Владимир Ралдугин - Викториум
И все же нищие наемники давали своим товарищам шанс уже не просто выжить, а победить. Потому что стрелки из цепей без жалости всаживали пулю за пулей в окутанную сладковатым дымом битву. И плевать им было, кому эти пули достанутся. Своему или янычару. Никто даже особенно и не целился. Стреляли — лишь бы побольше зарядов выпустить. А там уж пуля найдет цель. Янычара — хорошо. Своего — не повезло ему.
Нищие наемники умирали под пулями и ятаганами. Но они сделали главное — задержали наступление янычар. Вымотали их удивительно долгой — и из-за боевой дури, висящей в воздухе — и кровавой схваткой. Теперь уже цепи янычар не смогли обрушиться на врага всей своей мощью. Вымотанные, а многие и раненые, янычары, покончив с нищими наемниками, не спешили снова кидаться врукопашную. Поднимая брошенные в пылу схватки винтовки или снова перехватывая их для стрельбы, они выровняли цепи и открыли ураганный огонь с близкой дистанции.
Выстроившиеся в две линии наемники и янычары поливали друг друга суматошным огнем. То и дело из стрелковых цепей кто-то валился на землю, обильно поливая ее кровью. Но ни наемники, ни янычары не отступили. Они умирали, но не делали и единого шага назад. И для тех, и для других отступление было просто немыслимо.
Наемники отлично понимали — у них нет другого выхода, кроме как сражаться до конца. Единственный выход из долины был слишком узок и простреливался пушками и пулеметами. Собственно, и одного «гочкисса» хватило бы, чтобы расстрелять несколько сотен бегущих. Через минуту дорога оказался бы завалена их телами.
Янычары же были уже основательно одурманены сладковатым дымом, лишившись полностью инстинкта самосохранения. И только командиры, их всегда набирали из мальчишек, на которых сладкий дурман действует хуже, могли сейчас приказами удерживать воинов в узде. Тем более что у многих в ингаляторах курились смеси, как раз основательно прочищающие голову. Отступление для янычар в этот момент было просто немыслимо.
Конные редифы раз за разом налетали на холмы, где стояли пушки и пулеметы янычар. Однако вокруг них стояло плотное кольцо оцепления. Янычары знали, что орудия и «гочкиссы» — залог их победы над превосходящими силами врага. И потому дрались отчаянно. Стояли насмерть. Трижды редифы бросались в атаку на холмы — и всюду были отброшены. Кони и люди катились вниз, ломая кости, сворачивая шеи. Крики заглушал чудовищный животный стон, повисающий над полем боя всякий раз, когда редифов отбивали. И они вынуждены были отступать к подножию холмов.
Первые обрушившиеся на янычарскую пехоту курды оказались рассеяны в считанные минуты. Железная дисциплина янычар и длинные штыки на их винтовках остановили бешеный натиск вопящей и улюлюкающей толпы, ведомой шейхами. Снова сплачиваясь в шеренги, янычары открывали ураганный огонь. А когда курды добирались-таки до них, начиналась жестокая схватка. Сабли против штыков. Выстрелы звучали редко — некогда было перезаряжать оружие. Штыками и прикладами янычары отбивали атаки курдов. Когда же те разрывали дистанцию, чтобы через минуту налететь снова, янычары мгновенно начинали палить. Не думая о меткости. Промахнуться с двадцати шагов во всадника, наверное, даже сложнее, чем попасть в него.
Не разбегались курды только из-за страха перед чудовищным Салманом-хади. Под лысым шейхом курдов убили его неторопливого бактриана, однако пешим он дрался не менее ловко. И был беспощаден к тем, кто стремился покинуть бой. После того как он парой взмахов своего меча уложил пятерых струсивших, никто больше в тыл не глядел.
Курды в последний раз обрушились со всей силой на правый фланг янычарской пехоты вместе с толпой нищих наемников. Многие из курдов к тому моменту уже лишились коней. Одни встали в стрелковые цепи, хотя им и не особенно нравилось выполнять чьи-то приказы. Другие же присоединились к жестокой рукопашной в сладковатом дыму курильниц. И им удалось смять фланг янычар. Не рассеять, конечно, эту в высшей степени дисциплинированную пехоту, но именно смять. Конница буквально втоптала в кровавую грязь поредевшие янычарские шеренги.
Салман-хади активно орудовал своим мечом, прорубая буквально просеку на поле боя. И попадаться ему на пути не стоило. Ни своему, ни чужому. В упоении битвы шейх курдов не ведал иногда, что творит. Закованные в сталь янычары разлетались от ударов его меча, будто тряпичные куклы. И ни один из них не поднялся уже на ноги. Курдов же или нищих наемников его тяжелый меч часто разрубал надвое прежде, чем они успевали крикнуть Салману, что перед ним свой. Да и не слышал он обычно ничьих криков.
Однако стоило битве немного сбавить темп, как Салман снова стал настоящим хади. Предводителем. Разум его, казалось, совсем не туманили сладковатые травы из брошенных слугами курильниц. Он сделал знак кому-то из своих воинов — и ему подвели коня. Самого большого, какого только смогли быстро отыскать. Гигант взгромоздился на него. И хотя ноги его почти доставали до земли, и, в общем, вид он в этот момент имел довольно комичный, никто не посмел даже улыбнуться. Знали, чем это может закончиться.
— Курды! — хриплым, но удивительно сильным голосом воскликнул Салман-хади. — За мной! На пушки!
И вся орава курдских кланов, только что вышедшая из горнила чудовищной схватки с пешими янычарами, подчинилась ему. Даже другие шейхи не посмели сказать и слова против.
Редифы Мустафы-баши в очередной раз бросились в атаку на пушки, когда рядом с ними замелькали яркие одеяния курдов. Засверкали их кривые сабли. На скаку курды палили из винтовок. И хотя большого ущерба это янычарским артиллеристам не наносило, однако заставляло быть осторожней и ниже держать головы. А из-за этого работали они куда медленней.
Но вот курдская пуля сразила пулеметчика, лежащего за «гочкиссом» и поливающего атакующих всадников длинными очередями. Затылок его в ту же секунду буквально взорвался. Он схватился за пробитую маску, и агония выгнула его тело дугой. В разные стороны полетели брызги крови, осколки костей. Товарищи откатили мертвеца в сторону, чтобы не мешал. Уже через десяток секунд пулемет застрочил снова. Но эти секунды оказались решающими в судьбе расчета.
Курды буквально в считанные секунды смели людей, защищающих пулемет. Расчет умер сразу же после этого. Однако пулемет остался цел. Курды отлично знали, что это за оружие и на что оно способно.
Быстро спешившийся Салман-хади присел рядом со смертоносным «гочкиссом», уничтожившим столько курдов. Откинул крышку патронного ящика. Тот был заполнен наполовину. Да еще несколько невскрытых ящиков стояли рядом с пулеметом. Патроны янычары явно жалеть не собирались.
— Кто умеет стрелять из него! — крикнул Салман-хади. — Быстро сюда!
К нему подбежали пятеро курдов. По рукаву куртки одного из них стекала кровь, но он совсем не обращал внимания на ранение.
— Разворачивайте его! — скомандовал Салман-хади. — Расстреляйте эти пушки!
Курды, которым в скором времени предстояло стать пулеметчиками, завозились с неповоротливым «гочкиссом». Тот же, что был ранен, присел рядом и принялся забивать патронами из ящика жесткие ленты. Наконец пулемет был установлен под нужным углом. Залегший рядом с ним стрелок завозился с прицелом, прикидывая дальность. Остальные громко советовали то и это, но он просто игнорировал их советы. И вот, наконец, оружие было готово к стрельбе. Раненый курд подсел поближе, но так, чтобы от вражеских пуль его прикрывали пустые патронные ящики. Протянул подающему пару снаряженных лент.
И вот «гочкисс» застучал снова. Стоявшие тут же остальные курды разразились громкими воплями, потрясая над головой саблями и винтовками.
— Аббас-ага, курды захватили наш пулемет, — обратил внимание командира на левый фланг один из янычар личной охраны аги. — И теперь ведут огонь по нашим пушкам с фланга.
— Вижу, — прорычал сквозь зубы Аббас, опуская свой бинокль.
Все он отлично видел и без чужой подсказки. Расчеты обоих его орудий оказались под пулеметным огнем. Надо их выручать. Вот только кому. Все воины, кроме него и охраны, уже сражаются. И пешие. И конные. А проклятые наемники все еще держатся. Более того, курды, взявшие холм с пулеметом, снова садились на коней. Теперь они угрожали флангу врезавшейся во врага кавалерии янычар. Но все-таки пулемет представлял куда большую опасность. А значит, пора самому браться за оружие.
— Спешиться, — велел Аббас-ага личной охране — десятку отборных янычар. Бок о бок с ними он прошел горнило 93-й войны. — Берем их тихо, как русские дозоры под Плевной, — велел он. — Работаем только ятаганами.
Он не видел лиц своих друзей, но был уверен, что под устрашающими стальными масками они улыбаются. Как будто вновь пришли старые добрые времена. Когда не надо торчать в скучном падишахском дворце. А можно вволю поработать ятаганом.
