство, благодаря которому костер станет дымить с желаемым эффектом. Поливать водой смысла не было. Зеленых веток – нет и в помине. А только от одного воспоминания о тех мизерных пятачках мха, которые остались где-то под отвесными стенами, попавший в западню человек с досадой сплюнул. Ничего здесь нет даже для создания дыма!
Но взгляд мимолетно проследил за плевком и заметил торчащее из-под ткани копыто кое-как разделанной косули.
«Шкура! – мысленно заорал Виктор. – И копыта! Протуберанец их прокопти! Да и внутренности должны пригодиться. Эх, жалко, что разделочного ножа нет…»
Но и топором срезать шкуру с задубевшего за ночь тела получалось вполне прилично. Вскоре с края костра легла первая полоска, а вверх потянулся хорошо видимый дымок. Под поощрительные комментарии человека он стал подниматься к небу… и вскоре оказалось, что радость преждевременна. Уже на высоте десяти метров струйка начала извиваться, словно взбесившаяся змея, потом чуть ли не горизонтально вытянулась к самой высокой стене и уже по ней стала подниматься размытым и рваным облачком. Мало того, пока это облачко достигло верхнего края ущелья, оно наполовину истаяло. А потом его сразу растрепал легкий ветерок. Так что никакого сигнала не получилось. По крайне мере пока. Может, позже тяга в этом гиблом месте и стабилизируется, но пока ни о каком индейском зове помощи и мечтать не стоило. А принимая в расчет самое худшее для поисковых партий стечение обстоятельств, то и прохлаждаться бездельничая – дело гиблое. Ибо спасение утопающих – дело рук самих утопающих!
И опять топор лесоруба заплясал в отдохнувших за ночь руках. На этот раз дело спорилось, и уже часа через два перед рубщиком красовалась приличная горка клиньев разного размера. Потом монах еще раз обежал свою временную, как он очень надеялся, тюрьму и сменил первоначальные планы. Теперь был выбран более высокий участок стены, но зато он поднимался вверх несколькими уступами, и в нем просматривалось гораздо больше трещин и сколов. Идея оказалась правильной: первый пятиметровый участок Виктор преодолел довольно быстро. Причем и спускаться обратно оказалось вполне удобно. Для штурма второго уступа Виктор подтащил собранные клинья под самую стену, связал их шнуром и прикрепил второй конец к поясу. Но только поднялся по своим нескольким вбитым в стену «ступенькам», как вновь заявились катарги. Причем не скопом, как вчера, а поодиночке.
Вначале первый принес вполне увесистого дикого поросенка. Посидел рядом с ним на камне, посматривая одним глазом на попискивающего в гнезде птенца, а вторым на решившего вернуться вниз человека. Но как только Менгарец сделал первые шаги к нему навстречу, орел резко взмыл в небо – и был таков.
