"Фантастика 2025-20. Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Костик как-то странно покосился в мою сторону, но ничего не сказал.

— Это за что ж их так? — оторвавшись от кружки с горячим чаем, поинтересовался Мишка Трушин.

— Кто ж знает, милиция разбирается. А ещё, поговаривают, одного из этой шайки в овраге нашли, зарезанного. Вот и думай, что да зачем.

Посыпались разные предположения, только мы с Костиком молчали. Понятно, он как-то связал моё ночное отсутствие с расправой над уголовниками и сейчас прокручивал в голове этот момент, а я молчал, потому что и так знал всю хронологию событий. Утешало, что если даже у Костика в мой адрес появятся какие-то подозрения, то он их будет держать при себе. На НКВД он явно не работал и особой болтливостью тоже не отличался. Правда, вечером всё же как бы между делом спросил:

— Шо у тебя за краля, если не секрет, с которой ночами гуляешь?

— Варя Мокроусова, секретарь комсомольской организации порта.

— Ого, губа у тебя не дура! Как тебе удалось, она ж недоступная, даже Валентина Иваныча отшила.

— Какого Валентина Иваныча?

— Начальника диспетчерской службы.

— Небось старик какой-нибудь?

— Ну, старик не старик, а в прошлом году сорок пять отметил. Живёт один в трёхкомнатной квартире со всеми удобствами, пожалованной ему за боевые заслуги в борьбе с бандитскими формированиями после Гражданской.

— В НКВД служил?

— Не, тогда НКВД ещё не было, в губернском ЧК, замначальника. Лично бандитов к стенке ставил.

— Значит, такого героя Варвара отшила? — не без иронии сказал я. — А претендентов помоложе на её руку не нашлось?

— Увивались тут двое, один наш, портовый, а второй лейтенант, в отпуск приезжал, друг её детства вроде. Даже дрались из-за неё. А она им обоим заявила, что они не в её вкусе и ведут себя не по-комсомольски. А ты, видать, чем-то ей приглянулся.

Не стал я товарища разочаровывать рассказом, что на самом деле всего лишь проводил девушку до дома и даже не удостоился чести быть приглашённым на чашку чая. Нет, а вдруг у нас и правда что-нибудь склеится? Девица симпатичная, я с такой замутил бы. Хотя вряд ли, оборвал я сам себя, надолго здесь я задерживаться не собираюсь, случай подвернётся — и вперёд, к неизведанным землям! Не изведанным мной, во всяком случае в это время, потому что в своём будущем я успел много где побывать, даже в таких экзотических местах, как чеченские горы и ущелья. Вариант с видом на жительство в Одессе я не рассматривал, подозревая, что рано или поздно выйдут на мой след. Оставался ещё момент с газетой «Правда» и личным знакомством со Сталиным, но на него я слабо надеялся. Пока, кстати, ни одного номера не пропустил, причём мои ежедневные походы к газетному киоску вызывали у парней усмешки, а Лексеич, паразит такой, обещал обязать меня проводить политинформацию. К счастью, дальше угроз дело не пошло.

Между тем близилась 20-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. И в её преддверии должен был состояться обещанный городской смотр-конкурс художественной самодеятельности. И накануне я принял участие в генеральной репетиции. Оказалось, что помимо меня, братьев-чечёточников и частушечницы от порта планируется выставить ещё и ложечника. Докер Шквырин работал в пакгаузах Карантинной гавани, это был бородатый, неулыбчивый мужик, всем своим видом демонстрировавший, что этот смотр ему даром сдался и он всего лишь делает одолжение. Справедливости ради стоит отметить, что выстукивал Шквырин на ложках виртуозно, так что братья Дёмины тихо сопели в зале. Если, конечно, можно сравнивать чечётку ногами и ритм на ложках.

Я выступал последним, без помарок исполнил обе песни, после чего триумвират членов комиссии вынес своё одобрение просмотренным номерам, и всем было велено завтра в пять вечера — за час до начала конкурса — стоять возле служебного входа Дворца пионеров. По такому случаю мне официально выписали отгул.

И так получилось, что мы с Варечкой, как я её про себя называл, покидали актовый зал последними. Ну как — получилось, просто я как бы невзначай задержался, лелея мысль ещё раз проводить её до дома. Комсорг за столом заполняла какие-то бумажки, а я, думая о своём, то есть о ней, что-то на автомате наигрывал на вполне неплохом инструменте, который мне выделили во временное пользование от щедрот своих в нашем ДК и который перед уходом я должен сдать под расписку дежурному.

— А что это? Тоже что-то новое? — спросила вдруг Варя, оторвавшись от бумаг.

Так, а что я, собственно, сейчас играл? Блин, это же тема из песни «Потерянный рай»[18] в исполнении Кипелова. Понятно, без всяких сольных партий, на обычной шестиструнке с моими скромными музыкальными способностями такое не изобразишь. Но мелодия вполне прослеживалась. А ведь когда-то я пел её в узком студенческом кругу, она тогда как раз вышла на диске.

— Называется песня «Потерянный рай», я её недавно сочинил от нечего делать, — нагло приписал я себе чужие лавры.

Всё ж таки до Кипелова с «Арией» ещё целая вечность, да и не факт, что в эту эпоху песня приживётся, даже если ею заинтересуются профессиональные музыканты. Как-то слабо я себе представлял того же Утёсова в качестве хард-рокера, а ведь он считается чуть ли не самым прогрессивным исполнителем на данный момент.

Как бы там ни было, Варя настояла на том, чтобы я исполнил вещь немедленно. Я не стал ломаться, словно красна девица на первом свидании, и душевно спел рок-балладу, краем глаза поглядывая на мою единственную слушательницу. А ей нравилось, ей-богу нравилось! Вон как щёчки раскраснелись, глазки заблестели… Окончание песни я исполнил на таком подъёме, так прочувственно, что и сам от себя не ожидал.

— Какая замечательная, необычная песня, — прошептала Варя, когда затих последний аккорд.

Я скромно пожал плечами, мол, ничего особенного, подумаешь, я ещё и вышивать могу, и на машинке тоже.

— А почему ты не хочешь её сыграть на конкурсе? — спросила она, незаметно для себя переходя на «ты».

— Почему не хочу? Мне никто не предлагал.

— Так никто и не знал, что она у тебя есть.

Логично, что, впрочем, и неудивительно, поскольку я вообще не задумывался над тем, чтобы предложить песни из далёкого будущего.

— Эх, жаль, что отбор уже закончился и Фёдор Кузьмич и Вольдемар Юрьевич ушли.

— Может, устроить завтра сюрприз? — легкомысленно предложил я.

— В каком смысле?

— Ну, исполнить «Шаланды» и «Тёмную ночь», а затем в качестве подарка слушателям ещё и «Потерянный рай».

— А неплохая идея… Вот только слово «рай» звучит как-то не по-советски, — сникла Варя. — Да и демон этот, дыхание который похищает… Мистикой попахивает.

— Тогда обойдёмся без сюрпризов, — легко согласился я.

— Жаль… А может, объяснить, если вдруг шум поднимется, что рай и демон — всего лишь… как их… метафоры!

— Что на самом деле в песне описывается борьба светлого будущего и тёмного прошлого и светлое будущее по-любому одержит победу?

— Точно! Может быть, под таким соусом и ничего, и получится?

— Ой, не знаю, не знаю… Предлагаю всё же не рисковать, — стал отнекиваться я, побуждаемый прежде всего мыслью, что лишняя шумиха насчёт репертуара мне тоже ни к чему. — Да ты не расстраивайся, и этих двух песен за глаза хватит.

— Пожалуй, — вздохнула Варя.

Как расстроилась-то. Предложу-ка я ей менее спорный вариант. Провёл рукой по струнам и, сыграв короткое вступление, запел:

Варя, затаив дыхание, дослушала песню до конца, а затем восторженно попросила исполнить её снова. Что ж, мне не жалко.

— Здорово! — констатировала она после повторного прослушивания. — А это кто сочинил?

— Тоже знакомый, только другой, Костя Никольский.

— Вот эту ты можешь спеть без вопросов!

— Ладно, уговорила, — рассмеялся я. — А давай я тебя снова провожу. А то уже поздно, а тут, видишь, дела какие творятся, людей пачками убивают.