Король Муравьев (СИ) - Верховецкий Макс
— Ты бы хоть прикрылась чем-то... — промямлил я.
— Не хочу, - с лёгким заигрыванием ответила она, — я ещё пытаюсь привыкнуть к этому телу. Оно такое слабое, такое хрупкое...
— Это всё ещё ты? Фаэлира? — в смятении спросил я.
— Да, лишь та часть меня, которую я смогла уместить в это сознание. Не столь идеальное, как другие мои воплощения...
— Я бы поспорил... — перебил я, не давая ей договорить очередную непонятную мне фразу.
И я услышал смех - звонкий, с лёгким придыханием в конце. Прекрасный смех, тонкий и настоящий. Он исходил от неё, будто от настоящего человека.
— Ты смеёшься? Это очередное притворство?
— И тут ты ошибся, - она снова хихикнула, но уже с явной издевкой. — Ты вечно мне хвалился своей человечностью, гордился своими эмоциями и так далее. Вот мне стало интересно, решила проверить всё это на себе. Теперь ты не сможешь меня порицать в... Как это сказать... Бессердечности?
— Этот опыт не повлияет на основную тебя? С колонией ничего не случится, если ты в гневе, допустим, решишь всё вокруг разрушить? Или с тобой произойдёт то же, что и с Адамом? -— конечно, я волновался, всё это казалось интересной, но явно глупой затеей, что было несвойственно королеве роя.
— Неа, пистолет не выстрелит, если ты не нажмёшь на курок, — с лёгкой игривостью выразилась она по этому поводу.
— Тогда не могу понять, почему ты такая... Живая... настоящая...
—Я попыталась сформировать свою личность, основываясь на твоих предпочтениях и жизненном опыте Адама и Лилит, — ответила она. — Даже не могу понять, нравится это мне или нет... — после этих слов Фаэлира сделала паузу, задумавшись.
— Но...
—Всё! Ты утомил меня своими вопросами. Если ты что-то ещё хочешь узнать, поймёшь из мысленной сети. Давай лучше поторопимся, век людей короток, и нам надо ещё столько всего успеть.
Мы прибыли на Авион спустя неделю после произошедшего. Нашим спутником, как всегда, был Салезино. Он оказал нам честь и сопроводил нас, снова взяв на себя роль телохранителя.
— Чтобы вы понимали, симпатичнее вы не стали. Больше скажу — ваш старый вид был менее мерзким, чем сейчас! — сказал он, что изрядно меня позабавило.
Планета, на которой находился совет, была совсем иной, чем всё, что мы встречали до этого. Ни единого случайного здания, ни одного сооружения, построенного без тщательного расчета. Воздух здесь был кристально чистым, будто специально очищенным от малейших примесей, а небо - неестественно лазурным, словно кто-то подобрал идеальный оттенок. Никаких жилых кварталов, никаких бесконечных городов - только просторные парки с идеально подстриженными кустарниками, принимавшими фантастические формы, и широкие проспекты, вымощенные полированным камнем, в котором отражались здания. Даже не было торговцев, вечно снующих вокруг и пытающихся продать свой товар - лишь изредка попадались слуги в безупречных одеяниях, бесшумно передвигающиеся между закоулками. Слуги были тихими и незаметными, ни в коем случае они не могли омрачать своим присутствием здешнюю красоту — это закон.
Вся поверхность была предназначена для правительственных делегаций и изредка для некоторых учёных, удостоенных чести работать в здешних лабораториях. Колыбель культуры, где даже архитектура пестрила вычурными деталями: резные колонны из розового мрамора с тончайшими прожилками, арки, украшенные барельефами из чистого серебра, фонтаны с прозрачной водой. Платина, титан, огромные статуи из драгоценных металлов — каждая изображала некогда великих политиков и полководцев, причем не просто в торжественных позах, а запечатленных в моменты принятия судьбоносных решений: один застыл с поднятой рукой, отдавая приказ о наступлении, другой — склонился над картой галактики, третий — замер в момент подписания исторического договора.
Тут собиралась вся власть, все, кто распоряжался жизнями — от политиков в одеждах, сотканных из светопреломляющей ткани, до военных в мундирах, украшенных наноброней, способной остановить любой снаряд. Знатные дома считали своим долгом иметь на этой планете своё представительство — хоть маленький клочок земли, на котором они могли щеголять изделиями искусства своего народа: хрустальными павильонами, светящимися изнутри; садами, где каждое растение было генетическим шедевром (Фаэлира бы поспорила с этим), галереями с голографическими картинами, меняющимися в зависимости от угла зрения. Для любого художника, скульптора, архитектора целью всей жизни было оставить свой след именно здесь — вырезать хоть одну капитель на колонне, создать хоть один витраж для дворцовых окон, спроектировать хоть один мостик через искусственные каналы, по которым плавали рыбы-мутанты с переливающейся чешуей. Но далеко не у каждого это получалось — каждый сантиметр пространства был уже расписан на века вперед. Только самые признанные, самые талантливые представители своего вида, прошедшие сотни фильтров и проверок, могли творить на Авионе и остаться в памяти на века, их имена высекались на особой стене почета буквами из платинового сплава.
В этот раз представительству нашей расы выделили огромные покои с двухместной кроватью. Это было понятно - ведь мы представлялись как король и королева (Арвум-корв и Арвум-Кирв). Одна из фракций посчитала за честь предоставить место в своём небедном посольстве. Даже Салезино нашёл себе там местечко с уютной и просторной комнатой. Фаэлира быстро стала проверять возможности своего тела местными яствами и алкоголем в виде настойки на экзотических фруктах. Мы чувствовали себя будто в раю с таким гостеприимством.
В первый день, после того как мы прониклись всеми развлечениями, связанными с местной едой и напитками, я планировал немного прогуляться по округе. Но у Фаэлиры были на меня иные планы - она силой повалила меня на кровать (не скажу, что я сильно сопротивлялся) и со словами: "А теперь десерт" — страстно поцеловала. Она беспардонно залезла рукой мне под робу, резкими и напористыми движениями дразня меня ниже пояса. Я пытался как-то взять инициативу, но всеми моими движениями стала управлять эта женщина. Мои руки она специально перекладывала на свои самые чувствительные места. Когда мои пальцы оказались у неё между ног, я осознал, что она уже готова идти до конца. Мы забавлялись, пока уже каждый из нас не мог более сдерживаться.
Мы моментально снимали друг с друга однотипную одежду, сшитую в одном стиле специально под нас. Оказавшись полностью голыми, Фаэлира не медлила ни секунды, седлая меня будто наездница. Её уверенность пошатнул прилив неожиданной боли — она слишком резко и жадно взялась за дело, будучи не готовой к такому повороту. Это был мой шанс — пока она в смятении, я прильнул к ней. Мы оба сидели: я на кровати, а она на мне. Безумную страсть сменили лёгкие, нежные движения, пока мы не сошлись в одном такте.
Я целовал её шею, ощущая под губами тонкую дрожь кожи, её сладковатый аромат смешивался с запахом возбуждения и нагретого тела. Мои руки то обнимали её, прижимая как можно сильнее к себе, чувствуя каждый изгиб её спины под пальцами, то ласкали её грудь — упругую, идеально ложащуюся в мои ладони. Но жадность королевы к ощущениям не знала границ — она становилась всё напористей, её бёдра двигались в своём собственном ритме, заставляя нас обоих терять контроль. Мне не хотелось отставать, и я начал увеличивать темп, чувствуя, как её тихие вздохи перерастают в прерывистые стоны, а затем в громкие крики, когда волны удовольствия накрывали её снова и снова. Её ногти впивались в мою спину, оставляя на коже горячие царапины, каждая из которых заставляла меня двигаться ещё яростнее. Наши поцелуи сменились укусами — я чувствовал солоноватый вкус её кожи на губах, когда её зубы впивались в моё плечо, оставляя отметины, которые ещё долго не сойдут с наших тел, напоминая о каждой секунде этого безумия.
Оставшись обессиленным после произошедшего, я упал на спину, тонул в мягкой кровати и переводил дыхание. Но перерыва мне никто не собирался давать. Будто вдохновляясь моими самыми смелыми фантазиями, она опустила голову ниже моего пояса. Свернувшись калачиком между моих ног, Фаэлира была полностью поглощена моим удовольствием. Она наслаждалась каждой моей реакцией, чувствуя сокращения мышц, будто в судороге, на каждое своё действие. Это могло продолжаться вечность, даже легкие покусывания не сбивали мой настрой. Во второй раз мне уже не хотелось отдавать инициативу в её руки, и я быстро сменил наше положение, прервав столь понравившееся ей занятие. Чем более жёстким я становился, тем больше удовольствия она получала, смертельно выгибаясь на кровати словно кошка. Я обмотал её волосы вокруг руки — это действие было чистой импровизацией, но оно заставило дрожать всё её тело, покорно ожидавшее своей участи. Я не вкладывал в свои действия никаких скрытых смыслов — для меня это была просто неутолимая жажда близости. Больше всего я наслаждался, когда прижимался к ней, запирая в своих объятиях. Эти ощущения были прекрасны — я чувствовал теплоту её гладкой кожи, каждое движение, каждое малейшее действие не оставалось без внимания, ощущал, как сильно стучит её сердце, готовое выпрыгнуть из этой прекрасной груди.
