Антон Орлов - Комнаты страха
– Генри, посмотри, что с Морисом, – попросил тонкий плаксивый голос. – Он дышит или нет? И Бланка тоже… Мне страшно, я хочу домой!
– Помолчи, – отмахнулся Генри. – Если вы предпочитаете быть слабаками – это ваш собственный жалкий выбор, и не удивляйтесь тогда, что жизнь с вами не считается. Жизнь не будет слушать ваш щенячий скулеж, ей нет до этого дела!
– Правильно! – с одобрением пробормотала Анджела, слегка ошарашенная тем, что Генри снова произнес вслух одно из ее любимых рассуждений.
Ну, просто поразительно, до чего они похожи!
Генри ободряюще подмигнул Дигне. Та ответила гримасой, одновременно и восхищенной, и вымученной.
Она лежала рядом с белой и холодной, как мрамор, Бланкой и пыталась ее согреть под своей ярко-красной курткой с веселым пингвином на спине.
У Бланки куртка отказалась без подогрева, только с пристегнутой подкладкой из искусственного меха, при такой низкой температуре этого недостаточно. Расстегнув свой термокостюм, Дигна легла с ней в обнимку – и то хоть немного теплее.
А Генри продолжал говорить. Это единственное и главное, что он в данный момент может сделать. Говорить, говорить, говорить… Пока хватит сил, пока голос окончательно не откажет.
Иногда слово бывает сильнее оков. Как сейчас, например, когда только его слова удерживают Анджелу от перехода к дальнейшим действиям, обеспечивая Морису необходимое время, чтобы добраться до людей, привести сюда спасателей, врача и спецназ. Для того чтобы ему хватило времени, надо говорить, ни на минуту не умолкая.
Генри знал, что Анджела хочет услышать, чем можно ее заворожить. Не догадывался, а знал наверняка.
«Если выберемся, при следующей встрече скажу ему спасибо… Да зачем дожидаться встречи, отправлю письмо космической почтой!»
– У меня была задача – найти кого-нибудь, кто поможет мне стать сильнее. Несколько раз я собирался записаться в армию или поступить в полицейскую школу, но меня что-то останавливало, словно невидимая рука хватала за шиворот. Я внимательно изучал их цели, и каждый раз выяснялось, что основная цель – обеспечение стабильности обывательского уклада, защита слабаков. Это меня отталкивало, и я откладывал до лучших времен – думал, может, через месяц, через два найду такую организацию, которая будет идеально отвечать моим запросам. А время утекало… Вот не знаю, прав я был или нет?
– Нерешительность – это плохо… – в раздумье протянула Анджела. – Но если бы ты пошел куда попало, а уже после этого встретил нужных людей, тоже получилось бы плохо, что поторопился.
Втянуть ее в дискуссию. Она любит поучать – наверное, не меньше, чем убивать, и охотно пускается в рассуждения, если чувствует, что находится в сильной позиции.
– Если без конца колебаться и ждать, можно потратить на это всю жизнь, – продолжила Анджела наставительным тоном. – Между прочим, это одна из ловушек, в которую если попадешь – превратишься в слабака. Но ты, возможно, по-своему прав. Если жизнь тебя за шкирку не схватила и не кинула, как щенка в воду, чтобы ты барахтался и выныривал, – может, это еще не твой настоящий час.
– Вот сейчас она схватила меня за шкирку. Если бы я раньше не валял дурака и получил армейскую подготовку, у меня было бы больше шансов с тобой справиться.
Из-за тускло освещенной каменной осыпи донесся довольный смешок и победоносный возглас:
– То-то и оно!
Генри усмехнулся. В пересохших, потрескавшихся губах ироническая усмешка отозвалась острой болью.
– Но, знаешь, если бы я встретил учителя, похожего на вашего Маршала, я бы не колебался ни минуты. Расскажи о нем, хоть немного? Я видел фильм Саймона Клисса и, несмотря на предвзятые комментарии, понял, что это был лидер, какие рождаются раз в эпоху.
– Маршал из кого угодно умел выбивать дурь. Ну, за редкими исключениями вроде этого Клисса, который снял фильм, но из такого слизняка ничего не выбьешь, сколько ни старайся. Двуногая слякоть редкой паршивости… Перед тем как попасть в Организацию, он связался с Лиргисо и работал на него, потом они поссорились, и тот чуть не запытал его до смерти. Когда наши ребята во время рейда вытащили Клисса из застенка, он вначале все время хныкал, лебезил, говорил, что отблагодарит нас… Ну, и отблагодарил своим фильмом! Знаешь, где он сейчас?
– В тюрьме, наверное. Я слышал, он серийный убийца, чем-то обдолбался и перестрелял на Ниаре человек сорок.
– На-кось, выкуси – в тюрьме! Это было давно, после этого он отсидел и вышел по амнистии. А сейчас Клисс тут, на Парке, в ЗИПе работает. Говорят, всех от него с души воротит, а все равно ценят… Наши тоже держали его за ценный кадр, пока он не обгадил всю Организацию сверху донизу.
– А может, такие, как он, по-своему нужны? Как одно из учебных препятствий, которое надо преодолеть?
– Это мне в голову не приходило, – уважительно протянула Анджела. – В этом что-то есть…
– Расскажи, каким был Маршал?
– Он бы из тебя всю дурь вытряс и выбил, так что осталось бы только то, что дорогого стоит.
– Жаль, что я его не встретил, – лицемерно вздохнул Генри.
Дигна подмигнула ему и сделала жест, означающий на невербальном языке Мегареала «молодец, высший класс!», потом скорчила рожицу и показала язык в сторону баррикады. Общаться они могли только так, без единого звука, чтобы не навести Анджелу на подозрения.
– Маршал в одиночку мог справиться с хорошо вооруженной группой. Однажды в Контору поступила информация…
Прекрасно, передышка, можно немного помолчать, восхищенные междометия не в счет. Генри достал из-за пазухи фляжку, глотнул бренди. Одного глотка хватит, надо экономить.
Каменный склеп погружен в тусклый оранжевый сумрак. Воздух затуманен паром от дыхания, пол усыпан обломками. Черный зев коридора уводит наружу, к свободе. Гм, хотелось бы, конечно, надеяться… Впрочем, Морис до сих пор не вернулся – значит, выбрался под открытое небо. Правда, с таким же успехом он мог и заблудиться, но об этом лучше не думать.
Пока Анджела увлеченно пересказывала байку о Маршале, Генри взглянул на Дигну, вопросительно приподнял брови. Догадавшись, что он имеет в виду, та вытащила из кармана складное зеркальце; открыв, приложила к бескровным губам Бланки. Повернулась, успокаивающе кивнула.
Жива. Если Морис благополучно доберется до человеческого жилья, ее, вероятно, спасут.
Теперь, когда Генри знал, что с ней случилось, она вызывала у него сочувствие и грустную нежность. Желание по-прежнему присутствовало, но главным было сочувствие. Что ей пришлось пережить на Вьянгасе, пока продолжалась психотронная атака?
Генри имел об этом представление, причем не только по материалам, выложенным в глобальных сетях и официально опубликованным. Он разговаривал с теми, кто там побывал – с Тиной Хэдис, Полем Лагаймом и Хинаром.
Тина не в счет, у нее иммунитет. Интересно, что почувствовали Маршал со товарищи, когда она вломилась к ним, выбив последнюю дверь, и сверкнули, отражая падавший в запыленные окна свет солнца, вырванные из ножен клинки? Впрочем, как раз сейчас и можно об этом спросить. Осторожно, с величайшим тактом, улучив подходящий момент… Или нет, пожалуй, не стоит. Вряд ли Римме-Анджеле понравится такой вопрос.
«Я сдуру чуть не раскроил себе голову о скалу, – рассказывал Поль. – Специально снял шлем. Инстинкт самосохранения все-таки сработал, и приложился я не в полную силу, обошлось сотрясением. Но если бы они не вернулись и не оттащили меня от этой чертовой скалы, я бы довел дело до конца. В те минуты казалось, что смерть – единственный возможный вход, что я не имею права жить».
Хинар испытывал примерно то же самое. Он, как пилот, остался на яхте, и некому было удержать его от самоубийства. Но, совсем уже собравшись умереть, он подумал о Лейле и о своих банковских счетах, и сел писать завещание в пользу Лейлы, положив рядом пистолет. Сначала формальности, потом смерть. Будучи не в ладах с законом, свои средства он на всякий случай держал в разных банках, и понадобилось время, чтобы все припомнить и перечислить. Параллельно с этим его душу полосовала нестерпимая боль, и он ронял слезы на гербовую бумагу, так что дважды пришлось скомкать испорченный документ и начать заново, это тоже обеспечило отсрочку.
Потом, когда все закончилось, они сумели справиться с пережитым. Но это были взрослые люди – победители, разгромившие организацию Маршала! А Бланке было шесть лет. Видно, какая-то часть ее детской души навсегда осталась на Вьянгасе, в том самом дне, пойманная тем вечно длящимся отрезком времени, когда Маршал упивался своим экспериментом.
Какой она должна была стать, если бы не Вьянгас?
Сумерки неосуществившихся возможностей…
– Догадываешься, что сделал Маршал?
– Наверное, проломил стенку и вышел наружу? Он ведь был боевым киборгом, они это умеют.
– Маршал поступил иначе, – голос Анджелы, тоже слегка простуженный, окреп от нарастающего торжества. – Посидел, помедитировал, достиг нужного состояния – и телепортировался на крышу! А потом прямо оттуда спрыгнул к ним в машину, вышвырнул пилота с пассажиром и улетел. Если спрашивали, как он спасся – отшучивался, и только потом, после развала, когда мы выбирались из Облака Тешорва, он рассказал нам, как было дело.
